Станислав Афонский - За други своя. Повести

• Название: За други своя. Повести
• Автор: Станислав Афонский
• Жанр: Русское современное

«Дамский перевал» – неофициальное название перевала «Донгуз-Орун» – лёгкий и общедоступный перевал. В то же время таящий смертельную опасность для всех, преодолевающих его. «За други своя» – о вспыхнувшей неожиданно симпатии громадного и свирепого зверя и альпиниста друг к другу. И не только об этом.

---

Не до смеха было Радику с Витей. Оба срочно – до отчаянности срочно, нуждались… Нужда возникла еще в городе Баксане, но реализовать ее не хватило времени – уходил автобус. В Тырныаузе, где автобус стоял посреди городка, ни места, «куда не зарастет народная тропа», ни самой тропы, ни кустов, ни сараев на худой конец, не нашли, как ни старались. Тропа, вероятно, все-таки заросла… От Тырныауза до поселка Эльбрус автобус тащился часа полтора и к нему наши друзья прибыли уже в критически взрывоопасном состоянии. До выхода из автобуса в долгожданную дикую природу оставались считанные минуты, и на тебе – эти идиотские бараны… К гортанным матюкам пастухов присоединились мысленные матюки наших героев – именно героическими были их нестерпимые муки. Наконец, одному из пастухов удалось прямо по овечьим спинам добраться до вожака. Гнусную скотину за шиворот подняли в воздух и вышвырнули, как пустой бурдюк, на другой конец моста. В ту же секунду шерстяной поток, тряся курдюками и хвостами, хлынул следом. Автобус двинулся с места…

– Я думал, сейчас речка из берегов выйдет… – Утерев со щёк обильные слёзы облегчения выдохнул Радик.

– А я думал, что сейчас лопну, – поежился от такой перспективы Витя.

– Ну ладно, уцелели. Пошли в лагерь.

Нахоженная и наезженная дорога лежала на плоскости у берега реки потом поднималась постепенно вверх. От моста до ворот альплагеря «Шхельда» ровно тридцать минут ходьбы по сказочно живописным местам. Внизу короткая, будто ее аккуратно стригли много лет, трава на каменистой поляне. Вокруг высокие задумчивые сосны и ели. Среди безмятежности и тишины, нарушаемой только ровным шумом реки, чуть в стороне от дороги – кладбище… Альпинистское. Расположенное у входа в ущелье, оно впечатляет каждого. Словно предупреждает: подумай, «всяк сюда входящий»… И, наверное, у каждого в глубине души или ближе к ее поверхности брезжит тревожная мысль: зачем я сюда приехал и стоит ли идти дальше?.. Появлялись такие мысли и у Радослава в первый его приезд. Тем более, что в тот год из-за нелепейшей случайности неподалеку от альплагеря при возвращении с восхождения на пик Кавказ погиб мастер спорта Рощин. Да не просто мастер спорта, а «Снежный барс»… Здесь находилась и могила его.

Друзья постояли. Помолчали. Радик незаметно покосился на Виктора: как у него настроение и впечатление. Внешне, кажется, никаких тревожных симптомов не видно, задумался и побледнел слегка, так это естественно. А что внутри – проявится в горах, на высоте. Там всё проявляется отчётливо и ясно.

– Радик, а отчего Рощин погиб, да еще уже внизу, как ты говоришь?

– Есть, Вик, такая традиция, неписанная, у альпинистов: не поздравлять друг друга с успешным восхождением до травы. То есть: пока не ступишь на траву у подножья горы – не ликуй и не впадай в экстаз. Спуск бывает опаснее подъема. Тому причины есть… Ну вот, а Рощин – он же «Снежный барс» же – он же все семитысячники страны покорил, а тут какой-то «пупырь» – пик Кавказ, и в самом деле вершина не больно страшная, на внешний вид, – он и расслабился… Уже подходили к траве. Он отстегнулся от веревки, страхующей связку от случайностей, а случайность тут она как тут – подвернулась нога на камне. Рощин упал и – головой об острый угол. Каску он перед этим тоже снял. Остался в одной узунколке – все один к одному. Вот и всё. И конец… А, между прочим, произошла эта случайность после их восхождения на гору, которую местные жители считают обиталищем горных духов… Вроде местной «Ведьминой горы».

– Почему?

– Ну, есть, должно быть, какие-то причины… В горах много странностей, – таинственным голосом со зловещими нотками чревовещнул Радик. – Например, на этой горе много «чертовых пальцев»…

– А это еще что за чертовщина? – с деланной беспечностью поинтересовался Витя.

– Это такие, знаешь ли, острые скалы, которые торчат именно там, где им торчать совершенно ни к чему. К тому же у них ужасно скверный характер. Приходится их обходить, время терять – вот и чертыхаешься. А чертыхаться, да еще на горе духов… У-у-у…

У Радика бывали приступы своеобразного юмора. Он это сознавал, но не мог отказать себе в удовольствии слегка нагнать на кого-нибудь страха – для тренировки их духа и собственного удовольствия. Витин дух отреагировал, кажется, без особо заметных эмоций. Вик всегда отличался спокойствием. На равнине…

Собственно, горы уже начались и не только в географическом понятии: кладбище альпинистов у дороги, ведущей в альплагерь – тоже горы. Радик чувствовал их особую атмосферу, какие-то неописуемые вдохновляющие сигналы, нисходящие со снежных вершин, их излучали скалы, деревья, реки, ручьи. У каждого источника – свой. Все они, казалось, приветствовали его, и он здоровался с ними: «Здравствуйте, дорогие мои, долгожданные! Рад вас всех видеть, друзья!» И они отвечали ему, молчаливо и благосклонно, как короли своему верному подданному. Только река что-то хотела сказать: она рокотала внизу, перебирая камни, словно четки – молилась или искала в них что-то потерянное. Рокот ее звучал приветливо. Необыкновенной чистоты и свежести легкий воздух, невидимо струящийся по всему пространству ущелья, вливался в грудь при каждом вздохе, наполняя ее силой и восторгом. Хотелось вот прямо сейчас легко и радостно взбежать на любую вершину… «Эйфория от недостатка кислорода и от нулевой акклиматизации», – умудрёно и скучно остудил себя Радик.

Он равномерно топал под своим красным абалаковским рюкзаком, прислушиваясь к физическому состоянию своего «органона», как он его иногда называл. Подозрительному, отметил он про себя. Все, кажется, здорово и хорошо… Эмоционально… А вот что-то такое… Чересчур потею… Э, ладно, – бывает. Акклиматизация, перепад давления, кислород… Рад беспечно махнул рукой.

– Ты чего размахался? – поинтересовался Вик, пыхтя на подъеме.

– Да вот ионы ловлю. Разлетались тут – не протолкнёсси…

– Какие такие ионы, Рад, разлетались? – Вик недоуменно покосился на приятеля, даже пыхтеть забыл, заодно запамятовав и о том, что такое ионы.

– Отрицательные, Вик. Их тут намедни развелось видимо-невидимо. Так и норовят в нос забраться. Щекотят до чихоты.

И Радик громоподобно чихнул, уронив на камешек слезу. Вик ответил тем же.

– Вот видишь – я же говорил, что щекотят, – резюмировал Рад, – Что-то мы с тобой расчихались, альпинист.

– Я еще не альпинист, – самокритично отметил Вик, возобновив трудолюбивое пыхтение.

– Ещё – да. Но на подходе к уже… Что-то во мне дискомфорт какой-то непонятный. Очень я почему-то мокрый, а всего-то минут десять идем. Ты-то сам как?

– Да ничего, вроде бы…

Радик внимательно всмотрелся в свободные от бороды и усов участки Витиной физиономии. Ничего себе «ничего»: простынная бледность и с бороды капает, как после дождика. Но он в горах первый раз – ему простительно. Но Радослав-то – тертый «саксаул»… А слева внизу Адыл-Су погромыхивает. А справа склон вверх уходит, весь в соснах и елях… Дошли до прямого с ровными склонами, сходящимися клином внизу канала, словно искусственно вырытого – лавинный желоб, поднимающийся вверх.

– Подожди, Виктор. Постоим. Здесь памятное место…

– Что: с девочкой тут забавлялся? Уютно… – решил пошутить Вик.

– Пошляк ты, Витя, «а еще в бороде и очках». Ага, очень уютно. Здесь, брат, такой «уют», что в любой момент можно в Адыл-Су спикировать в очень свободном полете. И без всякой инициативы со своей стороны. И момент этот нипочем не угадаешь… Отойди-ка в сторону – мне что-то там наверху показалось…

– Да брось ты, Рад, чудить. Знаю я твои штучки. Перекрестись, если кажется. «Показалось», – занервничал Виктор. – Ну и что тут может случиться и почему?

– А «по кочану». Этот канал, который ты перед собой видишь, – лавинный желоб. Уходит он далеко наверх – к снежникам на очень крутых склонах. И черт их знает, эти снежники, что там у них творится на высоте – отсюда не видно. Может быть там снегу навалило невпроворот, и он оттуда вот по этой канаве хлобыснет вниз лавиной. А перед ней – ударная волна. Фукнет так, что утрепыхаешься неведомо куда, но навсегда… Возвращалась как-то в лагерь пешком жена начальника нашей учебной части, Рита. Альпинистка, радистка, переводчица, очень интересная и красивая женщина. Возвращалась, да не вернулась. Как раз в тот момент, когда она проходила здесь, на этом самом месте, мимо вот этого самого желоба – по нему полетела лавина… Риту снесло воздушной волной вниз к реке, а следом обрушился снег…

Виктор снял очки, потом снова надел, поежился, наверное, вообразив себе всю картину трагедии.

– Она тоже на том кладбище лежит?

– Нет. Там она не лежит. Она исчезла. Нашли только ее сумочку возле вот этого камня, – Радик погладил большой валун, стоящий у дороги, как памятник. – Больше ничего не осталось. Искали и в снегу, и на склоне ниже дороги, и в реке. Ничего. Пропала бесследно. Такое при сходе лавин бывает. Особенно если лететь вот с этого отвеса, – Радослав указал на грань возле дороги, за которой прерывалась плоскость дороги и начинался край пропасти. На её дне далеко внизу блестел клинок речки, а от неё взлетал вверх абсолютно лысый склон соседнего хребта…