Геннадий Мещеряков - Юмористические рассказы. Часть вторая

• Название: Юмористические рассказы. Часть вторая
• Автор: Геннадий Мещеряков
• Жанр: Русское современное

От автора Дорогие читатели! Публикую небольшим тиражом вторую часть своих юмористических рассказов. Очень рад, что ваш отзыв о них вполне благожелателен. Это вдохновляет на выпуск новых сочинительств, как говорит мой хороший знакомый дед Кузьмич из деревни Баклуши. С глубоким уважением, Геннадий Мещеряков

---

Льготами у хозяйки пользуются закупленные за границей серые утки – птицы легкого поведения без имени. Подхалимы, ходят, как и она, вперевалочку. Все время глотают мешанку и гадят в кормушку. Кря, кря, француженки, твою мать.

Надо слетать с плетня: солнышко уже выкатилось. Господи, хозяйка идет с топором. Все, это конец: мне улыбается! И никто не поможет. В яблонях тащатся от самих себя соловьи, друг Карла зовет к себе на высокую крышу. Забыл, наверное, что летать не могу. И куда убегу со шпорами.

В зоопарке

– Белый медведь, белый медведь, – тычут в меня пальцем. Нашли невидаль: зек на пожизненном. Упекли в зону, назвав ее зоопарком, за жару и наводнения, мол, раскачал земную ось, когда терся об нее.

А за что интересно, загнали в клетку Леву, царя зверей, за красоту? Вон как тащатся от него: какая грива, какой хвост, с кисточкой. Впору самому клетку подметать.

Рык бы его перевели лучше на народный язык, тоскует он по свободе, как и все мы.

Обезьяны заважничали, как же: от них человек произошел. А у многих зад голый, не стесняются показывать его за конфетку.

Насмотрелся я на людей. Один мужик, как две капли похожий на гориллу, две недели пьет с ним водку, забеленную молоком. Пойди, догадайся. К обеду песни распевают, взявшись за руки. А вчера к ним присоединился уборщик Коля. Все смеются, все довольны. А если горилла станет алкоголиком?

Боюсь, будут у нас и наркоманы. Бурый медведь уже курит трубку, которую дает ему тайно ветеринар. Табачок, скорее всего, с травкой? Почему мишка пляшет после каждой затяжки?

И со мной подобное было. Как очутились в моем вольере эти парень с девушкой, до сих пор не пойму? Дали мне жареную курицу, хлеб, предварительно обмакнув его в самогонку. Словно сдавленная торосом льдина трещала моя голова с похмелья, теперь отмахиваюсь от спиртного обеими лапами.

Рядом со мной оборудовали место носорогу. Мрачный зверь, того и гляди боднет. Потерся я о загородку и отлетел от нее, как игрушечный. К железным решеткам не подхожу вообще, а зачем мне дыра в туловище.

Самый добрый у нас слон Кузя. Директор заставляет его перетаскивать тяжелые грузы. Весь хобот исцарапал. А Кузя тихий, но умный, уронил бревно на ногу директору. Лев позавидовал его рыку со словами о Боге и матери. Директор теперь сильно хромает, и те двое у клетки, мужик с гориллой, передразнивают его, попивая огненное молочко.

Чукча с Крайнего севера, почти мой земляк, пришел к нам в оленьей шубе. А олени обитают у нас в загонке, их только лайки охраняют.

Что было? Загнали собаки мужика в стадо. Олени – в бой. Когда его вынесли из загонки, носорог посчитал его своим, такая на лбу была шишка.

Вон опять дразнят мартышку детсадовцы. Дали ей очки. Мартышка хочет надеть их на нос, а он маленький. Очки падают, все смеются…

Эх, на льдине бы поплавать, разорвать грудью снежную бурю. И никого рядом! Только зеленые глаза Большой Медведицы

Пахом и Кузьмич

– Сколь идем, Кузьмич, а все степь, когда кончится?

– Никогда, или не знаешь, Пахом, в Казахстан она протянулась, к лиманам.

– Я больше к Волге ходил, откуда она зачинается.

– Зачинается, все бы тебе о зачатии говорить. Сколько детей-то настрогал, пока столяром работал.

– Осьмнадцать.

– Осьмнадцать. Чего уж не двадцать до ровного счета.

– Грамотный ты очень, осилил бы я двадцать-то? С осьмнадцатью еле справился, высох весь.

– Это да. Наша ветла на пруду лучше выглядит, а он лет десять без воды.

– Попробуй сам не попить с год, чай, сдохнешь.

– Смотри, Пахом, Узень показался и водохранилище.

– На твою лысину похоже водохранилище, обросло все камышом.

– А по мне так краше картины нет: словно лента с ожерельем вплетена в степь.

– Ты вот что скажи, Кузьмич, все же ветеринар. Помнишь, как выкладывал мово жеребца? Убег он тогда от нас, так с одним яйцом и остался.

– Говорил я, надо спутать ноги, а ты: удержу. Вот он тебя и лягнул в промежность. Может, поэтому перестали вы с Манькой рожать.

– Я тогда так закрутился на месте, что воронку в земле вырыл. Ты еще в нее провалился, когда пьяный от меня уходил.

– Темно было в два часа ночи. Не надо было Маньке поднимать тосты за каждого из своих детей, удивительно, как она помнит их всех по имени?

– Она завсегда так, если за здоровье и на благо.

– Так о чем ты хотел меня спросить?

– Скажи мне, Кузьмич, в степи засуха, полынь не растет, а где суслики воду берут? У них ведер нет, чтобы носить ее с Узеня.

– Они умные, Пахом. Роют норы вблизи водоемов, и бегают к ним, когда захотят пить.

– А если козявка. Сколь ей надо ползти до реки, как нам с тобой до Волги.

– Для козявки каждая утренняя росинка – ведро воды, Пахом. В природе все предусмотрено. Вот мы идем с тобой по степи пешком, ботинки расползлись. А камыши рядом. Почему не сплести лапти? Насади на крючок жука, закинь удочку – вот тебе и уха. Понял намек?

– Устроим отдых у реки?

– Соображаешь. А почему настрогал восемнадцать детей, никак не пойму.

– А чо понимать. Дерево с одной веткой – бревно, а с осьмнадцатью?

– Восемнадцать бревен. Знаешь, как называют твою Маньку?

– Знаю, свиноматкой, зато есть к кому пойти в гости.

– Вот и идем третьи сутки. Предлагал ехать на автобусе до Грачева Гая, нет, ему лучше напрямки.

– Дешевле. Только еда да башмаки в расходе. А если из камыша лапти сплетем, забесплатно дойдем.

– Забесплатно. Эх, Пахом, Пахом. А отца твоего как звали?

– Царство ему небесное, Генрихом.

– Значит, ты Пахом Генрихович. Удивительное соответствие, и фамилия по образу и подобию – Беззубов.

– У самого один зуб остался, показывашь его. Лучше скажи, как ты живешь без бабы? Не верю я Гришке. Он говорит, ты сам себя, ну того…

– Оскопил что ли?

– Ну, да.

– Если Гришка говорит, значит, правда. Поэтому он и отпускал со мной в командировки без всякой боязни свою жену, хотя она известная блудница.

– Все шутками отделывашься. А мне не до шуток: как будем через Узень перебираться, плавать я не умею.

– Надуем целлофан и переберемся, Узеня тут – три ручья. А знаешь, почему я пошел с тобой через степь?

– Я бы заблудил один.

– Куда тебе еще блудить. Вон видишь, наблюдает за нами из кустов лиса, и слышал ли ты ночью, как плакал заяц. Кто-то его обидел? Узнал бы я об этом, будучи дома? И для меня честь быть рядом с тобой, возможно, единственным в наши дни героем.

Услышанный разговор

Он плел из тростника и ракиты изделия необычайной красоты, а фигурки из дерева казались живыми: вот-вот, заговорят с вами или вспорхнут на крышу.

Сегодня их продавал на рынке не сам мастер – старик с большими руками и длинной бородой, которую затыкал за пояс, а молодой человек с синими глазами.

– Берите, господа, плетеные корзины, кресла, полки, все они из местного материала, взятого с Малого Узеня.

– А где вы резали ракиту? – спросила девушка в ситцевом платье.

– Видите, она испачкалась о степную зарю, значит, у истока, – блеснула веселая синь в глазах парня.

– А где нашли дуб, из которого вырезали бюст президента? – не унималась девушка.

– Ты, незнакомка, наверное, ботаник. Это обыкновенная осина с речной плотины. Древесина у нее мягкая, но прочная, так как закалена суховеями.

– Я бы взяла этот бюст, схожесть стопроцентная – только глазами не моргает, да скоро выборы. Может быть другой президент.

– По должности оцениваете? Тогда ждите другого.

– Изделия у вас из местного материала, а сам продавец имеет к ним отношение?

– Все здесь сделано мастером, но есть и мое. Угадаешь – подарю.

– Из лозы и тальника – не твое. Тут больше ремесла, чем творчества. Твои герои должны быть угловатыми и…

– И нагловатыми, – добавил парень. – Не гадай – угадывай.

Она взяла в руки деревянную фигурку старика, сидящего в плетеном кресле с заткнутой за пояс бородой. Глаза его улыбались доброй улыбкой. Большие руки, на которых были видны вены, устало лежали на коленях.

– Вот твоя работа, – сказала девушка.

– Я рад, что не продал фигурку мастера, и дарю ее тебе.

– Есть у меня и замечания. Клюв у твоего орла действительно похож на угол, а вот у доярки с подойником слишком толстые губы – не Распутина же.

– Таков мой стиль. В твоей фигурке я бы, наоборот, укоротил ноги и уменьшил глаза: много видят. Откуда ты встревожившая мне душу? И кто по профессии, если не секрет?

– Художник.

– У нас больше художников, чем картин. Ты из области?

– Нет, я из Большеузенки, где по речке полно ивняка, а в селе – тополей и вязов.

– А почему ты остановилась около наших поделок?

– Остальные китайские, даже запах. Еще я хотела встретиться здесь с дедушкой.

– Так ты Таня, студентка художественного училища?