Вета Ножкина - Небо на ниточке. Роман-дневник

• Название: Небо на ниточке. Роман-дневник
• Автор: Вета Ножкина
• Жанр: Русское современное

Ты сам решишь, дорогой читатель, надо ли тебе знать о болезни, наименование которой боятся произносить вслух. Но помни, что не думать о чём-то плохом – ещё не значит оберечь себя. Героиня романа Анна ищет и находит формулу от недуга, прощупывая каждый миллиметр жизни, подсказывая, что тебе стоит изменить, чтобы жизнь пошла по другому сценарию. Эта книга – предупреждение. Эта книга – оружие. Она пригодится тебе, если придётся сражаться за жизнь близких или собственную с врагом по имени рак.

---

Потом я сбросила сообщения Серёжке, Насте, Богдану и Гале.

Перед определением в химиотерапию мы договорились постоянно быть на связи с Галей. Она провела заочное обучение всех моих близких – что нужно делать, как мне помочь на расстоянии перенести легче химиотерапию. В назначенный час они, но каждый на своём рабочем месте, должны были начать дышать вместе со мной, помогая лекарству быстро распределиться по отведённым каждому фрагменту организма, и также быстро и аккуратно прочистить чистой водой и чистыми мыслями этот орган. На Гале было самое сложное – печень.

Я настроилась читать и слушать приятную музыку, среди которой были загружены записи хоровых песнопений духовной капеллы моей знакомой из Литвы, и песни моих друзей.

Вливающаяся в меня жидкость через два часа стала вносить свои коррективы. Примерно через час я поняла, что не могу слушать музыку и читать не могу – буквы съезжаются и разъезжаются. Потом стало подниматься давление, закладывать уши. Я сообщила об этом зашедшей Бану.

– Надо вытерпеть, – строго взглянула она, поправила моё покрывало и вышла.

Рядом лежали такие же, как я. Различие наше было только во времени вливания. Из коротких перебрасываний фразами больных я немного начала просвещаться. Красную жидкость, или как её называли «красная шапочка», вливали тем, у кого проблема с молочкой и лёгкими. Быстро – максимум полчаса, и – в палату. Были и те, кому вливали всего один флакон, но очень медленно. В основном же приходили на промывку – это уже те, кого откапали химией в предыдущие дни, теперь им нужно было вымывать специальными растворами поступившую в организм химический спасительный яд. Тоже недолго – по полчаса.

Я чувствовала, что мой мозг разжижается, разъезжается, стало трудно соображать. Музыка раздражала наушником ушную раковину. Голова кружилась.

– Надо вытерпеть… – начала приказывать себе я, – Надо вытерпеть…

Как в тумане прошли последующие четыре часа. Открывая глаза, я видела сменяющихся женщин, мелькающие их халаты, и потолок.

Сквозь потолок, казалось, видно небо и всю мою прошлую жизнь – урывками, фрагментами, эпизодами… Уже стемнело за окном. Уже я лежала в процедурном одна. Периодически заглядывала Раиса Алексеевна, спрашивала, чем помочь. Бану Ануаровна зашла в последний раз, когда мне поставили в капельницу пятый флакон. Сказала, что основное позади.

Уже вечером пропустили Настю. В процедурный посторонним запрещено заходить. Но её впустили, ведь уже всё равно никого здесь не было, кроме меня. Я не могла ничего произнести. Боялась испугать дочь своим видом и понимала, что ничего не могу сделать, ничего не могу сказать, ничего не могу изменить, ничего не могу скрыть. Сильно кружилась голова. Слёзы текли из глаз тихо и у меня, и у Насти.

Когда прокапали последнюю дозу, Настя помогла мне подняться. Голова не слушалась, стены плыли, ноги путались…

В палате был Богдан. Он тихонько разговаривал с Раисой Алексеевной…

Так закончился мой первый день другой жизни.

Ночью кружилась голова, мысли путались, но какими-то островками выплывали образы – детей, мужа, друзей… Странно, но среди образов не было ни сестёр, ни матери. Отдельно, в стороне стоял папа. Он смотрел мне прямо в глаза. А потом остановился поезд, и папа запрыгнул в него… В какой-то момент мне казалось, что я тоже иду к этому поезду, но потом открывались глаза… Я слышала лёгкое посапывание Раисы Алексеевны и снова катилась вслед за головокружением.

До рассвета думалось о разном – о том, что уже многое в этой жизни узнала. Да и дети выросли. Жаль, что Серёжке я не родила сына… Но нашими общими детьми стали песни, которые уже в жизни с Серёжкой обрели слушателя. Он подхватил наше общее дело. И даже в последнее время стал чувствовать уверенность в том, что мы делали. Он активно продолжал вести вечера с бардами. Поэтому я успокоилась – мой уход не станет предельно тяжёлым… Но где-то глубоко-глубоко я думала: «Ещё вот это не доделала, вот это не досказала, вот это, это… Потому и просила высшие силы – оставить мне ещё жизнь, чтобы завершить, доделать, ещё что-то досказать детям, Серёжке».

На второй день после химии Раиса Алексеевна заняла мне место в процедурном на промывку. Промывкой здесь называют капельницы с физраствором, витаминами, а кому-то и с препаратами, поддерживающими работу сердца. Процедура длится недолго – тридцать, сорок минут. У меня очень сильно кружилась голова и лежать столько времени на спине я просто не смогла бы, поэтому оттягивала поход на промывку до последнего. Пришла врач.

– Вы молодчина! Первый шаг сделали. Теперь надо набраться сил, чтобы выдержать воздействие препарата. Платина очень токсична, поэтому нужно делать всё, чтобы она теперь побыстрее высвобождалась из организма. После промывки придёт тошнота, но чтобы сгладить её, я назначила вам соответствующие лекарства. Сегодня вам их введут вместе с капельницей на промывке, а после, уже дома, будете принимать этот препарат в таблетках, – и протянула мне записанное на листке название препарата.

– Да, и ещё… заведите блокнот. Записывайте всё, что получаете… И не удивляйтесь, что немного память будет подводить – это тоже воздействие платины, ведь костный мозг страдает в первую очередь.

Мне было и тревожно за результат, и одновременно, я испытывала заботу моего врача, вселяющего уверенность. Когда я смотрела на неё, такую молоденькую, в первую нашу встречу, меня брала досада, что такой неопытный специалист будет вести мою историю болезни. Но теперь я испытывала уважение к ней и предельное доверие.

– Анна, что вас сейчас беспокоит? – спросила Бану Ануаровна.

– Голова кружится, …тяжелые ощущения в правом боку…

И я перечисляла все симптомы, которыми, как в горн, трубил мой рассыпающийся организм. Бану внимательно слушала и объясняла – почему происходит то или это…

– Завтра утром сдадите кровь на эритроциты, посмотрим картину крови… А сейчас соберитесь и надо принять промывку. Можно лежать во время процедуры на боку – насколько это возможно…

В процедурном кабинете сегодня никого не химичили, всех только промывали. Женщины изредка переговаривались – тихо, почти шёпотом. И эту тишину прервал вопль молодой девушки, которую положили на боковую кушетку:

– Чего вы так неосторожно! Мне же больно…

Она истерично вопила. По её искаженному лицу было видно, что ей действительно очень больно. Медсестра обходительно и предельно вежливо попыталась успокоить больную:

– Я вижу, Мира, что у вас ушли вены. Давайте попробуем вставить катетер, ведь у вас ещё три дня промывки – это будет куда лучше, чем каждый раз искать вену.

Мира закрыла лицо свободной рукой, всхлипнула, выдержала паузу и кивнула головой.

Мира – самая молодая из всех пациентов. Её худая смуглая фигурка вызывала у меня щемление, и я, сглотнув то, что можно было собрать в сухом рту, отвернулась, чтобы никто не увидел слёз. Было жалко её, было жалко себя, было жалко всех женщин, которые здесь сейчас лежали на кушетках и смотрели в потолок, где каждая видела или воображала что-то своё, где по прожженным химией венам вливали промывку, чтобы оставить организму надежду на какой-то отрезок жизни.

Мне казалось – я вижу сквозь белёный потолок облака своего детства, свою юность, когда я была такой же, как Мира. Тогда было всё впереди, и я даже не задумывалась над тем, что всё может как-то так повернуться, что уже что-то в мой сценарий жизни не впишется. Когда приходили заболевания, была уверенность, что это пройдёт. А теперь все вокруг тебе говорят, а если не слышишь, показывают – здесь ты совсем рядом с другим миром, куда всего несколько шагов. И тяжёлая фраза одной из больных «это никогда не пройдёт» вызывала страх.

Немного позже, пока санитарка мыла полы в палате, я вышла в коридор, где на кушетке, обняв ноги худыми руками, сидела Мира. Я села рядом.

Мира первая начала:

– Меня Мира зовут… А я видела – вас вчера химичили, и как вы по коридору еле шли. Это вам дочка помогала? Как вы сейчас?

Она выпаливала вопросы, и было видно, что её немного трясёт и, может, от этого она пытается быстро говорить.

– Да… пойдёт… А ты здесь давно?

– У меня уже восьмая химия… Я уже здесь, как прописанная…

Мира помолчала, глядя в пол, а потом, совсем неожиданно, быстро и уверенно сказала:

– А меня сегодня парень бросил…

Она посмотрела куда-то сквозь меня, на секунду замерла, а потом добавила:

– Ничего! Я здесь не одна такая… Не у всех мужья-то выдерживают. А он мне говорит – «прости, ты уже почти год болеешь, а мне родители говорят, что надо искать невесту здоровую»… А у вас есть муж?

Я кивнула, а она продолжила и уже не обрывочное прощупывание, а свой рассказ. Здесь ведь у каждого – своя история.