Станислав Афонский - За други своя. Повести

• Название: За други своя. Повести
• Автор: Станислав Афонский
• Жанр: Русское современное

«Дамский перевал» – неофициальное название перевала «Донгуз-Орун» – лёгкий и общедоступный перевал. В то же время таящий смертельную опасность для всех, преодолевающих его. «За други своя» – о вспыхнувшей неожиданно симпатии громадного и свирепого зверя и альпиниста друг к другу. И не только об этом.

---

Дорога вливается в створки ворот, как неподвижная серая река. По ее берегу слева стоят аккуратные домики современной «турбазовской» архитектуры: контрольно спасательный пункт, по аббревиатуре КСП, инструкторские «номера» и апартаменты лагерной администрации. За ними – волейбольная площадка, плац для построений, экзотическое здание учебного центра. медицинский пункт и точка приложения центростремительной силы спортсменов – столовая. На точке – вдохновляющий лозунг: «Поешь больше – пойдешь дальше!» Справа и чуть повыше – смотровая площадка. С неё ненавязчиво предлагается роскошнейший вид на верховья ущелья Адыл-Су с замками и башнями снежных вершин Главного Кавказского хребта. Еще правее вверх по склону рассредоточились ровными шеренгами одноэтажные жилища альпинистов. Все это, вместе взятое, и есть альплагерь «Шхельда» – главная кавказская база федерации альпинизма «Спартак».

Слегка зазнавшись перед самими собой принадлежностью к спортивной элите гор, друзья вошли в лагерь, достигнув высоты 2 100 метров над уровнем моря и 500 миллиметров ртутного столба атмосферного давления, вместо привычных на равнине 760, никаких ощущений при этом пока не ощутив, кроме некоторой легкости мыслей, правда и внизу нередко ощущаемой. Устроились быстро и без лишних проволочек. Получили постельные принадлежности и снарягу. Не снаряжение, экая официальщина, а именно снарягу: треугольные стальные карабины, кошки, ледорубы, рюкзаки, штормовки, репшнуры и специальные горные ботинки, окованные по периметру подошвы острыми стальными шипами – триконями. Радослав еще и каску – разрядникам положенную. Виктор, как новичок, нет. То ли потому, что головы новичков считаются прочнее и тверже, чем у разрядников, то ли камни на них реже сыплются, то ли просто касок не хватает. Поселились в разных комнатах: Рад с разрядниками, Вик – с новичками.

И все бы хорошо, но у Радика ни с того, ни с сего началась вдруг дикая головная боль. Настолько дикая, что казалось – все камни речки Адыл стучат по ней и изнутри, и снаружи. Сначала он на это внимания старался не обращать: случается при акклиматизации. Но потом подумалось: бывать-то бывает, но что-то очень уж чересчур. Вскоре к несусветной головной боли прибавилось ощущение иного рода, а проще говоря, озноб. Явление уже из ряда вон никуда. Это на равнине если заболел, то взял и отлежался в свое удовольствие, а если здесь вместо родных и близких тридцати шести и шести зашкалит за тридцать семь с десятыми, то… Об этом «то» даже думать не хотелось, да и думать стало больно.., так же, как и глотать. Сюрприз, однако. А у Виктора как? Радик побрел к новичкам.

А Виктор уже лежал, багровея на подушке своей далеко не доблестной физиономией.

– Привет, коллега, – при виде этого зрелища мрачно прохрипел Радослав, – Тоже сподобился? Поздравляю.

Коллега кивнул всклокоченной головой. Радик вздохнул, внимательно посмотрел в пол, покачал головой.

– У тебя знакомого мага или там колдуна какого-нибудь здесь поблизости нет, случайно?

– Нет, – удивленно просипел не понявший юмора Виктор, – А зачем тебе?

– Думаю, что тебе бы тоже пригодились. Завтра к врачу на осмотр и нам с тобой светит все, что угодно, только не горы, если к утру не станем нормальными людьми, а это, как я понимаю, теперь без квалифицированного колдуна не получится, а поскольку у нас с тобой его под рукой нет, то нам с тобой хана.

– А, может, и пройдет…

– Люблю оптимистов, как сказал палач перед казнью женщине, пудрившей нос.

– Какой женщине? Какой нос? – опять не врубился Витя.

– Собственный… В горах болезни медленно проходят, зато быстро приходят. Вот только почему у меня горло заболело, и именно сегодня, именно в горах, и почему именно у меня, если оно у меня вообще никогда не болит?..

– А у меня оно уже три дня как болит, – бодро признался Вик.

– Ты молодец, – сдержанно похвалил Радик, – А почему же ты поехал, если уже заболел?

– Так билеты уже взяты были и путевка на руках, да и что пройдет, думал, – резонно возразил Виктор.

– Да, все верно, – согласился Радик, – Ну лежи, поправляйся. Чтоб завтра был, как штык. И я чтоб такой же был. Будь здоров. Пошел я. Может быть, колдуна какого-нибудь завалящего на дороге найду…

Штыки из приятелей следующим утром оказались не блестящими. Скорее даже ржавыми и туповатыми. Заглянув в Витькину глотку видевший разные глотки и виды врач альплагеря Гаджиев присвистнул и заговорил с акцентом, чего в спокойном состоянии с ним не бывало:

– Ты, друг лубэзный, зачэм с этим сюда прыехал? У тэбя жэ фолликулярная ангина! Тэбе не только в горы – тэбе по лестнице подниматься нельзя. Температуру мерил?.. Ну, какая?.. Тридцать восемь? А, еще и семь десятых? Маладэц!.. На вот, бери таблетки, кушай, лежи, как камень на дне каньона, нэ двигайся и нэ рипайся. Никаких тренировок, никаких восхождений до будущего года. После таких воспалений, да еще в горах, три месяца спортом заниматься нельзя – осложнение на сердце получишь… С тобой все, друг любезный. Поправляйся. Следующий!

Следующим был Радик. От услышанного в адрес Виктора его настроение, и без того не бодрое, стало похоже на сосульку, свисающую с крыши и плачущую каплями. Но сдаваться не хотелось. Перед черными очами Гаджиева он предстал воинственным и раскаленным, как стальной меч в кузнечном горне. В сочетании с тающей сосулькой зрелище было потрясающим. Гаджиев это заметил и оценил.

– Здравствуй, красный молодец! Из бани или загорал? На-ка градусник. Сиди и меряй…

– Зачем? Я здоров. Я вообще никогда не болею… Я…

– Ну конечно ты, друг любезный, ты и никто другой. Ну, конечно никогда не болеешь. Просто совсем маленькая формальность – померяй температуру и не болей себе дальше… Та-ак-с. Ещё адын. Чуть похолоднее: «всэго» тридцать восэм и пять. Открой пасть, пожалуйста… Угу… Вместе сюда приехали? В одном купе? Друзья, говоришь? Вот и скажи спасибо другу своему – заразил он тебя… Да-да. Эта ангина – очень заразная штука, друг любезный. Такая зараза, что пасмотрэл на больного – сразу заразился. А ты с ним в одном купе ехал… Все, что я твоему другу сказал, относится и к тебе. Лечитесь оба. Разрядник, говоришь? А он чайник медный, говоришь? Я, друг любэзный в посуде нэ разбираюсь. Я в болезнях разбираюсь. Будь ты хоть чемпион, а он самовар, но я вам, и тэбе лично и персонально, запрещаю выходить на занятия. Всё. Будь здоров.

– Приговор окончательный, обжалованию не подлежит, – угрюмо, но ехидно в свой адрес добавил мысленно Радик. Он почему-то сразу успокоился, если впасть в уныние – это и значит «успокоится». Но делать больше было нечего. И в буквальном и в переносном смысле. И ничего не хотелось. И прежде всего разговаривать с Виктором… Радик вспомнил, что они не только вместе ехали, но и пили из одной кружки. Вспомнив, сплюнул – тут же резануло болью в горле. Досадно было то, что Виктор не сказал о своей болезни, не предостерег, на всякий случай…

Побрел, понурившись, в свою комнату. Зафиксировал, что задыхается даже при небольшом усилии на пологом подъеме… Да, врач прав: не до восхождений на вершину, если даже до кровати пыхтеть приходится. Сев на ойкнувшую продавленными пружинами койку, вытер пот со лба и выщелкнул из пачки «Опала» ровно одну сигарету себе в рот. Отработанный трюк не удался – сигарета вяло шлепнулась на пол, едва выскочив из пачки. Рад обреченно вытащил другую сигарету пальцами, вставил в рот, зажег, затянулся и… Выкинул сигарету в форточку. Дым показался противным и оцарапал горло, как наждачная бумага.

*

«Вот это – для мужчин:
Рюкзак и ледоруб,
И нет таких причин,
Чтоб не вступить в игру» —

Вместе с утренней зарей пробудила ото сна горы и Радика знакомая песня Визбора. Пробудилась и мысль: есть такие причины, есть, дорогой Юрий. Вот заболел ненароком – и выбыл из игры. А рюкзак вместе с ледорубом стоят в углу и скучают. А альплагерю не до скуки. Лагерь живет здоровым организмом. Люди, как люди, тренируются, выбирают маршруты, готовятся, получают продукты, подгоняют снарягу… Навешенные между сосен, сушатся веревки. На них, словно флаги, – штормовки, комбинезоны, спальники… Скоро все это понадобится тем, кто пойдет в поход, на восхождение, на штурм… Какие заманчивые слова, какие восхитительные действия… Ими жил Радослав с тех пор, как год назад вышел из ворот «Шхельды» уже не новичком, а «значком», и первые шаги за ними стали путем возвращения обратно. Вернулся, называется…

В альплагерях развлечения распорядком дня не предусматриваются, хоть и приезжают в них отпускники «на юг». «Шуткам не учат в наших лагерях», – добавил кто-то такие слова к сочиненной во время войны знаменитой песне альпинистов. Без шуток не обходится ни один день, но им не учат – это подмечено верно. В альплагере либо в поход – либо от ворот поворот. Обида и досада едко тлели в мыслях Радослава, а душу его не то, что кошки, а монстры когтястые полосовали. Доставалось и Виктору, но только мысленно. Парень сам по себе виноват в своей болезни не был: не нарочно же заболел. И не знал о неимоверной заразности этой зловредной ангины. Думал, небось: подумаешь – горло заболело. Да и не было уже никакого прока от всех эмоций, если все пришло к имеющемуся результату.