Геннадий Мещеряков - Юмористические рассказы. Часть вторая

• Название: Юмористические рассказы. Часть вторая
• Автор: Геннадий Мещеряков
• Жанр: Русское современное

От автора Дорогие читатели! Публикую небольшим тиражом вторую часть своих юмористических рассказов. Очень рад, что ваш отзыв о них вполне благожелателен. Это вдохновляет на выпуск новых сочинительств, как говорит мой хороший знакомый дед Кузьмич из деревни Баклуши. С глубоким уважением, Геннадий Мещеряков

---

Юмористические рассказы Часть вторая Геннадий Мещеряков

© Геннадий Мещеряков, 2017

ISBN 978-5-4485-2783-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Колокольня, или сельское СМИ

Пошли вчера с Пахомом в Ивановку, а ее как языком коровы слизало, захотели к Марусе зайти, разговеться: зазнобой была в том веке. Только ветла и осталась с уснувшей на ней вороной.

Петровка встретила музыкой: ветер играл плясовую на органе печных труб, торчащих из осыпающихся домов. Это Пахом так сравнил. Он гармонист и, наверное, разбирается в симфониях.

А как мы узнаем, что нет Ивановки или Петровки? Радио выдрали, районная газетка выходит раз в неделю. Случись беда, никакой Шойгу не поможет. Как бить в набат? Если б не Пахом, и наших Баклуш могло не быть. Не дал он разобрать на кирпичи колокольню, которая стала у нас, как говорит Пахом, главным средством информации.

Мне поручили бить в колокола, если что. Все бы хорошо, да одна нога у меня деревянная, не сгинается. Пока каждую ступень пересчитаю обоими. Если грозятся отключить свет, бью по колоколу один раз, если воду – два раза, если газ – три. На Троицу перепутал, и чуть бунт не вспыхнул, хорошо в деревне в основном старухи остались. Первый раз на колокольню через ступеньки запрыгивал.

Это я вместо двух раз ударил три. Щей-то наварили, а воды не запасли. Никому не говорю, что ослаб памятью. Могут заменить, найдись какая отчаянная старушка. Выглядывают же из машин курносые водители в платках. Одна подвезла меня до дому, видит, словно саженью меряю дорогу. Думал, второй ноги лишусь, так тормознула. Теперь все нервы ноют: и сядаляшний, и зубной. Один зуб у меня остался, а болит, гад, хоть по стене на колокольню лезь. Надо было сразу не пять, а шесть зубов драть. Ходить-то мне с каждым в Дарьевку трудно. Допрыгаешь туда, а деревеньки нет. Слышал, высоченную колокольню будут строить в районе. Не зря б. Облака могут заглушить звон. И кто на нее полезет? Я не заберусь. Пахом и сейчас не успевает мне строгать ноги: ломаются как спички. А где возьмешь в степи хорошее дерево?

В Баклушах народ калганистый. Нет, не размерами голов, умами. Учительница географии, а откуда у нее большая голова, предложила послать в район карту, пусть, мол, обведут карандашом оставшиеся деревни. Так и сделали. Оказались живучими те, где есть колокольни.

Пора мне, работы много. Надо звонить сегодня и по разу, и по два, и по три. Хоть не ошибусь.

Сюрприз

Невезучий я, попадаю частенько, как бы мягче сказать, в переработанную пищу. Купил себе модный клетчатый пиджак и думал, удивлю сослуживцев, когда сниму костюм, на котором даже полоски от старости стерлись.

Как всегда попутал черт в юбке, то есть соседка Вера Гавриловна. Иди, говорит, мимо колокольни, у которой всегда много народа. А там тучи голубей, дождевой помет. Когда коллеги увидели меня, ох, не надо было мне растирать помет бумагой, высох он, и на пиджаке засеребрилось слово лох. Смеялись все кроме араба Ибрагима. Он прочитал слово справа налево.

Снова попалась на пути Вера Гавриловна. Закажи, говорит, себе на день рождения торт с обручальным колечком для одиноких дам. Подзадоривает: пора, мол, мне жениться – скоро лысина соединится со лбом.

Заказал. Поставил в середине стола. Пригласил Ольгу, Веронику, Вера Гавриловна сама пришла. А форточка была открыта, и дети играли в футбол. Залетел мяч в комнату и – в торт, куда еще? Брызги во все стороны.

– Вот это сюрприз, – закричали дамы, стирая их с лица, а вместе с ними свою штукатурку. Пусть лысина разливается теперь океаном, останусь холостым.

Даже в мелочах не везет мне. Прыгнул в бассейне с метровой вышки и потерял плавки. Сидел в воде до последнего посетителя.

Недавно позвонил в бюро амурных услуг. Вы что? Сам бы не осмелился. Настояла Вера Гавриловна, напомнив, что я все-таки мужик, хотя у подруг другое мнение, и мне особенно вредно любое воздержание. По себе чувствует: ни одна юбка не сходится.

Лучше бы я не звонил в это амурное бюро. Пришла наша секретарша – губы, Маша Распутина позавидует. Объяснила: должностей у нее две, а работа одна. Насильно ее не выпроводишь: услуга оплачена, и она обязана ее оказать. Если проболтается на работе, хоть уходи. А куда устроишься? Пробовал раз. В салон красоты. Осмеяли у входа, показав на мое отражение в зеркале. У них только красавцы работают, и не ниже двух метров. А во мне вместе с кепкой полтора. Кепку подарила Вера Гавриловна, чтобы повыше выглядел. Уговорила меня пойти на последний сеанс в кино.

– Дети до шестнадцати лет не допускаются, – преградила дорогу билетерша. Пришлось снять кепку и показать лысину.

– Лучше паспорт с собой носите, – буркнула женщина.

Не совсем я лох, конечно. В студенческие годы ездил по детскому билету, только приглядевшись, отличишь от первоклассника. Но вот попал в одно купе с преподавателем института.

– Ваш мальчик? – спросил ревизор.

– Это мой студент, – ответил преподаватель.

Оштрафовали ощутимо: месяц водой питался.

С особым чувством вспоминаю службу в армии, где все по приказу. Сказали, прыгай с парашютом, значит, прыгай. А не приняли во внимание мой вес – меньше нормы. Прыжок получился затяжным, парашют раскрылся у самой земли. Все бы тип-топ, да пристала медвежья болезнь. Пришлось через город идти пешком.

У благих пожеланий не должно быть плохого конца, не логично это. Пусть Вера Гавриловна сама поищет в торте золотое колечко. Кажется, она не против, давно туфли без каблучков носит. Только бы не оконфузиться. Было такое. По Интернету познакомился с барышней – оказалась великанша. Хорошо не заметила меня, успел я юркнуть в группу младших школьников.

Фанера

Меня обзывают фанерой. А сами кто, картон? Своего «я» нет ни у кого. Даже в конторе моего отца, где все поддакивают своему начальнику. Ни одной собственной мысли: Иван Иванович сказали, Иван Иванович сказали. И интонация та же, и голос. Репродуктор какой-то.

Это Иван Иванович посоветовал мне поехать в Москву, когда узнал, что я хочу стать певицей. Езжай, говорит, голоса нет, так формами возьмешь, вон какие отъела. Не пойму в кого, мать твоя плоская, и не только стопами.

Как в воду глядел. Будто не в студию, а на ферму попала. Продюсер Зонов, как петух, сразу взял за холку:

– На фабрику звезд бы тебя. Да ладно, сами засветим, если откроешь душу. Формы – формами, а содержание – содержанием.

Заметила я, он во всем подражает коллеге Пригожину, даже прической, и надо было использовать это обстоятельство. Я – в загс, менять имя, правильно – на Валерию. Теперь выхожу на сцену не реже, чем она.

А режиссер наш Попугаев. Даже названия лучших шоу содрал у заокеанских коллег.

Многие восхищаются талантом композитора Воронина: раньше играл на пиле в оркестре «Лесорубы», считая, что фасоль одна нота, а теперь – каждая вторая песня шедевр. Выуживает он музыкальные фразы из эфира. Ввел в оркестр негритянскую дудку вувузелу. А почему? На ней играет его теща. За новаторство получил орден.

Обнаглели наши поп-певички, рта не раскрывают на сцене. Понимаю тех, кому за шестьдесят – челюсти могут вывалиться. А молодые: губы одеревенели от впрыскиваний?

Собратья тащатся друг от друга: как оригинально – трясла ягодицами в такт барабану! Деревянное исполнение им до лампочки, пусть музыкальные столяры разбираются.

Недавно побывал у меня в гостях отец. Познакомила его с партнерами по цеху.

– А чего вы суетитесь, пыжитесь. Голос ягодицами не заменишь, – сказал он.

Я порадовалась его первой собственной мысли.

Один конец

Нет свободы слова в птичьем царстве. Не успеешь на зорьке кукарекнуть, готовы клюв склеить, чтоб не будил ранним утром, хотя все в помете, особенно на нижнем нашесте. Закон курятника никто не отменял.

Радоваться бы первому солнечному лучу Корзинке, нашей несушке, – у нее куриная слепота, а квохчет больше других.

О демократии можно только мечтать. Кукареку, твою мать. Да и сами виноваты. Что собой представляем? Сорока вестницей себя считает, а по мне – обыкновенная трещотка. А кукушка? Вторит, что все мы давно куку, то есть с приветом. А мы о ней – предсказательница, гадалка: «Скажи, скока нам осталось?» Да, стока, скока хозяйка отвела, наш палач. Хрясть топором, и без калгана бегаешь, хоть с гребешком, хоть без гребешка.

Индюк Сопля возомнил себя большой шишкой. А где сейчас? Давно съели. Как и страуса Леню. Все убегал да прятал в песке голову, выпячивая зад.

Ворон Карла, напарник мой (помогает топтать кур, когда устаю), советует вступить в партию соловьев, но мне надоели их трели о манне небесной. Утопические социалисты, твою мать, на мусорках не гребутся.

В последнее время меньше шипит в оппозиции гусь Задира. С ним только цыпленок Пух, недавно вылупился, до топора ему далеко.