Николай Солярий - Исповедь мага. Роман в четырех частях

• Название: Исповедь мага. Роман в четырех частях
• Автор: Николай Солярий
• Жанр: Русское современное

Книга ненавязчиво уводит нас в мир, где реальность перемещается в измерения, неведомые нам: тогда – не то действительность соприкасается с мистикой, не то мистика рождается в нашем сознании и влияет на восприятие происходящего в книге. Психологически точные, достоверно выписанные персонажи соседствуют в ней с несуществующими фантомами, их окружением, колдовскими чарами, отмеченными духом язычества… Неистощима фантазия автора, которому не без боязни вверяешь свою читательскую судьбу.

---

– И кто же этот прохиндей Вася? – лопаясь от нетерпения, спросил я.

– Расскажу вам всё по порядку. Валентина Тимофеевна пришла к нам с заявлением о краже, где всё подробно расписала, в том числе и магическое видение в зеркале, если, конечно, это так можно называть. Отправился к ней опытный оперативный работник. Одна из версий у нас была, что перстень присвоила медсестра, другая – племянник больной. Когда у них дома оперативник составлял протокол допроса, к нему на стол прыгнул котёнок и лапой со стола смахнул пробку от бутылки. Валентина Тимофеевна произнесла только одну фразу: «Васька, брысь отсюда», как наш опер сразу сказал: «Вот вам и вор: кот дымчатого цвета». Стали искать перстень по всей квартире, и пяти минут не прошло, как нашли пропажу в другой комнате за пылесосом. Валентина Тимофеевна тогда сказала, что струйка дыма на дымчатом покрывале быстро расползалась и, вероятно, слово «тот» нужно было читать как «кот». Теперь всё семейство счастливо, вам от них двойное спасибо. Вы знаете, я всегда был реалистом, а тут на тебе, мистика, и каков результат! Да вы так, пожалуй, могли бы узнать, кто убил президента Кеннеди, – с восторгом, но как бы в шутку произнёс он.

– Не знаю, – ответил я ему, – на меня самого ваш криминальный рассказ произвёл неизгладимое впечатление, это какая-то нелепая случайность, я подобным никогда не занимался и сам в такое не поверил бы, услышав от других.

Мой незваный гость перевёл свой взгляд на окно и, задумавшись, сказал:

– Вот уже лето в разгаре, а я ещё окна в квартире не распечатывал, стоят заклеенные. У вас в комнате окно тоже запечатано?

– Да, тоже, – ответил я ему.

Оставив этот пустой разговор, он вновь вернулся к теме о моих способностях.

– Как же вам удалось развить такое в себе? Или это у вас с рождения?

– Всё, что я умею, достигается тренировкой.

– Да, но о вас ходят такие слухи, что вы мысли читать умеете и даже летать можете, – и впился в меня своими колючими глазами.

От этих слов у меня что-то ёкнуло внутри. Кажется, начинаю понимать, гость мой незваный зашёл ко мне не только благодарность передать.

– Вот как бы вы могли это объяснить? – начал докапываться он.

– А чего тут объяснять, чтение мыслей – это не что иное, как идеомоторный акт, а что касается умения летать, пожалуй, я только слететь откуда-нибудь смогу, а вот взлететь у меня не получится, как бы я руками ни махал. Называете себя реалистом, а сами такую чепуху говорите. Действительно в такое верите?

– Да я-то, конечно, нет, но люди-то говорят.

– Неужели вам на работе делать нечего? Зачем вы слухи разные собираете, бред это всё.

– Конечно, конечно, – согласился он, – но ведь зритель как бревно над сценой летал.

– Это мой профессиональный секрет. Вот если бы вы у Кио спросили, как он зрителя распиливает, что бы он вам на это ответил? Послал бы, наверное. У каждого иллюзиониста свои секреты, которые не всегда даже за большие деньги купишь, – тем самым, дал ему понять, что на эту тему я говорить не желаю.

Он покивал мне головой, но продолжил:

– Да, вы человек, безусловно, талантливый, а не могли бы вы свои способности направить по другому руслу, к примеру, пойти на государственную службу раскрывать преступления? Конечно, специальная комиссия должна вас обследовать.

От этих его последних слов я почувствовал, как запахло дурдомом. Ещё раз убеждаюсь в правоте Аббата:

– Нельзя высовываться раньше времени. Я сказал ему твёрдое «нет»:

Стать артистом я мечтал с третьего класса, путь мой к этому был настолько тернистым, что изменять своей профессии я не стану, да и не хочу отбирать ваш хлеб.

– Ну что ж, тогда извините, – засобирался он. – Вы интересный человек, и общаться с вами интересно.

– Может быть, ещё как-нибудь встретимся, мне всё-таки любопытно, как живёт иллюзионист. На сцене вас всегда увидеть можно, а вот в быту – не каждому дано. Разрешите взглянуть на вашу комнату, у вас там, наверное, всякие афиши на стенах.

– Нет, ничего особенного у меня в комнате нет, не считая одной дамы, она не совсем одета, так что сами понимаете.

– Да, конечно, я понимаю, – и ещё несколько раз повторил, – понимаю, понимаю.

В общем, кое-как с трудом распрощался я с ним, а потом долго ещё ломал голову, зачем он так рвался в мою комнату, и пришёл к выводу: хотел проверить, не открывалось ли окно. Очень может быть, какой-нибудь сторож или страдающий бессонницей видел мой прилёт или вылет из окна, ну и капнул куда следует. Мало того, что за мной устроили слежку, они ещё прославили меня по всем магазинам. Но услышанный мной результат истории с перстнем и котом Васей меня удивил и обрадовал, хотя после этого визита остался всё-таки неприятный осадок.

Глава 10

В церковь я решил зайти после обеденной службы, всё-таки народу поменьше, а то порой и не протолкнёшься, свечу поставить некуда. Вошёл в храм, перекрестившись, как все это делают. Взял свечу, не слишком дорогую и не самую дешёвую, и пошёл вдоль образов, ища нужный, – поставить её за упокой своего приятеля с детства. Уже год, как свёл он счёты с собственной жизнью.

Нелегко ему в этой жизни пришлось. Пить ему нельзя было совсем: выпив, становился агрессивным и придраться к любому норовил, затеять драку и в результате раза четыре или пять попадал в места не столь отдалённые, где и провёл в общей сложности лет двадцать. Вернувшись в последний раз из заключения, родителей в живых уже не застал, и намерения у него были благие: устроиться на работу, жениться и больше никогда не пить. Недолго он продержался, после первой же получки пошёл в загул, а через полгода повесился в ванной комнате. Честно признаться, я и думать о нём забыл, но в последнее время часто стал видеть его во сне. Вот мне кто-то и сказал: «Помянуть надо».

С этим намерением я и зашёл в храм, поставить свечу и заказать молебен. Остановил я свой взгляд не на иконе, а на женщине, которая занималась уборкой: она собирала огарки свечей, вытирала образа. Одета она была в монашеское платье, видно, что новое, с иголочки. Невероятно красивая женщина лет тридцати, ни грамма косметики на лице, длинные изогнутые брови и большие чёрные глаза, просто донская казачка. «Ей бы фотомоделью стать или в кино сниматься, – подумал я, – а она вот выбрала себе дорогу в жизни нелёгкую и мрачную, хотя наверняка могла бы осчастливить кого-нибудь, допустим – меня». Прекрасно понимая, что церковь не то место, где можно закадрить даму, а тем более монахиню (грех, думаю, это не смертный): какое-то чувство или желание потянуло меня в её сторону. Желание поговорить с ней перебороло такт.

Мне было известно, куда ставят свечи в данном случае, но, прикинувшись чайником, я заговорил с ней:

– Не подскажете ли мне, как поставить свечу за упокой и что при этом нужно говорить?

– Пойдёмте к этой иконе, – почти шёпотом сказала она, и от этого шёпота у меня внутри стало как-то тепло. – За чей упокой вы хотели поставить свечу?

– Да вот, товарищ мой, год как повесился, а теперь по ночам снится, говорят, в таких случаях поминают.

– Мой ответ её испугал.

– Ни в коем случае, Закон Божий гласит: ни отпевать, ни поминать самоубийц нельзя, на самом дне ада находятся они, грех это непростительный. Но бывает так, что кто-то убил, а инсценировал самоубийство, здесь, конечно, расследование должно быть.

– А если никто не расследует?

– Бог всё знает и без молебна ему все грехи простит и примет в царствие своё. Но уж поскольку свечу вы взяли, поставьте её за других умерших родных и знакомых и всех православных христиан и скажите так: «Упокой, Господи, души усопших рабов твоих, прости им согрешения вольные и невольные и даруй им царствие небесное».

Она мне всё это говорит, а я думаю: каким образом мне свидание ей назначить? Театр и ресторан отпадают сразу, оскорбится и не только разговаривать не захочет – прочь меня прогонит. Ну нет такого места вне церкви, где с монахиней можно пообщаться. За такой бы я сам в попы пошёл.

– Спасибо вам, матушка, за науку, – сыронизировал я, – а не подскажете мне ещё, как зовут вас?

– Я вам не матушка, а сестра, и имя вам моё не к чему знать, – лицо её при этом стало строгим, она быстро повернулась и ушла за какую-то дверь.

– Ну и лопух же я, нужно было как-то по-другому, спросил бы лучше, чем отличается Ветхий Завет от Нового Завета, глядишь, она бы и разговорилась, а теперь она от меня шарахаться будет.

– Я сделал всё так, как она сказала: свечу поставил и помолился, потом вышел за церковную ограду с намерением не раз ещё вернуться. Буду заходить и здороваться с ней. Глядишь, она ко мне и привыкнет. Хорошо бы еще у кого-нибудь разузнать о ней. У священника спрашивать глупо. Кто я ему? Ничего не расскажет. А если даже и расскажет, то нет у меня шансов на взаимные чувства. Самое разумное – выбросить эту затею из головы. Но на деле это оказалось невозможным.