Валерий Рощенко - Матросские рассказы

• Название: Матросские рассказы
• Автор: Валерий Рощенко
• Жанр: Короткие истории

В современной маринистике автор «Матросских рассказов» стоит несколько особняком. В молодые годы он сторонился распространенного среди советской молодёжи стремления опубликоваться любой ценой, поэтому его произведения отличаются прямодушием и самобытностью, оригинальностью видение мира – морского и сухопутного, особой формой повествования – лаконичной, близкой к устному рассказу, а так же – ярким искрометным юмором. Все эти качества подмечали известные писатели Л. Бадигин, Н. Задорнов, Р. Титов, С. Залыгин и др. За плечами автора, ныне – капитана дальнего плавания, богатый опыт работы на Тихом океане, в Атлантике, на Севере и Юге. После окончания Литературного института им. Горького В. Рощенко проживает в Эстонии. Он не чужд и другим литературным жанрам – пьесе, повести, роману.

---

– Ну что, закинем твой «угол» на «Ительмен» и гребем на “шип” к Плугу? – спрашивает он.

– Ба! Значит, Соха уже умудрился заполучить коробку?

– Не знаешь Соху?! На месяц раньше нас прискакал. Отпуск не стал гулять! И как видишь, обскакал собачий сын!

– Силен бродяга!..

Порт бьет в лицо ветром со снегом.

Шорох льдин у причалов. Едкие запахи слежавшихся на складах и в трюмах судов грузов, как-то: соленая селедка, мороженные кальмары, комбикорма для уток и свиней, китовый жир и мясо, сливочное масло и соленые грибы. Стаканный перезвон портальных кранов. Зубовный скрежет железнодорожных вагонов. Зеленые виноградные гроздья сосулек, свисающие гирляндами с якорей и швартовных концов. На железнодорожной стрелке кукарекает паровозик, расталкивая по путям цыплячьи выводки желтопузых рефрижераторных вагонов. На палубе дизель-электрохода “Краматорск” матрос-тальман играет в снежки с курносой, розовощекой, как матрешка, грузоотправительницей. Та, забыв о своих обязанностях, хохочет и извивается, как в танце. Портальные краны, серьезные как жирафы, вытягивают и без того длинные шеи, выуживая из зевающих пароходных трюмов “парашюты” груженые ящиками снабжения…

Сивашов выводит меня на мыс, где причалы составляют прямой угол. Здесь кормой к берегу стоит четырехтрюмный пароход с красивой обтекаемой надстройкой. «СВЕТЛОГОРСК» – читаю на корме. Чуть ниже порт приписки: «ВЛАДИВОСТОК». На палубе – веселый перестук молотков, как в кузнечном цеху. Матросы обивают ржавчину в ватервейсах. Вахтенный у трапа, как медведь, закутанный до бровей в тулуп, останавливает нас:

– Куда, орлы?

– К третьему штурману. Он на вахте!

– Щас вызову! Не торопись.

Матрос нажимает кнопку звонка, через пару минут на кормовом переходном мостике появляется знакомая коренастая фигура, облаченная в форменную куртку с двумя золотыми лычками на погончиках. Соха по-хозяйски машет вахтенному матросу:

– Пропусти, Пятаков! Свои!

Мы с Моцартом поднимается на мостик.

– Привет, Соха!

– Салют, бичи!

Рукопожатия. Толчки. Объятия.

– Прошу ко мне в каюту, господа-офицеры!

Соха респектабелен, как англичанин.

– Падайте в кресла, парни! Я – на минуту! С чифом меню сочиняем на завтра.

В каюте тепло, по радио звучит ноктюрн “Ветерок в пустыне”. За иллюминатором, точно атомный взрыв – ослепительное сияние противоположного берега Золотого Рога, сверкающего стеклами бесчисленных окон.

Через полчаса Соха возвращается. Бравируя, кидает в шкаф куртку с золотыми погонами.

– Не привык еще к этой шкуре! – плюхается на диван. – Да, парни, насчет пароходов! Имейте в виду, на первом месте стоят «жирафы» голландской постройки, типа моего “Светлогорска”. На втором – немцы. У них мореходные качества хорошие и рейсы в Австралию, в Антарктику за китовым мясом. Одно неудобство – каюты. Топорная работа!.. Конечно, мне жаль парни, что вам придется побичевать месяц-другой, но ничего не поделаешь. Поздно приехали. Настанет время, и вы получите лайнеры не хуже моего. Но если предложат “Умбу” или “Кильдин”, ни за что не соглашайтесь – каботажка!.. Ну, что, коллеги, куда выгребаем сегодня?

Моцарт деланно прибедняется:

– Мы не здешние, не старожилы, как некоторые! Не знаем даже, что такое «жирафы».

Конечно, мы знаем: так называют производственные базы-рефрижераторы.

– Ладно, – Сохов снисходительно берет власть с свои руки. – Выгребаем в “Золотой Рог” – самый фешенебельный кабак на Дальнем Востоке. С меня причитается, как со старожила – чего уж там!

Он облачается в партикулярный костюм, повязывает яркий галстук и умывется одеколоном “Шипр”.

– Все, парни! Я готов!

Такое впечатление, что Сохов родился здесь, в Приморье. Но это обманчивое впечатление. Он вырос на Дону, среди серебристых ковылей и шелеста тополей-белолисток. Возможно, из детского баловства на донских плесах и зародилась в человеке мечта о больших пароходах, дальних морях и странах.

– По пути надо заглянуть на “Ительмен”, – напоминаю я. – Мне тоже требуется сменить «моральный» облик.

– Правильно! – поддерживает Моцарт. – Заодно выудим на свет божий любителя приключенческой литературы Геночку Никишина.

Это наш четвертый однокашник.

Уединившись в номере, то бишь в каюте плавгостиницы, он поглощает страницу за страницей из Станислава Лема. Нашему приходу Геночка даже не особенно рад. Но Соха делает ему “козью рожу”, заставляет надеть белую рубашку и отыскать в ботинке галстук. Я тоже распаковываю чемодан, меняю дорожный наряд на более цивильный.

За проходной порта с якорями Холла мы падаем в таксомотор, который через несколько минут выстреливает нас прямо в подъезд знаменитого ресторана. На вывеске потускневшее золото старославянской вязи – “ЗОЛОТОЙ РОГ”.

Вот она – древняя цитадель великосветских балов, где когда-то разбрасывались самородками и ассигнациями сибирские золотоискатели, где устраивали попойки вылощенные белогвардейцы, потеряв надежды на восстановление монархии в Российской империи, где бряцали саблями японские интервенты, а позже визжали и стонали разнузданные приблатнённые вечеринки нэпа.

Сумрачный зал с задвинутыми бархатными шторами. Теперь здесь царствует современное общество: кто-то справляет свадьбы, кто-то отмечает дни рождения, китобойцы и краболовы празднуют возвращение с промысла; а нам надо «обмыть» пароход Сохи и мой прилёт, а в общем – отметить начало трудовой биографии.

– О тэмпора, о морэ! – роняю я.

– Так точно! Новые времена, новые праздники! – переводит с латинского Соха. – Вот тут нам будет в масть. Такой обзор!

Он выбирает столик у задрапированного окна. Официантка не заставляет себя ждать. На эстраду, откуда ни возьмись, выпархивает воздушное создание в платьеце выше “сельсовета” с аппетитными мясистыми коленками. Добродушным баском, копируя Эдиту Пьеху, создание заводит шлягер прошлого лета:

Надоело говорить и спорить
И смотреть в усталые глаза.
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса…

– Ну, что, парни? Уже заторчали?! – слегка захмелевший Сохов двигает третий тост. – Скоро раскидают нас по свету суровые морские пути-дорожки, как пишется в газетах, и будем мы ловить весточки друг о друге, как ласточки букашек, да вспоминать, как кутили в “Золотом Роге”. Так давайте выпьем за этот вечер, чтобы был он у нас не последним!

Запунцовевший Геночка роняет слезу:

– Правильно, товарищи! Будем давать друг другу телеграммы и писать письма, а?!.. И давайте в честь нашей дружбы закажем музыку!

– Превосходно, мой мальчик! Но какую? “Бригантину” уже кто-то заказал.

– Подойдет и какая-нибудь старая добрая песня о море, – солидно изрекает Моцарт.

– А что?! “Вечер на рейде”?! – предлогает Геночка. – Подойдет?

– Конгениально! – подводит черту Соха.

Выпростав из бумажника трешку, он снимается с якоря, долго втолковывает что-то ударнику из джаз-квартета на эстраде. Едва Соха успевает достичь своего места за столом, как оркестрик дружно и в меру самозабвенно начинает выводить старый, почти забытый мотив:

Прощай, любимый город!
Уходим завтра в море…

Воздушное создание с мясистыми коленками теперь не имитирует Пьеху, поскольку такой песни у той в репертуаре нет; голос от того несколько меняется, и в лучшую сторону. О чём, верно, аппетитная девушка даже не подозревает:

И ранней порой Мелькнет за кормой Знакомый платок гол-лубой!..

– Вира, парни! – поднимает бокал Соха.

«Золотой Рог» гудит, точно улей. Здесь пахнет уже не сливками великосветского общества, коньяками белогвардейцев, французскими духами нэпманов и нэпманш, а трудовым потом и тройным одеколоном современного простого люда, ибо теперь под старой вывеской гужуется она – новая генерация, которая еще не знает, как ее назовут в истории, и потому так самоуверена и беззаботна до чертиков.

Покинув шумный ресторан, мы обнаруживаем, что на улице, в ночной город, красиво паращютирует пушистый снег. Мы рады ему и не рады. Нам надо ловить “мотор”. А во Владике за полночь, как утвержает Сохов, это дело совсем не простое. Тем более – в снегопад.

Наконец, двое пьянчуг, вынырнув из «волги», кидаются к дверям ресторана. Ясно: не хватило выпивки, приехали пополнить арсенал. Седовласый щвейцар в адмиральских лампасах естественно им не рад. Ну, ладно бы пытались взломать дверь с помощью десятирублевой купюры, ан нет – оказывают силовое давление.

«Адмирал» прячется за стеклянной дверью и грозит оттуда кулаком.

В это время мы пытаемся уломать таксиста. Он поддается, но с трудом:

– В парк, ребята, пора…

Швейцару однако надо открывать дверь, чтобы выпускать покидающих ресторацию. Он приоткрывает створки настолько, чтобы молодая дама могла протиснуться не измяв прически и не потеряв шиньона. Мы видели эту заплаканную даму в зале, она танцевала с капитаном третьего ранга. Теперь вероятно они поссорилась, или девушка просто крутит “динамо”. Двое пьянчуг успевают воспользоваться приоткрытой дверью и засовывают туда ногу. Дама с модной прической летит в сугроб. Разумеется, этим ребятам сейчас нужна только выпивка, им плевать на этикет.