Джошуа Купер Рамо - Седьмое чувство. Под знаком предсказуемости: как прогнозировать и управлять изменениями в цифровую эпоху

• Название: Седьмое чувство. Под знаком предсказуемости: как прогнозировать и управлять изменениями в цифровую эпоху
• Автор: Джошуа Купер Рамо
• Жанр: Публицистика
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-94479-8

Впервые теория, рассматривающая труднопрогнозируемые редкие события и их влияние на окружающую действительность, была описана Нассимом Талебом в книге «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости» еще в 2007 году.

Спустя 10 лет эта тема по-прежнему актуальна. Мир охвачен террористической угрозой, волны беженцев наводняют Европу, нестабильная экономическая ситуация и неожиданные результаты выборов вызывают панику населения. В то же время корпорации продолжают зарабатывать все новые миллиардные состояния, а ученые делают возможными достижения в области медицины. Книга «Седьмое чувство» – это новое осмысление исторических сил, сотрясающих наш мир, и того, как мировые лидеры, бизнес и каждый из нас может с ними справиться.

Эта книга не просто изменит то, каким вы видите мир. Она даст вам возможность самим изменить его.

---

Нас всех ждут моменты – самые ужасающие и чудесные, – когда случатся вещи, которые ни одна наша старая идея и ни одно старое чувство не сможет объяснить. В последние годы было достаточно примеров подобного шока. Внезапные террористические акты. Экономики, ни с того ни с сего отступившие назад. Роспуск старых правительств и развал легендарных компаний. Седьмое чувство объяснит, почему это происходит. Как сотни лет назад потребность в свободе или промышленности была энергией, видимой только некоторым революционерам, так же и мы сейчас, вероятнее всего, глухи к запросам эпохи сетевых коммуникаций.

Способность слышать эти глубокие изменения аккордов в истории всегда была отличительной чертой лидерства и успеха, особенно в революционные периоды. Взять хотя бы Карла Вильгельма Фердинанда, герцога Брауншвейгского, сошедшегося в схватке с самим Наполеоном на полях Йена в месте, известном сейчас как Центральная Германия, в октябре 1806 года. Карлу был тогда 71 год. Он считался одним из самых бесстрашных солдат своего времени, одержавшим ряд блестящих побед. Он окинул взглядом залитые солнцем поля близ реки Зале в тот осенний день и предвидел уже скорый несомненный успех. Численность его войска превосходила наполеоново в два раза. Воины его были мастерами тонких техник Фридриха Великого, тактики, которая обеспечивала победу в куда более опасные моменты. Но Наполеон, которому только исполнилось 37 лет, глядел на ту же волнообразную землю, изучал ту же выстроившуюся армию и увидел нечто совершенно иное и до смерти верное: сцепленный ряд смертоносных орудий, которые могли быть разбиты его артиллерией.

В курсе французской истории говорится, что на следующий день герцог Брауншвейгский был ослеплен выстрелом из французского мушкета и умер от потери крови. Это была поэтичная смерть. Как и очень многие генералы, которые пали под натиском Наполеона в последующие годы, герцог совершенно не замечал энергии, отчетливо видимой и доступной лихим революционерам. Европейские соперники Наполеона ни перед чем не устрашались и не преклонялись так, как перед особым, мистическим видением императором поля битвы. Он мог взглянуть и увидеть возможности, гарантии даже, ускользавшие от старших, знаменитых людей. Они называли его великолепный взгляд «coup d’oeil» – моментальное осеняющее видение энергетических волн. Он видел силы и факты, недоступные его врагам в силу привычек их разума и ограниченности их воображения. Великий прусский военный стратег Карл фон Клаузевиц, помещенный в заключение Наполеоном во время резни в Йене, посвятил это время сбору записей для своей классической работы по западной стратегии – «О войне». «Гений, – писал он позднее, – выше правил». Мастерство в стратегии, объяснял фон Клаузевиц, не является результатом стальной отваги, геометрических расчетов или даже везения, как считали более ранние писатели. Оно скорее происходило из обладания видением, позволяющим различить тайно бегущие линии энергетического поля, мгновенно делавшего старые методы неуместными и ужасающе опасными. Это актуально и сегодня. Стратегический гений бизнеса, политики или войны предстает сейчас перед аналогичной картиной, смотрит на мир и в одночасье видит потенциальную энергию информационных взаимосвязей. И то, как их раскрыть.

Историки, изучающие длинное многовековое движение человечества, часто делят время на «исторические» эпохи, в которые цунамиобразные изменения устраняют старые порядки, и на более спокойные периоды, в которые время безмятежно, как тихое озеро. Это разница между жизнью в Варшаве в, скажем, 1339 году и в 1939 году. Первый период был умеренным и спокойным; второй был ужасно «бодрым». Исторические моменты, такие как 1939 год, отмечены фактом того, что изменение находит тебя. Твоих детей поглощает мировая война. Твою деревню стирают с лица земли. Твое здоровье трансформируется с наукой. Палеонтолог Стивен Джей Гулд называл этот марш хлестких изменений «прерывистым равновесием» – когда мир перескакивает из одного состояния в другое и никогда не возвращается назад. Он в основном говорил о вымирании динозавров, но мы находим эту идею полезной и в историческом плане: например, в отношении Великой французской революции 1789 года, обусловившей появление огромных добровольческих армий беспрецедентного размера, которые Наполеон затем вел с собой на войну. «Смотря на ситуацию таким обыденным образом, люди рассчитывали иметь дело всего лишь с серьезно ослабленной французской армией», – объяснял позже Клаузевиц, комментируя комфортабельный, банальный взгляд, бытовавший в большинстве монарших дворов. Кто может командовать в эпоху «свободы, равенства и братства»? – задавались вопросом враги Франции. Эта страна выглядела слабой, легкой мишенью. Но европейские лидеры не учли дух революции. Она ускорила развитие Франции, вдохновила ее граждан, когда те были призваны к оружию. Началась эпоха промышленной войны. «В 1793 году, – писал фон Клаузевиц, – появилась сила, поражающая воображение». Равновесие сил пошатнулось.

Складывается впечатление некоей неизбежной прерывистости в том, что происходит с нами и сейчас, а именно в определении некоего известного периода в конце одной эпохи и в выделении в начале новой эпохи как бы периода, отмеченного курсивом. Действующие импульсы и взаимосвязи осознать всецело мы не можем, не можем их пока и контролировать. Наше воображение также подвергается атаке. Регулярно. Эти силы, должно признать, устраняют существующую систему. Но они же создают и новую.

Наша проблема в том – как научиться видеть и старое, и новое в одно и то же время. Способность видеть реальное столь же важна, сколь знание принципов работы виртуальных взаимодействий. Способность чувствовать реальный мир автомобилей, школ и истребителей и мир искусственного интеллекта, данных ДНК и компьютерных вирусов и знать, что коммуникационные потоки протекают сквозь все перечисленное и между ними. Технологический оптимизм с его летающими машинами – не самый подходящий настрой для нашего времени, но и упрямый озлобленный пессимизм нам тем более не подходит. Нам нужна возможность созерцать изменяющийся мир трезво, даже холодно, и знать, чего мы хотим в политике, экономике, военном деле, инновациях, генетике и любой другой смежной дисциплине. К сожалению, это не произойдет по подобию щелчка выключателя и следующего за ним перехода из нынешнего состояния в какую-нибудь Футураму. Наше будущее будет походить на изолированный технологический рай меньше, чем на переплетение реального и виртуального. Это не будет эпохой, в которой мы целиком растворимся в виртуальной реальности, – не будет эпохой, когда мы, допустим, будем жить по ту сторону шлема Oculus Rift или в тлетворном антиутопичном мире романов вроде «Первому игроку приготовиться». Скорее будет так, что реальный и виртуальный миры объединятся. Мы будем дополнены нашими соединениями так же, как реальность дополняется смарт-очками HoloLens и Magic Leap. Представьте, к примеру, культовый роман «Лавина» Нила Стивенсона, в котором персонажи свободно перемещаются между сетью и городом. Или элегантный дизайн видеоигры «Ingress», которая привлекла сотни тысяч игроков к игровой платформе, наложенной прямо поверх городов за последние несколько лет.

Эти культурные ориентиры имеют значение. Они являются путеводными знаками для чувствительности времени всеобщей взаимосвязанности, так же как танцы Нижинского в XX веке и поэзия Гете в XIX веке были проводниками в модернизм. Великое искусство революционной эпохи формирует привычки разума; оно выражает надежды, страхи и инновации. Знать Кокошку, Климта, Малера и Музиля значит обладать энергией Вены 1900-х годов. В наши дни долговечное искусство – работы, шокирующие, расстраивающие, вдохновляющие нас, – будет сделано в виртуальной или измененной реальности. Оно будет держаться сотни лет, и лучшие его образцы сообщат будущим поколениям чувство невероятного напряжения и послужат им в качестве небывалой забавы. Тот совет моего друга о Китае – воспринять неразрывно и язык, и культуру – применим и к иностранному государству будущего. Нам придется свободно владеть и новым языком сетей, и их культурой.

Многие из нас уже начинают справляться с этим. В повседневной жизни мы постоянно скачем туда-обратно то в виртуальное, то в реальное, отрывая глаза от экрана и переводя взгляд на улицу, используя наши реальные пальцы для управления виртуальными запросами суши, билетов в кино или результатов футбольных матчей. Наше здоровье, наша музыка и наши финансы идут по тому же пути. Видеть одновременно и реальное, и виртуальное, видеть, как они перемешиваются и испытывают взаимное влияние, действительно требует развития новой чувствительности. И пусть даже это новое чутье и будет повсеместным, но по крайней мере сейчас оно должно получить определение, быть исследованным и выученным каждым из нас. (Оно также должно преподаваться новому поколению в новых школах по новым методикам.) Подобное мироощущение сделает нас такими, как Наполеон, взирающими на поле битвы и применяющими потенциал промышленной войны. Или как Эйнштейн, достигший глубоких, невидимых физических истин, оставив позади Ньютона. «Эти правила нельзя постичь логически, – писал он позже о квантовых переходах, приведших его к теории относительности, – а лишь интуитивно». Все мы последователи этих двух людей. Мы вели свои войны по убийственно промышленным правилам Наполеона. Мы исследовали Вселенную исходя из теории относительности. Но другие должны были пойти вперед. Они должны были показать нам, что нам нужно было, чтобы научиться видеть.