Александр Грин - Морские волки. Навстречу шторму (сборник)

• Название: Морские волки. Навстречу шторму (сборник)
• Автор: Александр Грин
• Издательство: ЛитагентКлуб семейного досуга7b51d9e5-dc2e-11e3-8865-0025905a069a
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2015
• ISBN: 978-966-14-9013-9, 9789661490122

В сборник вошли следующие произведения:

Юрий Лисянский – Путешествие вокруг света корабле "Нива" в 1803–1806 годах

Александр Бестужев-Марлинский – Мореход Никитин

Константин Станюкович – Беспокойный адмирал

Борис Житков – "Погибель"

Борис Житков – Вата

Борис Житков – Механик Салерно

Александр Грин – Бегство в Америку

Александр Грин – "Бегущая по волнам"

Николай Трублаини – Шхуна "Колумб"

Виктор Конецкий – О матросском коварстве

Виктор Конецкий – Невезучий Альфонс

Виктор Конецкий – О психической несовместимости

Виктор Конецкий – Сценаристы и режиссеры в море

---

На завтрак я предписал ежедневно пить чай, а на обед и ужин – есть суп с солониной, кладя в него по полфунта [200 г] чая вместо зелени.

Сверх того:

В воскресенье/понедельник – каша из сарацинского пшена (риса) с патокой;

во вторник/пятницу – сарацинская (рисовая) каша с 6 фунтами [2,4 кг] сушеного бульона;

в среду – пикули или разная зелень, приготовленная в уксусе;

в четверг – каша из сарацинского пшена с патокой.

Распределение воды в неделю:

Мне – 3½ ведра.

Семи офицерам – 17½ ведра.

Команде на чай – 171⁄₃,

на суп – 21 ведро,

для питья – 42 ведра.

Для птиц и скота – 10½ ведра.

Итого – 112 ведер.

Кроме этого, у меня было большое количество эссенции для елового пива, здорового и приятного напитка.

11 мая. Третьего дня мы прошли гринвичский меридиан, а сегодня утром, при легком ветре с востока-юго-востока и приятной погоде, находились на экваторе. В полдень я занимался астрономическими наблюдениями на 0° 37´ с. ш. и 16° 48´ з. д. В этой точке я предпочел перейти в северное полушарие для того, чтобы запастись как можно больше дождевой водой, так как дожди здесь бывают сильнее, нежели дальше к западу. Кроме того, я не хотел слишком удаляться от островов Зеленого мыса, которые при необходимости могли бы оказать нам немалую помощь.

12 мая. С самого начала этого месяца погода у нас была прекрасная, дул свежий пассатный ветер. Как это обстоятельство, так и множество разных птиц и рыб, ежедневно нам попадавшихся, кажется, поздравляли нас со скорым достижением Европы.

16 мая мы находились на северной широте 6° 48´ и западной долготе 21° 05´. С восходом солнца начал дуть попутный ветер. Погода была приятная, какой мы не видели с самого прибытия на экватор. Такая перемена нас очень обрадовала. В прошедшие дни шел сильный дождь, и шквалы находили ежеминутно, особенно 13-го числа ночью. От беспрестанных вихрей море кипело, как в котле, и, освещенное молнией, казалось совершенно огненным. Она часто сверкала над нами с ужасным треском, но без всякого вреда. Впрочем, неприятная погода дала нам возможность собрать до 30 бочек дождевой воды и быстро удалиться от мест, в которых мореплаватели иногда мучатся по нескольку недель.

9 июня северо-восточный пассатный ветер продолжался до широты 28°. Сперва он дул с севера, потом начал уклоняться к востоку и значительно благоприятствовал нашему плаванию. С вышеуказанной же широты, после маловетрия, продолжавшегося 4 дня, к нам пришли северо-западные ветры, при помощи которых мы достигли Азорских островов. В 9 часов сегодня утром в 35 милях [65 км] на юго-юго-востоке открылись острова Корво и Флюри [Флорес][210]. Тогда я снял 12 лунных расстояний, по которым долгота южной оконечности первого из них оказалась 31° 06´ и, следовательно, довольно сходна с предполагаемой в Ост-Индских лоциях. По наблюдениям, наша полуденная широта была 40° 13´, а южная оконечность острова Корво находилась тогда в 35 милях [65 км] на юго-юго-востоке. Сегодня подошедший к нам английский вооруженный катер уведомил меня о военных действиях между Россией и Францией. Хотя мы и были снабжены письменными свидетельствами от французского правительства для свободного плавания даже и в случае военных обстоятельств, все-таки я счел нужным приготовить свою артиллерию и вести себя весьма осторожно при всякой встрече с неприятельскими кораблями.

Во время перехода через экватор мы наблюдали довольно сильное западное течение, которое скоро сменилось юго-восточным и продолжалось до северной широты 9°. Далее оно изменило направление на юго-западное, временно – на северо-западное, скорость – около 15 миль [28 км] в сутки до тропиков. Отсюда же до области переменных ветров оно было направлено к юго-западу, а потом изменилось на юго-восточное и продолжалось до Азорских островов. Здесь мы обнаружили, что были им снесены на 30 миль [55 км] к югу от экватора и на 3° к западу. Проходя между северными широтами 21 и 36,5°, мы постоянно видели морскую траву, которая образовывала иногда довольно большие плавающие островки, служащие жилищем мелкой рыбе и крабам, которых мы наловили огромное количество.

24 июня вечером мы дошли до отмели Ла-Манша, а к ночи достали дно на 90 саженях [165 м], грунт – мелкий, сырой песок с ракушкой. Со времени нашего отплытия от Азорских островов мы встречались с разными вооруженными судами, из которых только одно английское осмелилось к нам подойти, другие же держались на далеком расстоянии. Начальник его, Вилькинсон, прислал мне множество газет и довольно большое количество картофеля, что с нашей стороны было принято с благодарностью. В полдень по произведенным нами наблюдениям мы были на северной широте 46° 40´ и на западной долготе 9° 41´.

26 июня. Ночь была мрачная, дул сильный юго-западный ветер. Но я вынужден был идти на всех возможных парусах, чтобы уйти от большого корабля, который гнался за мной еще со вчерашнего утра. Около полудня небо несколько прояснилось и позволило нам сделать наблюдения на 49° 48´ с. ш., на глубине 42 сажен [77 м], грунт – песок с ракушкой. Из этого я заключил, что мы уже миновали мыс Лизард, а потому и направился к мысу Старту. К вечеру наступила темнота, причинившая нам немалое беспокойство, тем более что мы после своего вступления в Ла-Манш еще не видели берегов. К счастью, к нам подошел перевозочный бот и взялся провести «Неву» в Портсмут за 50 гиней[211].

28 июня. При восточном ветре около 9 часов вечера мы бросили якорь на Портсмутском рейде[212]. Таким образом, мы окончили весьма длительное плавание прямо из Кантона, не заходя никуда в порты. При этом находившиеся на моем корабле люди были совершенно здоровы и не испытывали ни в чем ни малейшего недостатка.

29 июня. Утром я съехал на берег и был весьма приветливо принят губернатором сэром Джоном Прево. Он охотно вызвался не только оказать нам всякую зависящую от него помощь, но даже обещал предоставить мне возможность видеть в городе то, что показывают не всякому чужестранцу.

Нуждаясь в отдыхе, а также желая немного подремонтировать корабль, я вынужден был простоять в Портсмутском рейде около двух недель. Пользуясь этим временем, я решил побывать в Лондоне, где публика и все мои знакомые осыпали меня лестными приветствиями. Во время нашего пребывания в Портсмуте корабль «Нева» посещали многие англичане, а особенно дамы, которым было очень интересно увидеть первый русский корабль, совершивший столь важное путешествие.

13 июля, при свежем западном ветре, мы снялись с якоря.

14 июля дул настолько свежий восточный ветер, что, дойдя до Даунсa[213], мы остановились на якоре посреди эскадры лорда Кита и на другой же день вступили под паруса.

20 июля. На рассвете нам показались берега Неза[214], а к заходу солнца – и Робб-Сноут[215].

21 июля. Мы пришли к Скагенскому маяку. Сегодня у нас умер матрос Иван Горбунов. В прошлую шведскую войну он был ранен в грудь и на обратном пути часто страдал болями, а по прибытии в Портсмут больше не давал надежды на выздоровление. Для облегчения его страданий были употреблены все способы. Его даже поили минеральной водой, но все оказалось тщетным.

23 июля. В полночь мы достигли Гельсингерского рейда, где, простояв на якоре до 10 часов утра, опять вступили под паруса.

24 июля. Прошли Зунд. Поскольку ветер постоянно дул с востока, то мы были вынуждены идти на всех парусах, чтобы, лавируя, продвигаться вперед. После того как мы миновали остров Борнгольм, появился туман и продолжался до 3 августа, то есть все время плавания до острова Даго. Отсюда при ясной погоде и западном ветре мы вечером подошли к острову Гогланду.

5 августа с полуночи начал дуть настолько сильный западный ветер, что корабль «Нева» почти без парусов шел до 11 миль [20 км] в час и утром остановился на якоре в Кронштадте.

Таким образом, после почти трехлетнего отсутствия мы возвратились на родину к неописуемой радости и удовольствию наших соотечественников.

Александр Бестужев-Марлинский. Мореход Никитин

A sail, a sail – a promised price to hope! Her nation, flag? What speaks the telescope? She walks the waters like a thing of life And seems to dare the celements to strife. Who would not brave the batlle fire, the wreck, To move the monarch of her peopled deck?

Byron[216]

В 1811 году, в июле месяце, из устья Северной Двины выходил в море небольшой карбас. Надо вам сказать, что в 1811 году в июле месяце, точно так же, как в настоящем 1834 году, до которого мы дожили по милости божией и по уверению календаря академии, старушка Северная Двина выливала огромный столб вод своих прямо в Северный океан, споря дважды в день с приливом, который самым бессовестным образом вторгался в ее заветные омуты и превращал ее сладкие, благородные струйки в простонародный рассол, годный разве для трески. Обязан я вам и объяснить по долгу литературной совести, что карбасом в те поры, как до сих пор, называлось судно шагов восемнадцать в длину, шесть – в ширину, с двумя мачтами-однодревками, полусшитое корнями, полусбитое гвоздями, из которых едва ли пятая часть были железные. Палубы на карбасе обычно не полагалось, а на корме и на носу небольшие навесы образовали конурки, где на кучах клади только русская спина, и только одна спина, могла примоститься, скрутившись в три погибели. Вследствие этого, как вы сами усмотреть изволите, в середину судна белый свет и бесцветная вода сверху и снизу, справа и слева могли забегать и проживать безданно, беспошлинно. Посудина эта, или, выражаясь учтивее, этот корабль, – а слово «корабль», заметьте, произвожу я от «короба», а короб от «коробить», а коробить от «горбить», а горб от «горы»: надеюсь, что это ясно; какие-то подкидыши этимологи производят «корабль» от какого-то греческого слова, которого я не знаю, да и знать не хочу, но это напраслина, это ложь, это клевета, выдуманная каким-нибудь продавцом грецких орехов; я, как вы изволите видеть, коренной русский, происхожу от русского корня и вырос на русских кореньях, за исключением биквадратных, которые мне пришлись не по зубам, а потому, по секрету вам скажу, терпеть не могу ничего заморского и ничему иностранному не верю, – итак, этот корабль, то есть этот карбас, весьма походил на лодию, или ладью, или лодку древних норманнов, а может статься, и аргонавтов, и доказывал похвальное постоянство русских в корабельной архитектуре, но вместе с тем доказывал он и ту истину, что мы с неуклюжими карбасами наследовали от предков своих славено-руссов отвагу, которая бы сделала честь любому hot pressed, силой завербованному моряку, танцующему под свисток man of war[217] на лощеной палубе английского линейного корабля, или спесивому янки[218], бегущему крепить штын-болт по рее американского шунера.