Анатолий Ярмолюк - Небо для вора

• Название: Небо для вора
• Автор: Анатолий Ярмолюк
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2017

В заштатном городе орудует банда воров-майданников «Ночные вороны». Один из бандитов, по кличке Слоник, случайно крадет Библию. Больше от скуки, чем по необходимости, он начинает ее читать. Но что такое – вера для бандита? В первую очередь это жутчайшая душевная ломка, пересмотр всей своей бандитской жизни и всего своего мировоззрения, горькое осознание того, что ничего путного ты в жизни не совершил, да и совершить было мудрено, ибо как и что ты совершишь, если ты – бандит? А тут еще – на пятки банде и самому Слонику наступает настырный сыщик по прозвищу Амфибрахий. И, кроме того, к герою буквально-таки зримым образом подступает некая тварь по прозвищу Персонаж (по сути – обыкновенный бес-искуситель), который унюхал, что жертва, то есть Слоник, ускользает из его лап, а потому бес нипочем не желает этого допустить. А тут еще – сами друзья-бандиты, видя душевные терзания своего подельника, также начинают сомневаться в его бандитской благонадежности…

---

Ну да ладно: все эти рассуждения – малосущественная лирика. Заметки на полях, как мог бы выразиться тот же самый Филолог.

– Против! – буркнул Абрикос, возвращаясь на место. – Сдались мне эти артисты и разные прочие филологи, чтобы с ними связываться. Одного дурака хватает…

– По поводу твоей последней фразы насчет дурака я обязан привести одну красноречивую параллель, – не вынес прозрачного намека Филолог. – Как выразился некогда великий персидский поэт Хафиз…

– Ша! – опять сказал Никифор. – Как волки в берлоге, честное слово…

– Волки в берлоге не живут, – обратно не выдержал такой филологической неточности Филолог. – Волки, допустим, обитают в логове. А в берлоге живут…

– Бегемоты! – встрял кто-то из бандитов, и вся банда «Ночные вороны» заржала, как стадо лошадей… пардон, как табун лошадей.

Лошади, сдается, не ходят стадами, они обязаны путешествовать табунами. Стадами ходят эти, как их… а, да неважно, кто именно ходит стадами! Пускай кто хочет, тот и ходит!

Вот так!

А банда «Ночные вороны» тем временем будет голосовать по актуальному вопросу – шерстить или не шерстить прибывающих в п-ские суровые палестины артистов.

А я, автор сих строк, буду обо всем этом рассказывать. И вся вам на данный момент филология.

– Я – против, – сказал еще один бандит, по прозвищу Бикфорд, он же Шнур. – Хватит с нас и других фраеров с чемоданами…

– И я – не хочу, – поддержал Бикфорда, он же Шнур, еще один бандит – Коммунист. – Балалаечники – это как-никак культура, а культура должна принадлежать народу.

Дошла очередь до женщин.

В банде «Черные вороны» были две женщины: ту, которую постарше и имевшую черные волосы, кликали Люськой, а та, что помоложе, была рыжеволосой и звалась Азбукой.

В банде «Ночные вороны» присутствовало половое равноправие. То есть – и в деле, и в голосовании, и в дележе добычи обе бандитские женщины были наравне с бандитами-мужчинами, и попробовал бы кто Люську и Азбуку обидеть в связи с их принадлежностью к женскому полу!

Ну да в банде «Ночные вороны» таких легкомысленных личностей никогда и не водилось. Попробовал, впрочем, однажды Бикфорд, он же Шнур, изъясниться нехорошо относительно Люськи… с тех-то пор, между прочим, Бикфорд и носит такое свое двоякое прозвище… ну да ладно, это дело давнее и прямого касательства к данному сюжету оно не имеет.

Ну, а что до Азбуки, то… но об Азбуке потом, другим разом, ладно?

Так вот: дошла демократическая процедура и до женщин.

– Пошли они! – выразилась первой Люська, что означало, что прибывающих в П-ск балалаечников лично она презирает и шерстить не намерена ни под каким видом.

– И я не хочу, – произнесла в задумчивости Азбука. – Пускай они идут куда хотят и играют на своих балалайках. И пускай из-за этого в мире будет хоть чуточку лучше…

– Значит, так, – подвел предварительные итоги Никифор. – Цыган, Филолог, Абрикос, Бикфорд, он же Шнур, Коммунист, Люська, Азбука… лично я также против, чтобы этих артистов шерстить… погодите-ка, а кто еще не проголосовал? Я же ясно сказал – воздержавшихся быть не должно, потому что такой у нас закон! Ну, так кто еще не проголосовал?

Вся банда «Ночные вороны» разом зашевелилась и стала рассматривать друг друга, а затем все разом посмотрели на Слоника.

Слоник был еще одним, последним, участником банды. Последним – в смысле того, что он еще не проголосовал. А так – Слоник был наравне со всеми.

И по всему выходило, что это именно Слоник взял, да и не проголосовал.

Хотя Никифор и понятно выразился: воздержавшихся быть не должно, потому что таков закон. Каждый – или за, или против. Чтобы каждый друг о друге все знал: кто за что голосует, кто о чем думает, кто чем дышит и так далее. Кажется, это называется круговой порукой. Круговая порука – это, по моему мнению, почти то же самое, что и демократия. Разница лишь в том, что… ну да ладно, ладно.

Дело сейчас было не в разнице между круговой порукой и демократией, дело было в Слонике. Дело было в том, что Слоник отчего-то взял и не проголосовал.

Хотя в банде «Ночные вороны» он был таким же самым, как и все прочие.

Да. Вот именно.

– Слоник, – сказал Никифор. – Ты это чего?

– Ты – чего? – сказала и Азбука, которая сидела близко к Слонику, так близко, что касалась своим плечом его плеча, а своими волосами гладила ему щеку. – Что с тобой, Слоник?

– А? – очнулся Слоник. – Это… вы это о чем?

– Насчет проголосовать, – пояснил Никифор. – Все уже высказались. Окромя тебя одного. Так что, значит, давай и ты…

– А… ну да, – сказал Слоник, встряхивая головой. – Я – за… то есть я – против… то есть я – как и большинство… я присоединяюсь к большинству. Как все, так и я…

– Ну, понятно, – сказал Никифор, глядя внимательно на Слоника.

А внимательно он глядел потому, что, во-первых, являлся главарем банды, а, во-вторых, был психологом.

Между прочим, главарь банды и обязан быть психологом, иначе что ты и за главарь, если ты не психолог, ну а коли ты психолог, то ты и обязан глядеть со вниманием – хоть на Слоника, хоть на кого угодно другого.

– Будем считать, – сказал Никифор, – что единогласно… Стало быть – артистов не шерстим. Пускай они себе поют свои куплеты и оратории… пускай играют свои мизансцены… и иные прочие акты.

Само собою, что и куплеты, и оратории, и акты, не говоря уже о мизансценах, появились в лексиконе Никифора после того, как лихая година свела его с Филологом.

Бывает же такое, что, допустим, какой-нибудь один человек пройдет по жизни, затем уйдет, и никакого о нем воспоминания ни у кого так и не останется. А, допустим, другой человек, не успев еще как следует и возникнуть, до того обозначит свое присутствие промеж людей, до такой степени зацепит души тех, с кем он общается, что хочешь ты того или не хочешь, а все едино ты будешь об этом человеке и вспоминать, и выражаться его словесными оборотами, и отчасти смотреть на мир его глазами – и ничего ты с этим обстоятельством поделать не сможешь, как ни старайся.

Филолог, без сомнения, принадлежал ко второй категории. Такая вот, значит, получалась необъяснимая сентенция…

– Ты это чего? – тем временем еще раз спросила Азбука у Слоника.

– Так, ничего, – ответил он. – Накатило что-то… призадумался. Тоска, понимаешь, какая-то… вот здесь, внутри. Будто там плачет кто-то…

– Брось сейчас же! – строго приказала Азбука. – Брось, слышишь! Не время! Потом, когда сделаем дело… потом разберемся, кто и почему там у тебя плачет. А сейчас – не надо. Сейчас надо быть злым, холодным и сосредоточенным.

– Хорошо, – покорно сказал Слоник и погладил Азбуку по волосам. – Потом разберемся, кто там у меня плачет…

– Дурак ты малохольный, – грустно сказала Азбука. – Ой, какой же ты у меня дурак…

Между Слоником и Азбукой были, деликатно выражаясь, отношения. Оттого-то Азбука и сидела рядом со Слоником плечом к плечу, оттого-то она своими волосами и гладила Слоника по щеке, и оттого-то и употребляла она такое интимно-филологическое словосочетание как «дурак ты мой малохольный».

Давние были отношения между Азбукой и Слоником, вот уже лет десять как, а, может, и того больше.

Обычно между бандитами таких долгих отношений не бывает – по разным причинам.

А между Слоником и Азбукой такие отношения присутствовали. Чем-то они друг дружку зацепили, чем-то один одного они к себе притянули: Азбука – Слоника, а Слоник – Азбуку. Зацепили, значит, притянули и друг друга не отпускали… Я понятно разъяснил суть этого лирического хитросплетения?

Ну, тогда двигаем дальше.

Как выразился бы Филолог, шествуем по ходу развития сюжета.

– Итак, – подвел окончательные итоги Никифор, – решено: артистов – не касаемся. Пускай их…

– Да, но как же узнать – артист он или, допустим, не артист? – спросил Коммунист, который был бандитом во всем туповатым.

Он был до такой степени туповатым, что, например, однажды, года полтора назад, сдуру едва не утащил кейс у прибывшего в П-ск здешнего губернатора Барабанова.

Губернатор Барабанов, значит, изображая из себя руководителя демократического пошиба, прибыл в П-ск на попутном московском поезде в окружении целой толпы телохранителей, секретарей и прочего казенного люда, остановился на п-ском перроне и залюбовался п-скими сомнительными, утопающими во тьме окрестностями.

Тут-то к нему и подкатился придурковатый Коммунист, и ухватился за губернаторский кейс. Ну, вы представляете себе картину?

Ой, что после этого было!.. Хорошо еще, что Коммунист вовремя догадался прикинуться припадочным, упал на перрон, пустил из себя пену и принялся изрекать припадочные филологические обороты, а то бы хана дело – и самому Коммунисту, и, могло бы статься, даже всей банде «Ночные вороны», включая сюда и министра отечественных путей сообщения!..

– Как их узнать? – ответил за всех Коммунисту Бикфорд, он же Шнур. – А очень даже запросто! Который, значит, с балалайкой и пьяный, тот и артист. А который трезвый и без балалайки, тот, стало быть, и не артист. Верная примета! Да смотри, не перепутай, убогий!