Александр Грин - Морские волки. Навстречу шторму (сборник)

• Название: Морские волки. Навстречу шторму (сборник)
• Автор: Александр Грин
• Издательство: ЛитагентКлуб семейного досуга7b51d9e5-dc2e-11e3-8865-0025905a069a
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2015
• ISBN: 978-966-14-9013-9, 9789661490122

В сборник вошли следующие произведения:

Юрий Лисянский – Путешествие вокруг света корабле "Нива" в 1803–1806 годах

Александр Бестужев-Марлинский – Мореход Никитин

Константин Станюкович – Беспокойный адмирал

Борис Житков – "Погибель"

Борис Житков – Вата

Борис Житков – Механик Салерно

Александр Грин – Бегство в Америку

Александр Грин – "Бегущая по волнам"

Николай Трублаини – Шхуна "Колумб"

Виктор Конецкий – О матросском коварстве

Виктор Конецкий – Невезучий Альфонс

Виктор Конецкий – О психической несовместимости

Виктор Конецкий – Сценаристы и режиссеры в море

---

Набережная в городе придает ему важный вид. На ней выстроены прекрасные здания, принадлежащие европейским купцам. Из них английская и голландская фактории могут быть названы великолепными. Что же касается строений, принадлежащих собственно китайцам, то и самые лучшие из них довольно невзрачны, а о домах бедных китайцев уже и говорить нечего. Многие из них не имеют другого отверстия, кроме двери, которая завешивается циновкой или тонкими ширмами из бамбука. Богатые дома состоят из нескольких четырехугольных вымощенных кирпичом дворов, на которых у стен строятся беседки, где ставятся стулья, столы и горшки с цветами или плодовыми деревьями. В других посредине устраивается небольшой пруд или ставится большая глиняная чаша для золотых рыбок, доставляющих имеющим их китайцам большое удовольствие. Такие дома состоят большей частью из двух помещений и несколько походят на раскинутые палатки. Верхний этаж китайского дома можно считать внутренними покоями, в которых живут женщины, если нет особого сераля. Следовательно, вход в них для всех воспрещен. Китайские храмы, которых здесь великое множество, мало украшают город. Даже самые большие из них (об одном из них упомяну впоследствии) по своему внешнему виду не заслуживают особенного внимания.

Хотя некоторые путешественники пытались определить число жителей Кантона, мне кажется, это нельзя сделать без большой ошибки. Торговля с европейцами заставляет стекаться в этот город множество людей во время пребывания купеческих судов. В отсутствие же их число жителей значительно уменьшается. Летом праздные люди уходят во внутренние части провинции и работают на полях вместе со своими родственниками, а в городе остаются только обыватели и те, все богатство которых состоит из малых, покрытых циновками лодок. Эти бедняки вынуждены искать себе хлеб насущный на воде, так как на берегу ничего не имеют. Таких людей в Кантоне, как уверяют, великое множество, а река Тигрис ими наполнена. Иные промышляют перевозом, другие же внимательно следят за тем, не будет ли брошено в воду какое-нибудь мертвое животное, чтобы подхватить его себе в пищу. Они ничего не упустят из того, что упало в реку. Многие из них разъезжают между кораблями и достают железными граблями со дна разные упавшие безделицы и продают их, доставляя тем себе пропитание.

Кантон можно разделить на две главные части: внешнюю и внутреннюю. В последнюю никто из иностранцев не может войти, ибо в ней живут наместник провинции и все знатные чиновники. Этот город относится к числу первых торговых городов в мире. Кроме европейских и американских кораблей, которые ежегодно вывозят отсюда до 30 000 тонн разных товаров, вся Индия и морской берег до Малакского пролива ведут с ним торговлю. Вследствие чрезвычайной многолюдности здесь ни в чем не может быть задержки, даже если бы упомянутое число приходящих кораблей удвоилось. Погрузка и выгрузка товаров в этом городе производится с удивительной скоростью, лишь бы не вмешалось правительство. В таком случае неминуемо должна последовать несносная медлительность. Кантонские начальники, вместо надлежащего наблюдения за порядком торговли, весьма выгодной для их государства, заботятся только об изыскании способов грабежа для своего обогащения. Во всей Китайской империи существует полное рабство. Поэтому каждый вынужден смириться со своей участью, как бы она ни была горька. Первый китайский купец – не что иное, как казначей наместника или таможенного начальника. Он обязан доставлять тому или другому все, что только потребуется, не ожидая никакой платы. Иначе его спина непременно почувствует тяжесть вины. Заметим, что в Китае никто не избавлен от телесного наказания. Мало того, каждый может наказывать как ему вздумается всех, кто ниже его по сословию. В седьмой главе путешествия Барроу[178] сказано, что всякий государственный чиновник от 9 до 4-го класса имеет право наказывать бамбуком младшего после себя, а император предоставил себе честь наказывать своих министров и чиновников первых четырех классов. Известно, что покойный император Киенг Лон[179] приказал однажды высечь двух своих совершеннолетних сыновей, один из которых, кажется, теперь царствует. Поэтому неудивительно, что подчиненные в Кантоне слепо повинуются своим начальникам и безмолвно удовлетворяют их алчность, особенно когда большая часть их личных убытков связана с иностранцами, на товары которых можно налагать цену по произволу.

Из Кантона вывозится в основном чай, а затем: китайка, шелк, фарфор, ревень и пр. Чаем нагружаются все суда, особенно английские, которые обычно остальных товаров, исключая ревень, берут понемногу. Главный же ввоз состоит из мехов, тонких сукон, шерстяных материй, олова, жести и испанских талеров[180]. Последние предпочитают всему остальному, так как на них можно легко дешево купить лучшие товары. Меха же, напротив, так непостоянны в цене, что заранее никто не может знать, сколько за них получит, особенно потому, что теперь с ними ежегодно приходит множество кораблей из Американских Соединенных Штатов. Этим летом на них привезено до 20 000 морских бобров, проданных от 17 до 19 пиастров каждый. Последняя из этих цен была оплачена чаем, а первую мы получили потому, что одну половину брали товаром, а другую деньгами. Такая дешевизна связана не только с большим привозом, а в основном – с грабежом таможенных чиновников. Они присваивают себе право выбирать на каждом судне самые лучшие меха или договариваются с купцом, покупающим груз корабля, сколько тысяч талеров ему следует заплатить за то, чтобы он отказался от этого насильственного выбора. С нашего Луквы было взято 7000 пиастров. Столь непростительная наглость, вместе с пошлиной и другими издержками значительно снижают цену товара, и продавцы часто остаются в убытке.

Вся иностранная торговля находится здесь в руках одиннадцати человек – гонгов[181], кроме которых никто не может купить иностранные товары. Как только судно придет в Вампу, хозяин его извещает упомянутых купцов о привезенных им товарах и выбирает из них одного, кто станет поручителем за его поведение и исправную уплату пошлины. Поручитель обычно бывает и покупателем привезенного груза. Без этого ничего не позволяется свезти на берег. Перед этим на корабль посылаются поверенные гонгов, которые, осмотрев привезенные вещи, назначают на них цену, и как только получат на нее согласие, то все перевозят в купеческие амбары. При таком условии ни один продавец никак не может определить настоящую цену своего товара, а должен зависеть от гонгов, которые каждую вещь оценивают по-своему. Эта монополия и грабеж начальников обесценивают все привозимые товары, и повышают цену китайских вещей до такой степени, что в скором времени надо ожидать если не полного прекращения торговли, то, по крайней мере, неизбежных убытков, которые вынуждены будут понести европейские купцы.

По-видимому, сами китайцы стараются ускорить это событие, ибо не проходит года, в течение которого они бы не выдумали чего-нибудь нового во вред иностранцам, которые, как они считают, не способны прожить без китайских товаров. Такое мнение господствует среди всех китайцев без исключения, и поэтому каждый европеец должен здесь платить за все, по крайней мере, вдвое против настоящей цены. Никто из них сам не может купить никаких съестных припасов, а непременно должен иметь как на корабле, так и на берегу компрадора или кого-то вроде дворецкого из китайцев, который набавляет на каждую вещь сколько ему угодно и, кроме обмана, еще требует за свою услугу большого подарка, без чего невозможно обойтись. Одним словом, здесь ничего не делается без обмана, притом весьма наглого и грубого. Всего же несноснее то, что невозможно найти правосудия ни за какую нанесенную обиду. Ни одному иностранцу не позволяется видеть наместника или же послать письмо без величайших затруднений, и притом оно должно быть сочинено в крайне униженных выражениях. Если же оно написано хотя бы немного свободнее, а особенно, когда в нем хоть слегка упоминается о каком-либо злоупотреблении или несправедливости управляющих, в чем никогда не бывает недостатка, то никто не посмеет не только его перевести, но и вручить. Если европейцам случится когда-либо иметь влияние на пекинский двор, то они, по моему мнению, должны добиться прежде всего предоставления своим купцам преимущества не только видеться с кантонским наместником и объясняться с ним лично, но посылать также письма с жалобами прямо в Пекин, когда этого потребует необходимость. Теперь же ни одна строчка не отправляется в столицу без латинского перевода, который прочитывается до десяти раз прежде, чем будет представлен в назначенное ему место. Поскольку такие предосторожности приняты чиновниками единственно для того, чтобы скрыть от сведения высшей власти свои незаконные поступки, то, похоже, нет иного способа, кроме предложенного мной, для предотвращения этого злоупотребления и снискания правосудия. Россия, по-моему, имеет возможность предоставить своему купечеству все вышеуказанные выгоды, если наша торговля сделается обширнее и важнее в этой стране.