Владимир Гамаюн - Остров «Недоразумения». Повести и рассказы о севере, о людях

• Название: Остров «Недоразумения». Повести и рассказы о севере, о людях
• Автор: Владимир Гамаюн
• Жанр: Русское современное

Я хочу рассказать читателю о северном сиянии, о реке Колыме и Охотском море, о голубых сопках и хрустальных ручьях, о таёжных дебрях и тундре с голубым оленьим ягелем. О том, как добывается золото и какой ценой оно даётся. Начав писать эту большую северную повесть в рассказах, я решил писать только голую правду, какой бы некрасивой и горькой она ни была, ведь изнанка жизни всегда темней, чем нам хотелось бы.

---

Уже утром этот старый трахальщик подался домой, просить у жены похмелиться: «Что-то хреново стало, сердце давит, дай, баба, чего-нибудь, ведь есть дома». Та отвечает: «Хрен тебе, блядун старый, иди магазин, открывай, вон и люди уже стоят со сранья, такие же алкаши, как и ты!»

В лавке дядя Саша всё равно подлечился бы, но не судьба, видно, Бог рассудил иначе. Дошел он до своего сельпо, вставил ключ в замок и осел, повалился на бок. И всё! Не стало дядя Саши, старого вояки. Вот тебе и северная пенсия, и обеспеченная старость. Похмеляться вовремя нужно. Мир праху твоему, ты спел напоследок песню свою.

Поездка за крабами

Зимой начинаются шквальные ветра, им негде остановиться, вокруг небо и лед. Они обрушиваются на наш островок, срывая крыши и унося далеко в море все, что можно, отрывая ледяные поля десятками километров, громоздя торосы и размалывая их в ледяную кашу. В такое ненастье сидеть лучше дома, какать в ведро, потому что не дойдешь до сортира, да и как потом выяснилось, его унесло в море километра за три. Что интересно, это то, что ни одна дощечка не оторвана, а двери аккуратно «застегнуты» на все «пуговицы», то есть закрыты на вертушки. Чудеса! Но свое «дерьмо» никто не понесет за три километра в тот гальюн, поэтому чекернули тросом, притащили и опять взгромоздили этот мавзолей на пять толчков на старое место, до следующего шторма.

Сидим как-то, бухаем, на улице морозяка, шторм стих, ветра нет. Серый бренчит на гитаре, дым в комнате коромыслом, гвалт. У нас в гостях был абориген из числа тех, кто любит выпить, «да денег нет». Чтоб как-то отблагодарить нас за пойло и заслужить право на дальнейшую попойку, он предлагает смотаться по льду на его «Урале» километров за пять за остров на краболовки. Они там у него давно стоят и наверняка забиты королевским крабом под завязку. Мы представили полное эмалированное ведро одних клешней размером с человеческую руку (ну приврал маленько), крабовое мясо под водочку, налили ему за его благое намерение стакан и благословили на промысел. У меня же, как всегда, шило в заднице сидит, и я кричу: «Погодь, я с тобой!» Вдвоем, конечно, сподручнее, что и говорить, завели мы «Урал» и погнали по шероховатому льду Охотского моря.

Ехали, орали песни, как чукчи, что видим, о том и поем, выписывали кренделя, пытаясь пустить мотоцикл юзом. В луче фары я увидел впереди темную, почти черную полосу. Пока я «въезжал», чтобы это значило, абориген резко взял руль вправо, в сторону коляски, а я от неожиданности кувыркнулся на лед и затормозил костями и своей мордой у кромки льда. Впереди, насколько можно было видеть, была открытая вода. Во время шторма ветром оторвало ледяное поле, и луч фары освещал только ледяную свинцовую воду Охотского моря с мелкими барашками волн. Представив, какая смерть ждала нас в той пучине, у меня пошел мороз по шкуре и малахай приподнялся на башке.

Назад домчались быстро, боясь, что может ещё кусок льда оторваться, но уже вместе с нами. Я повторюсь если напомню уже про, уже не первый трагический случай, но: – За несколько лет до нас таким образом под лед ушли четыре машины. Они ехали на остров по промеренной ледовой дороге и вдоль ее вешки стояли. Выгрузив продукты и еще там чего-то, загрузив бочки с селедкой, они двинулись в обратный путь. Под действием течений и ветра вокруг острова образовались громадные трещины – туда и ушли грузовики один за другим. Лед опять сомкнулся, капкан захлопнулся. Никогда и никому море не прощало ошибок. Его можно любить или ненавидеть, но его нужно понимать и остерегаться. Только идиот, кретин ничего не боится.

Женская баня

Человеку лень чесаться, поэтому он ходит в баню. Это нужное мероприятие для тела и крепости духа. Я не расскажу тебе, как правильно хлестаться можжевеловым веником. Это хорошо, но не интересно. А вот когда у нас в воскресенье женская баня, когда толпа распаренных обнаженных женщин, не обращая никакого внимания на зрителей, которые заняли все вакантные места за сугробами около бани, это «кино» ещё то. Здесь есть и мужики, чьи жены сейчас барахтаются в снегу, но они пришли поглазеть на чужих баб и на молодых рыбных технологов, девчонок, которые пока визжат громче всех, и прикрывают лобки и соски грудочек, изображая стыд и невинность. Увы! Зрелые женщины более откровенны, им ведь не впервой, да и есть, слава богу, что показать, чем погордиться. Смотрите, мужичье, любуйтесь! Знайте, сволочи, что лучше наших баб не бывает в природе. Смотрите на наши груди, бедра, попки и лобки курчавые. Куда до нас каким-то вербованным лахудрам, да и ваши мы, родные! Берегите нас, любите нас!

Все это, кажется, витало в морозном воздухе: бесстыдство и целомудрие, опаска и доверие к нам. И мы были благодарны нашим женщинам за этот маленький стриптиз под полярным небом, усеянном звёздочками зарождающейся молодой любви, на маленьком островке, затерянном в просторах Охотского моря, на самом краешке Вселенной. В этот вечер в домах рано погаснет свет, а скрип кроватей подтвердит, что маленькая женская хитрость удалась, и цель достигнута. Теперь мужики надолго забудут о вербованных «давалках», как о тяжком, но уже прощённом грехе, и в семьях вновь будут мир и лад. И младые, незамужние девахи, рыбачки и технологи сегодня тоже одни спать не будут, увезли вербованных, и они опять любят и любимы! Они тоже уже простили нас и сделали нам ещё один праздник, а уж мы не подведём, глядишь, к весне и кто-то из девчат с «икоркой» будет, ну а кто-то к той поре, с божьей помощью, и отнерестится. У нас тоже всё как у людей, только вот места маловато, потому всё и знам. Ещё хочу сказать: да, правда, людей и земли у нас маловато, но это всё наше, а море? Оно и даёт нам жизнь, потому мы и есть люди моря, его дети.

А это дело, было летом

RS. Единственным человеком на острове, обладающим правом безназанно и бесстыдно глазеть в незакрашенные окна женской бани, был водовоз Толя. Человеком он был, как сейчас говорят не совсем адекватым, высок ростом, худ телом, и кое кто из молодух под большим секретом, (для всего острова) баял о его половой мощи, ибо больше пяти минут «её подруга» якобы выдержать не смогла. Когда его в первый раз застукали под окном бани, все бабы, и стар и млад, прикрываясь деревянными шайками дружно высыпали на улицу, дабы всыпать этими же шайками бесстыжему греховоднику.

Толя не убегал, он даже обрадовался их появлению и только с восторгом и восхищением, широко раскрыв глаза разглядывал женские прелести. Когда его попытались побить, опять теми же шайками, вышла небольшая заковыка. Шайку ведь нужно было с начала отнять от, так тщательно прикрываемого сокровенного места, а Толя только и ждал этого момента. Постыдив и поматерив по матушке этого равратника, бабы проигравшие эту небольшую войну, стали отступать на исходные позиции, уже прикрывая шайками, свои розовые пышные тылы. А тут, как на беду, с бутылками зелена вина, в кусты за баню торопилась толпа мужиков, у них там был оборудован стол из большого плоского камня, а вместо стульев валуны да брёвна плавника, и даже от ненастья был сотворён небольшой навес из рубероида.

Увидев толпу голых женщин, они раскрыли от удивления рты, и чуть не пороняли драгоценную влагу. Вот это была картина! Островные мужики вовсю глазели на молодых девчёнок с рыбозавода, а их жёны по началу онемев от такой наглости, а потом забыв о том что они совсем «Ню», размахивая шайками кинулись на своих благоверных с воплями. Типа: «Чо козёл старый, на молодую потянуло»? От такого неожидного нашествия Амазонок, мужики рванули вверх по склону, верно рассудив что на самую верхотуру, на обозрение всему острову своих пыщных задниц, и того, чего и вовсе нельзя никому показывать окромя родного мужа негодяя, и старого гинеколога.

Быстро опомнившись, и поняв что и битву за нравственность проиграли и смешного позору огребли по полной, женщины толпясь ринулись в двери бани. Когда напарившись, намывшись и насмеявшись над своей дуростью они вышли на улицу, где на оглоблях своей телеги с бочкой, поджидая их, сидел всё тот же Толя, нимало не мущаясь. «Вы бабы на меня не ругайтесь, не то ваши мужики узнают много интересного про вас «Недотрог». Вот так дурак, простак!

– «Вы-то каждую ночь с мужиками «тешитесь», а мне что? Своему мерину под хвост «заехать»? Вы все меня хоть и считаете за дурака, но я ведь тоже человек, мужик. А вербованными я брезгую, пусть их Филипыч «пялит», а мне это дело за падло. Скоро полечу домой женится, а пока потерпите, от вас не убудет если иной раз на вас и погляжу, а то что болтают обо мне на острове, не верьте, я ещё в жизни женщину не имел. Вот тут-то бабы и поняли свою промашку в суждениях о человеке с которым за столько лет не удосужились даже поговорить, поинтересоваться. А ведь как трудно нормальному человеку, быть отщепенцем, изгоем и совсем одиноким. Поверьте мне на слово. А мы все заняты своими делами, своими проблемами, и даже поговорить с человеком который рядом с тобой, всё недосуг.