Владимир Гамаюн - Остров «Недоразумения». Повести и рассказы о севере, о людях

• Название: Остров «Недоразумения». Повести и рассказы о севере, о людях
• Автор: Владимир Гамаюн
• Жанр: Русское современное

Я хочу рассказать читателю о северном сиянии, о реке Колыме и Охотском море, о голубых сопках и хрустальных ручьях, о таёжных дебрях и тундре с голубым оленьим ягелем. О том, как добывается золото и какой ценой оно даётся. Начав писать эту большую северную повесть в рассказах, я решил писать только голую правду, какой бы некрасивой и горькой она ни была, ведь изнанка жизни всегда темней, чем нам хотелось бы.

---

Мне сейчас тоже не хватает воздуха, но у меня уже не хватит сил вдохнуть, поднявшись по солнечным лучам, которые становятся всё тоньше, и их становится всё меньше. Когда оборвётся последний тоненький лучик, мне уже будет не нужен воздух, я останусь на дне уже не жизни, а вечности и буду молить бога не о спасении тела, а о спасении душ.

Друг мой Серёга

С Серым мы познакомились в Магадане на бич-вокзале (автовокзале) совершенно случайно. Бич-вокзал – это место, где временно оседают все прилетающие романтики в надежде на работу, большие деньги и приключения. Ну и, конечно бичи, которых сейчас называют бомжами, и не обязательно это пропащие, опустившиеся люди, чаще это люди, попавшие в трудную жизненную ситуацию. Вот в такой вот ситуации оказались и мы с Серым. Прописки, жилья, работы – ничего этого у нас не было, был только беспросвет и безнадега да ещё те небольшие деньги, которые у нас ещё были.

Позор Магадана и спасательный круг для многих, для кого жизнь прошла мимо. Посёлок «Каменный карьер» у бухты Нагаева. С 1973 года, моего первого приезда в Магадан, здесь ничего не изменилось. (на улице 2017год)

Первое время мы снимали «койки» в каких-то халупах в Нахаловке, на Каменном карьере. Потом перекочевали в какой-то посёлок за городом. Поиски работы пока ни к чему не приводили, никто нас здесь не ждал, а таких, как мы, было хоть забор городи. Как-то на хате, мы познакомились со старателями с Чукотки, они нас накормили, напоили и, что мне особенно запомнилось, угостили вкуснейшим палтусом холодного копчения, больше такой вкуснятины я не едал. Почти все они бывшие флотские, и после разговора по душам они пригласили меня лететь с ними в старательскую артель на Чукотку, обещая сделать пропуск в погранзону. Скрепя сердце я отказался, хотя для меня это было бы большой удачей. Серёгу они не могли взять, по причине судимости, а я уже не мог бросить его одного.

Как-то в поисках работы мы увидали объявление: «Требуется рабсила для работы в тундре, в оленеводческий совхоз». Решив, что мы прирожденные оленеводы и хвосты рогатым крутить сможем, мы рулим по адресу в объявлении. Это оказался институт «Мерзлотоведения». Заходим, находим нужный нам кабинет, на дверях табличка: «Иванов Иван Иванович». Заходим, сидит то ли чукча, то ли якут. Мужик оказался хороший, с чувством юмора, он сначала расхохотался до слез, а потом объяснил, почему ему так стало весело. Действительно, нет ничего смешнее, чем представить нас в роли оленеводов, хотя несколько вопросов он нам всё же задал:

«Сможете ли вы пробежать по тундре несколько десятков километров без перекура?» Что такое тундра мы уже знали, это – не ровное поле и не лужайка, как мы раньше думали, там шагу нельзя ступить, не то что бежать, ноги сломаешь, или в крайнем случае мордой в кочку угодишь, или тем же, но уже в лужу. Думаешь, что под ногой зеленая травка или ягель, а там воды по колено и лед подо мхом.

У чукчи на поясе только нож да за пазухой кусок оленины вяленой, за спиной палка, за которую продеты твои руки. Про баню забудь, привыкай чесаться, пока не достигнешь в этом совершенства, чтоб мог без труда доставать руками до любой части своего бренного, грязного тела, не меняя выражения своего лица, тоже не очень чистого. Приблизительно так объяснив специфику труда оленевода, он выпроводил нас, пожелав напоследок успехов в жизни и в поисках работы, достойной таких чуваков, как мы. Спасибо ему за пожелания и за то, что не взял нас на работу (мы бы ему наработали).

Хотя мы с Серым жили на хате, но на бич-вокзал частенько заглядывали. Было начало марта, и вербовщики все чаще заглядывали в это злачное место в поисках рабсилы. Поступило и нам предложение ехать в поселок Армань, это в пятидесяти километрах от Магадана, на рыбозавод Тауйского рыбокомбината плотниками, а во время путины работать и на рыбе. Это было более чем кстати, потому что денежки у нас кончились, а в начальники или хотя бы в «бугры», никто почему-то не приглашал. Кроме нас набрали и бригаду хохлов из восьми человек. Все, так или иначе, родня: сват, кум, брат, свояк и так далее.

В Армани нам сказали, что отвезут нас на какой-то остров Невезения в Охотском море, ну и ладушки, где наша не пропадала! Хохлы в общаге, в Армани скучковались все в одной большой комнате, и нам с Серым там места не досталось. Мы обосновались вдвоем, в другой комнате, мест было навалом, потому что до путины было еще далеко, и общага практически была пуста. Денег у нас оставались копейки, а наши молодые организмы требовали жратвы. Хохлы сказали, что у них тэж грошей нема, и воны тэж хотят жрать.

Хоть и не очень ладно, но это ещё и не конец света, и проснувшийся в нас здоровый и голодный оптимизм толкает нас с Серым двинуть на поиски пропитания. Благодаря Серёге, а вернее, девчонкам, очарованным наглостью и мужским «шармом» натурального блондина Сереги, мы вскоре шли в общагу, груженые всякой вкуснятиной, среди которой преобладала, конечно, рыба, кета, горбуша и здоровенная зимняя селедк (вкуснейшая). Кажется, что девахи выгребли из домашних холодильников все, что могли, а шестнадцатого марта они же организовали мне шикарный день рождения, мне тогда исполнилось двадцать пять лет.

Немного гордясь своей добычей, врываемся в комнату хохлов, и, мама миа, мы остолбенели! По всей комнате стоят раскрытые чемоданы. В них – пластами розовое сало, яйца, пересыпанные семечками, чтоб не побились, горы лука и чеснока, свиная тушенка в банках стеклянных, домашняя колбаса на столе кольцами в промасленной бумаге, яблоки свежие, будто только что с дерева снятые, дух стоит, как в гастрономе и фруктовом магазине. Хохлы оцепенели, не зная, что сказать, а вид у них был как у нашкодивших котов. Наша добыча показалась нам жалкой по сравнению с тем, что мы увидели. Ну да хрен с ним!!! Всё и так ясно..!

И с этими ходячими чемоданами с салом нам предстояло работать?! Их старшой, Андрюха что-то лепетал, «казав, шо воны хотилы поделиться с нами, тай ни успилы, що усэ будэ гарно, тильки визмить сала». Мы гордо отказались, сказав что их сало нам поперёк горла встанет. Но вернёмся немного назад, в недалёкое прошлое.

Побережье, п. Армань. Мне 25!

После долгих поисков работы в Магадане или за его пределами, на бич-вокзале мы знакомимся с мужичком, мастером из посёлка Армань, который и предлагает нам, так долго искомую работу. Это обычный вербовщик, один из тех, кто поначалу сулит золотые горы, а потом исчезает словно мираж в пустыне, с этими типами я был знаком ещё по Якутии. Там тоже всё шло гладко, но в результате мы с кентами, тоже соискателями на очень приличный северный заработок и приключений на свою задницу, оказались не в самой старательской артели, а в глухой Якутской тайге, на заготовке зелёных витаминов, то бишь сена, для священных коровёнок прииска Ыныкчан. Так что, дети старателей всю долгую Якутскую зиму будут с молоком, а о нас никто и не вспомнит, и молочка этого мы не попробуем, хотя и накосили шестьдесят тонн. Но всё это давно уже в прошлом, и сейчас мы опять внимаем речам какого-то хмыря, описывающего райский, курортный остров Недоразумения, в самом, что ни на есть Охотском море, до которого рукой подать, и который даже виден в хорошую погоду, ежели стать на Магаданской трассе и сделать из своих кулачков сколько-то кратный бинокль. Поскольку нам уже давно по хрену, куда лететь или куда ехать, то мы без лишнего базара, протягиваем свои трудовые книжки, которые, в принципе, никакой роли не играют, и молча лезем в кузов бортового «Газона». Я не упоминаю о бригаде хохлов, с которыми нам пришлось ехать до Армани, а впоследствии и вместе работать. Я просто констатирую факт, что мы с Серым были не одни.

Несколько дней мы провели в Армани, пока оформлялись, за это время мы обошли весь берег, полюбовались нагромождением торосов, ледяной, до самого горизонта пустыней, на самом краю которой, словно караван верблюдов, словно застыл ледокол с идущими за ним в кильватер судами.

Осмотрели мы и цеха для посола селёдки, цеха, в которых готовят всевозможные рыбные консервы, и хотя был как бы не сезон, нас угостили такими консервами, которых на прилавках мы никогда не видели. Но самое главное угощение – это, конечно, была зимняя селёдка, она была малосолёной, очень жирной, очень большой и таяла во рту, и её хотелось всё есть и есть.

Говорят, что такая селёдка из-за малочисленности считается не промысловой, а под запретом она находится потому, что идёт только в Кремль, для слуг народа, и не в обыкновенных, стотридцатикилограммовых бочках, а в бочонках килограмм по тридцать, не больше, и на каждом бочонке бирочка с датой вылова, посола, и ФИО мастера. Вот так-то. Ели мы эту правительственную селёдку и понимали, что у наших слуг народа губа не дура.