Юрий Студеникин - ЯблоPad. Сборник рассказов

• Название: ЯблоPad. Сборник рассказов
• Автор: Юрий Студеникин
• Жанр: Эротика

Книга «ЯблоPad» – это сборник рассказов московского художника и сценариста Студеникина Юрия. Жанр рассказов колеблется: от мемуарных – «В Искусство» – до антиутопий «Обновленцы» и «Блог Натальи Г.» Но основу книги составляют рассказы о жизни, любви и похождениях наших современников. Все рассказы пропитаны легкой иронией, что так свойственна взглядам самого автора на жизнь. Писатель считает, что без неё наша жизнь была бы скучна и тягостна, а рассказы о ней просто невыносимы.

---

«Принашу сваи извинения. Спасибо за Пулхериу Ванну. Вэк не забуду. Твой друг». Факсимиле под запиской не значилось.

Яша нашел в себе мужество померить ботинки. Они были впору.

Вся злость на армянского сапожника медленно летела прочь. Не снимая обуви, художник вновь потащил истерзанную в сексуальных киднепингах девушку на водные процедуры.

Часть третья

ПОЛЯНА ШОКОЛАДНОГО ЕДИНСТВА

Осень подметала влажной метлой пьяного ветра одинокие листья. В зеркалах луж, подернутых кракелюрами первых заморозков, отражалась бесконечность неба.

Яша торопился. Местом показа новой инсталляции Изьяра стала небольшая площадка возле реки. Время для перфоманса адвокат выбрал как нельзя кстати – река, природа, солнце. Не слишком сырой, но в меру ветреный день радовал зрителей уже тем, что был ярким, ароматным, без дождя.

Художник подошел вовремя. Немногочисленные приглашенные на таинство были подогреты спиртным в мере, достаточной для длительного пребывания на свежем воздухе. Инсталлятор уже объяснял своим поклонникам, что его интерактивное действо в целом посвящено дню национального единства и примирения, а в частности – любви.

На этот раз никакими музыкальными терминами его речь не изобиловала. О порядковых номерах в шоу тоже не говорилось. Хотя все же Изьяр разбил свою инсталляцию надвое. Сперва – кулинарно-эротическое действо и лишь затем, собственно, само единение.

Из чего оно должно было проистекать, понять было сложно. Возле фонтанирующего творческой энергией адвоката стояла табуретка, газовый баллон, походная горелка да новая Изьярова спутница, но не менее красивая и стройная, чем предыдущая. Правда, на горелке грелась кастрюля, внутренности которой издавали неприятные чавкающие звуки, но, по мнению художника, да и окружавших его людей, желания моментально объединиться не вызывавшие.

Завидев в толпе смотрящих Яшу, Изьяр оживился пуще обыкновения.

– Наконец-то, наконец, я вновь увижу свою девочку, – заголосил адвокат.

Яша подошел к мастеру инсталляции, вынул из сумки женский муляж для любовных утех и протянул Изьяру.

– Долго, долго вы с ней уединялись. Цела хоть?

– Обижаешь, – только и ответил Яша. Протянул куклу Изьяру.

– А чего это она потертая такая? И волосы, вроде, чернее были? И глаза не карие? Ты что это с ней такое делал? – издевался над Яшей адвокат, рассматривая, как заправский гинеколог, им же единожды убиенную куклу.

– Днями и ночами, – отшутился Яша и вклинился в толпу зрителей.

Здесь же он нашел и Хлиповецкого в обществе новой молодухи, и Эрастова в сильном подпитии, и отчего-то сильно похорошевшую госпожу Глафиру, и слегка потискивающего ее скульптора Ярошенко, и вечного хроникера всех галерейных беспутств – известного фотографа Вадима.

Пока Яша здоровался со всеми, за его спиной что-то происходило. И не успел художник рассказать другу Хлиповецкому всю историю своих перипетий, как инсталлятор посредством газового баллона успел надуть девушку, да не одну!

Дружным хороводом, скрепленные по рукам липкой лентой, на небольшой высоте плавно покачивалась резиновая троица – две девушки и юноша. И лишь трос, закрепленный за табурет, не давал группе кукол взмыть вверх. Ветер теребил обнаженные тела, отчего всем присутствующим, при виде их становилось зябко.

Кто-то из зрителей вслух высказал эту мысль, и Изьяр с помощницей тут же стали макать в чавкающую кастрюлю кисти. Коричневой, твердеющей на ветру массой, они принялись обмазывать ноги, бедра и плечи кукол. Когда окрас завершился, то Изьяр предложил приблизиться к хороводу и, не стесняясь, покусать троицу. Темно-бурой массой, облепившей тела кукол, оказался шоколад. Он застыл на их чреслах неровными буграми, отчего вся троица походила на трех пьяных китайских шахтеров, прямо в забое решивших отметить перевыполненный план.

Гастрономического удовольствия, кроме озабоченного поисками закуси поэта Эрастова, испытать никто не изволил. В этот раз адвокат ему не мешал, а всячески способствовал приему пищи. Честно дождался, когда тот прожует, оближется и лишь затем отвязал веревку от табурета.

У всех на глазах дружная троица слегка качнулась в одну сторону, в другую, девушки завалились на парня, но тот все же выдюжил и, влекомый хулиганом-ветром, потащил за собой и дам.

Подгоняемая свистом, угугуканьем и хлопками, шоколадная инсталляция неслась неведомо куда по просторам России.

«Куда несешься ты, тройка? Куда летишь, Русь?» Яша сплюнул от пришедшего в голову неуместного сравнения. Сегодня он был доволен. Сегодня никто никого не приговорил. А его Марина, та, настоящая (а не новая, купленная на замену), хоть и в меру потрепанная, но все же целая, лежала сейчас в мастерской на полке, готовая для чего большого, светлого, нового. Он не знал точно для чего, но чувствовал, что она не зря досталась ему. Что она должна каким-то образом изменить его, и его жизнь.

И она изменила.

Эпилог

Адвокат Изьяр забросил практику и теперь ездит по свету, представляя в крупных галереях планеты свои перфомансы и инсталляции.

О нем постоянно пишет и говорит ставший популярным человеком на телевидении журналист Хлиповецкий.

Поэт Эрастов выпустил книгу, но сразу после этого устроился на работу администратором в крупную торговую сеть.

Скульптор Ярошенко зачем-то женился на госпоже Глафире, а она сама неожиданно продала галерею и уехала с новым мужем в Америку.

И только художник Яша остался тем, кем был. Он по-прежнему пишет картины, но вместо привычных всем солнечных пейзажей он все чаще обращается к теме женщины. На его полотнах уже не раз возникал образ одинокой дамы с непомерно синими глазами и таким же несоразмерным ртом. Аудитория его поклонников резко сменилась. Яшины творения пользуются успехом у молчаливых парней с тяжелым взглядом и серым лицом, да иногда у кавказцев. Его картины покупают все реже и реже. Но Яше на это наплевать.

Некрасивые мысли

В голову лезли. Лезли некрасивые мысли. Мысли о счастье.

Ну как же могут быть мысли о счастье, скажете вы, некрасивыми? И будете неправы – могут. И как могут, и еще какие еще некрасивые. Мои мысли самые, то есть самые-самые, некрасивые. Как у Ржевского. У поручика. То есть вот такие – как доставить счастье женщине (а я альтруист по натуре), а даже и через постель. Нет, не подумайте, я в свои тридцать шесть знаю КАК. Доставляли-с и доставляем-с. Я о радости мимолетной встречи. Об искре, о полете. Чтобы вот – один взгляд и уже рука в руке, и уже одним пульсом, уже в одном ритме, и – куда?… ко мне? …нет, я тебя еще плохо знаю, давай ко мне? И завертелось, закружилось – след сохранившей тепло одежды от коридора до спальни, сбитые подушки, простыни, «сплетенье рук, сплетенье ног, судьбы сплетенье» и т. д.

Так я мечтал, пока эскалатор затягивал меня в горловину подземки. А наверх, навстречу шел другой поток. Живой. Я всмотрелся – а живой ли? Какие-то все изможденные, замученные, со штампом проблем. Глаза без света, лица без счастья. Особенно женщины.

И тут я связал те свои некрасивые мысли с этими – о лицах, глазах, о счастье. О том, что – кто же, если не я? Ну ведь да же, да – я могу. Могу ведь. Некоторые не могут, а я могу (проверено) просто так подойти, легко познакомиться и предложить провести вечер. И статистику знаю. По ней, во-первых: их, женщин, больше. А раз больше, то даже и без всяких вторых – счастливых много-много меньше выйдет. Потому как, ну, недостача же по нам, мужчинам. И какая-то большая недостача, и все растет и растет. А тут как раз я: а не хотите ли под бокал шампанского… нет? – следующая и т. д. Только поймите правильно – я не маньяк. Просто взять и «шишку попарить», как говаривал когда-то наш армейский прапор, это в прошлом, это для молодых. Я – счастья хочу. Я осчастливить хочу. И могу. Вот эту, например…

Но пристальнее вглядываясь в лица, выбирая, так сказать, «жертву счастья», я все сильнее разочаровывался. Что-то меня все ломало. И дело даже не в пресловутом Ржевском. Не в том, что я мог запросто получить оплеуху за свои некрасивые, упакованные в хоровод сладких слов мысли. Дело в самом объекте. Стоя в центре зала, я пересмотрел уже целый взвод кандидаток на неминуемое счастье, но все они строем ушли в брак.

Старею! Раньше все подошли бы. Раньше нравилось все. Все, что шевелится. Или вкус поменялся? Нынешний – чтобы без изъяна, чтоб прям с конвейера. Нет, дарить тепло и ласку – дело хорошее, но о себе-то, о себе, любимом, тоже подумать не грех. Ну зачем же кикиморе радость встречи со мной дарить, если и красавицы в очередь за счастьем стоят. И статистика согласна.

И только я об этом подумал, гляжу – идет, улыбается, глаз горит – на меня смотрит. Ну, иди же, иди ко мне, родная. И у самого мысли-то уж совсем некрасивыми стали: прямо на ходу ее глазами раздевать стал; руки как-то сами по телу-то ее стройному поползли, полезли. Уже и до сокровенных мест добрались… как смотрю – из-за меня, из-за спины моей кто-то высокий, стройный, мужеский выныривает с букетом и, обгоняя, направляется к ней. А она к нему.