Валерий Рощенко - Матросские рассказы

• Название: Матросские рассказы
• Автор: Валерий Рощенко
• Жанр: Короткие истории

В современной маринистике автор «Матросских рассказов» стоит несколько особняком. В молодые годы он сторонился распространенного среди советской молодёжи стремления опубликоваться любой ценой, поэтому его произведения отличаются прямодушием и самобытностью, оригинальностью видение мира – морского и сухопутного, особой формой повествования – лаконичной, близкой к устному рассказу, а так же – ярким искрометным юмором. Все эти качества подмечали известные писатели Л. Бадигин, Н. Задорнов, Р. Титов, С. Залыгин и др. За плечами автора, ныне – капитана дальнего плавания, богатый опыт работы на Тихом океане, в Атлантике, на Севере и Юге. После окончания Литературного института им. Горького В. Рощенко проживает в Эстонии. Он не чужд и другим литературным жанрам – пьесе, повести, роману.

---

– Брагин! “Янтарные горы”! – в руках трепещет голубенький бланк направлния.

– Ну-у!.. Такой лапоть! – вздыхает Моцарт. – Лучше, чем у Сохи! Молоток, Гена! Так держать!

– Когда в море? – спрашиваю я.

– Завтра после нолей.

– Семь футов, старик! – мы крепко тискаем его детскую руку.

Парень, ничего не соображая, мчится к воротам порта. Мы смотрим ему вслед.

Вот та минута, ради которой он пять лет носил матросскую робу, штудировал на самоподготовках учебники по навигации и астрономии, драил гальюны, лоснил ботинки, утюжил перед увольненями голубой гюйс. Она наступила. Так самолет, разбежаевшись, отрывается от грешной земли. Секунду назад он был неуклюжим земным существом, и вдруг – птица, и жить ему уже по небесным законам. В человеке так же исподволь накапливается и накапливается какое-то качество, и наступает минута – оно достигает критической величины, и человек преображается. Он еще не понимает, что с ним произошло, но окружающие уже смотрят на него по-другому. С той минуты ему жить по новым законам. И, возможно, эта потребность перевоплощения объективна, она от Бога. Потому что Время, как видно, требует своей дани.

Но такова уж негласна***

Через несколько дней гудит и снимается с якоря “Светлогорск”. Соха уходит в Берингово море. На берегу остаемся мы с Моцартом. Бредем понуро в плавгостиницу «Ительмен». Не проходит месяца, почти одновременно, мы получаем свои направления: я – на “Антарес”, Сивашов – на “Дунай”. Наскоро жмём друг другу руки и, грустно улыбаясь, расходимся в разные стороны; не представляя, когда теперь вновь придется свидеться.

Перед отходом в рейс я звоню Лере, но не застаю дома.

– Валерия в университете, – отвечает приветливый женский голос. – Что-нибудь передать?

– Передайте: звонил Виктор.

– Ах, Виктор! Что же вы не заходите? Валерия мне все о вас рассказала…

– Мы сегодня уходим в море.

– На каком корабле?

– Антарес”. Теплоход “Антарес”.

– Хорошо. Я передам. Счастливого плавания, Виктор! Будем ждать…

На душе – тепло и уютно: тебя ждут, ты кому-то нужен… Удастся ли пронести через долгие месяцы рейса эту уверенность? И – с одной стороны, и – с другой…

***

Океан – это иной мир. Закономерности его и ритмика очевидней и четче. Океан терпеливо, методически преподает человеку свои уроки, точно строгий седовласый профессор, которого не взять на ура, сколь не жонглируй пестротой цитат из хрестоматий; он верит лишь глубоким познаниям по сути дела. Волны его – звенья цепи, дожди – слезы планеты, шторма – освежающий душ на души людей, вода за бортом – масло, смазывающее гиганский миханизм. Утренние, вечерние зори мелькают перед глазами, как велосипедные спицы, сливаясь в сплошной сияющий круг; наподобие ореола или святого нимба, он стоит над планетой Земля. А берег – взбалмошная капризная кокетка – все отчуждается, дразня и беся, пока не превращается в какой-то непонятный безумный мир. Экзотика разных стран, куда судно заходит сдавать или принимать груз, поначалу веселит, радует глаз; но и она утрясается до обыденности; ее уже воспринимаешь, как технологию познания смысла жизни. Где-то сменилась мода на женские шляпы, рок-н-ролл уступил место твисту, твист – чарльстону, перед телевизионными камерами взвинчиваются незнакомые балерины, выкаблучивают новые кинозвезды, хоккеисты плюют зубы на лед, с Байконура взлетают космические аппараты, хлеборобы Ставрополья принимаются за уборку яровых, и тебя в этой суете, безалаберности будут помнить?! Расчитывать на это как-то легкомысленно. Сознание опирается на абстракции меридианов и параллелей, выдуманных человеком; а время измеряется количеством вахт, отбарабаненных на ходовом мостике, и для тебя планета Земля – уже хорошо отлаженный механизм, вращающийся в окрестностя… Солнца. Он не перпетум-мобили, но что-ир близкое. Чтобы функционировать долго и надежно, ему требуются смазочные масла. Может, океан – такое масло!? Тогда кто – мы? Мы тоже обязаны жертвовать собой, чтобы он ерутился как надо?..

Мне, к примеру, не хотелось бы, чтобы такой жертвой стала девушка Лера. Пускай – я, но только не она..

4

Над Орлиной сопкой, как медуза-аурелия, висило одинокое облако. На телемачте, взметнувшейся с вершины Голубинки, зажигались рубиновые огни. С берега тянуло терпкой горечью вянущей листвы садов и парков, такой знакомой и дурманящей, как, скажем, в какой-нибудь Австралии или Новой Зеландии.

Помнят обо мне здесь, на берегу, или события быстротекущей жизни давно смыли мой образ?.

«Антарес» становится на якорь на рейде в проливе Босфор-Восточный.

На берег никто не съезжает: ночью обещают швартовку к причалу. Но обещают не наверняка, а так – на всякий случай, как водится в нашей «буче, боевой, кипучей». Может быть швартоваться придется завтра, а то и послезавтра, когда освободится причал. Моряки, привыкшие к подобным посулам судьбы, не расстраиваются, играют в кают-компании в шахматы, стучат костяшками домино, кто-то барабанит на растроенном пианино. Вечер на рейде обещает быть скучным, одним из многих, и не таким, как в той песне.

Неожиданно по принудительной трансляции, которая проникает во все уголки судна, разносится густой баритон старпома:

– Внимание! Третьему штурману Брагину срочно подойти к своей каюте! Повторяю – срочно!..

Голос у старпома необычно веселый. Что случилось? Зачем я вдруг понадобился? Мое навигационное хозяйство в полном порядке. Направляюсь к своей каюте на палубе “А”. И что же?.. Первое, что меня ослепляет – букет ярко-красных гвоздик. За ними не менее пылающее от ветра и смущения лицо Леры, той самой самолетной попутчицы, которая боялась, что в сугробаx Сибири любовь сопряжена с простудой. Я узнаю ее и не узнаю.

– Лера?! Каким ветром?.. Здесь?..

– Я на катере… Понимаешь, первый раз… Не знаю, принято так, удобно… Но мне разрешили в диспетчерской, когда показала редакционное удостоверение…

– Конечно удобно, Лера! Еще как удобно!

Наверно, я сам пламенею не хуже гвоздик, потому что долго не в состоянии открыть дверь собственной каюты. Наконец, дверь позволяет нам войти.

– Какая же ты молодец, Лера! – оборачиваюсь я. – Здравствуй!

– Здравствуй, Витя! Разве на рейд пускают не всех? – спрашивает она, садясь на диван и немного приходя в себя.

– Только очень близких и только к капитану или, в крайнем случае, к старпому…

– А к третьему штурману нельзя?

– Как видишь, и к третьему можно! – хохочу я.

– Куда это поставить?

Вазы у меня, естественно, нет. Мы приспосабливаем под цветы пузатую бутылку из-под “Оушен-виски”. Вместе наполняем водой из-под крана, забрызгиваемся с ног до головы. Наши глаза встречаются, происходит какая-то электрическая разрядка, и мы улыбаемся друг другу просто и понимающе.

– Постой! – говоря я, высвобождая её из объятий. – У меня – подарок!

– О-о! Кашмилон! – с восторгом определяет Лера, примеривая розовую японскую кофту – А знаешь, – говорит она, расправля движением головы волосы, – того второго секретаря райкома сняли… Ну, помнишь? Вахтанга Циклариди?.. Он теперь на судоремонтном заводе работает… Каким-то строителем.

Лера сегодня необыкновенная. Я узнаю ее и не узнаю.

– Рассказывай, где плавали! – просит она. – Что видели? Мне, как будущей журналистке, все интересно.

– Впечатлений хоть отбавляй; но с чего начать?

– Начни хотя бы с того – почему у тебя такой вид?

– Какой?

– Не скажу, усталыйх но очень уж спокойный. Даже умиротворенный. Как будто к тебе каждый день приезжают невесты на пароход.

– Ах, вот ты о чем. Возможно, это естественное состояние человека, который после долгого плавания возвращается домой.

– Это хорошо, что ты чувствуешь меня домом, – смеется она.

– Не только домом, – поправляю, улыбаясь, я, – но – родным портом, и даже целой Родиной!..

– Вот как?! Это – чудесно!.. Ну, а что больше всего поразило там, за границей? – немного наивно, по-журналистски, допытывается она. – Было какое-нибудь открытие?..

– Ясное дело, было! – киваю я. – Например: в школе мы изучаем Землю, всю испещеренную линиями всевозможных границ, меридианов и параллелей, а на самом деле ничего похожего. Есть только горы, реки, долины и много воды. Так что становится даже непонятно, зачем люди говорят на разных языках!..

Потом я рассказываю о Японии, о торговых квартала… Гиндзы, сверкающих роскошью отелей и супермаркетов, о небоскребах и мостаx Сан-Франциско, о душних улочкаx Гонконга, где за горсть медных монет китайской кули день и ночь возит в открытой велорикше иностранных туристов…

– Постой! – спохватившись, смотрит на часы Лера. – Когда следующий катер на берег?

– Думаю, уже утром.

– Так уж утром?! – не верит она. – Что я скажу маме?

– Скажешьх что была…

– х у любимой подруги?!