Андрей Ваганов - Жанр, который мы потеряли. Очерк истории отечественной научно-популярной литературы

• Название: Жанр, который мы потеряли. Очерк истории отечественной научно-популярной литературы
• Автор: Андрей Ваганов
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-904553-06-7

Сегодня трудно поверить, что в разрушенной Первой мировой и гражданской войнами России издание научно-популярной литературы составляло более трети всей книжной продукции – 36 %. Что произошло в начале XX века в России такого, что все более или менее заметные издательские фирмы считали своим долгом выпускать огромное количество научно-популярных серий? Основываясь на богатом архивном и библиографическом материале первой трети XX века, на малодоступных или полузабытых первоисточниках, автор делает попытку реконструировать социальные механизмы становления научно-популярного жанра.

Для широкого круга читателей, интересующихся проблемой междисциплинарного знания, историей науки и техники, культурной антропологией. Книга также полезна для студентов, аспирантов и профессорско-преподавательского состава гуманитарных и технических (технологических) университетов, научных работников.

---

Еще раньше, в 1920 году, Научное химико-техническое издательство (Н.Т.О.В.С.Н.Х.) организовало несколько серий изданий (с целью «дать химико-технические основы народного хозяйства»): «Основы науки (Курсы для высшей школы)»; монографии по химико-технологическим и химико-экономическим вопросам; химико-технические справочники («русский Chemiker Kalender, русский Blucher»…); руководства по общей, аналитической и технической химии («на подобие Dammer’a, Abeg’a и т. п.»)… Не была забыта и «Научно-популярная серия».[74]

В издательстве «Наука и школа» продолжалась серия «Введение в науку». (Для примера: одна из книг этой серии – «Мусульманский мир» академика В.В. Бартольда.[75])

Комиссия по изучению естественных производительных сил России при Академии наук, знаменитая КЕПС, «организовала под редакцией академика А.Е. Ферсмана и Е.В. Ереминой серию кратких научно-популярных очерков, содержавших статьи-сводки научных сведений о природных богатствах России. Вышли: А.Д. Стопневича “Минеральные воды”, В.И. Масальского “Хлопок”, Е.Ф. Лискуна “Животноводство” и Ф.Ю. Левинсон-Лессинга “Платина”».[76]

Центральный научно-технический клуб профсоюзов в Москве начинает издавать журнал «Наука и техника». «Журнал ставит себе целью в ряде статей и обзоров ознакомить как рабочую, так и всю трудовую интеллигенцию с достижениями русской и иностранной мысли. В № 1 находим статьи: О. Ерманского “Под знаком организации”, акад. А.Е. Ферсмана “Завоевания науки”, Сванте Аррениуса “Великая проблема энергии”, проф. Т.П. Кравеца “Три мировые субстанции (материя, электричество, энергия)”, инж. Я. Гольберга (Я. Златогорова) “Автомобиль и его роль в современном транспорте”, М.А. Блоха “Наука и промышленность”, инж. В.А. Петрова “Русские изобретения за последние годы” и ряд кратких сообщений и заметок».[77]

Этот отнюдь не полный библиографический список научно-популярных изданий впечатляет даже сегодня. Напомню, речь идет о временном отрезке с 1919 по 1922 год. Выпуском научно-популярной литературы занимались, как минимум, несколько десятков издательств. И еще неизвестно, как выглядели показатели их деятельности в количественном выражении по сравнению с современными. Но… «Никакой руководящей идеи или программы в деятельности этих частных изданий уловить нельзя, и наряду с многими весьма хорошими книгами попадаются такие издания, что удивляешься не издательству, ее выпустившему, а тому, что, очевидно, есть определенный спрос на такую книгу, – отмечает цепким взглядом хронического библиофила М.А. Блох. – Если мы поинтересуемся тем, что составляет главное содержание работ за последнее время, то приходится отметить любопытное явление, что появляются на свет издания, может быть, очень ценные, но вовсе не так необходимые. И для научного работника, живущего на своем скромном бюджете и привыкшего с уважением относиться к книге, представляется иногда совершенно непонятным тот успех роскоши, который приходится отметить. Именно роскошная книга, художественная книга, находит наибольшее распространение. Для иллюстрации сказанного отметим только издание «Петрополис» («Портреты Анненского» – цена 100 миллионов рублей!), издание «Аквилона», «Альконоста», «Эпохи» и т. д. ‹…› В России положение научной книги всегда было тяжелым, и в самые легкие годы печатания неоднократно приходилось с удивлением отмечать, как далеко нас опередила Германия, где частные издательства имели возможность реализовать такие специальные издания, которые в России никогда бы не могли рассчитывать на большой круг читателей».[78]

Этот вывод вроде бы подтверждает и свидетельство М.В. Муратова: «После революции 1917 года преграды, мешавшие распространению книги, пали, и сразу же всевозможные общественные организации стали вести продажу книг в более или менее значительных размерах. Всероссийский земской союз закупает в это время на сотни тысяч так называемую политическую литературу, главным образом для продажи на фронте. В том же направлении ведут работу Союз городов, партийные организации, советы рабочих и солдатский депутатов, и т. д.»[79]

Книжный репертуар в то время действительно был чрезвычайно политизирован. Причем уже в 1918 году это был в значительной мере монопартийный репертуар. «Вместе с процессом обобществления печатного дела изменяется и самое содержание книги, ею приобретается все более и более утилитарный и партийный характер, – отмечает В. Славская. – При этом 1918 год опять-таки является переломным в смысле объединения политической литературы под знаком коммунистической партии в противоположность партийной дробности этого рода литературы в 1917 году.»[80] Издательская статистика, приводимая Славской, неумолима на сей счет (см. табл. 2.6 и 2.7).

«Так завершается процесс обобществления печати – путем образования общественной инициативы, а затем и перевеса ее над частным предпринимательством; преобладания в ней коммунистического направления и, наконец, совпадения коммунистической литературы с официальной, – пишет В. Славская. – “Толстые” книги почти совершенно исчезли с нашего книжного рынка; небольшая, по преимуществу политическая, брошюра – таков обычный распространенный тип современной книги».[81]

Таблица 2.6. Партийная принадлежность издаваемых книг в 1917–1918 годах

Но русский социалистический читатель быстро, судя по всему, «наелся» политикой. «Очень скоро выяснилось, что по большей части наспех изданная “политическая литература” мало удовлетворяет население, а когда интерес к политической жизни стал падать, спрос на нее почти совсем прекратился, и она превратилась в книжную заваль, – не без удовлетворения подчеркивает Муратов (напомню, практический специалист по книжной торговле. – А.В.). – Вместе с тем оказалось, что есть большая потребность в другой книге: в то время как политическая литература лежала без движения, охотно покупались популярно-научные и сельскохозяйственные книги, беллетристика, классики и т. д.»[82]

Таблица 2.7. Партийная принадлежность периодической печати в 1917–1918 годах

Оригинальное объяснение такой аполитичности русской «читающей массы» дает Николай Рубакин. «Книгам из отдела наук политико-социальных больше других не счастливится среди русских читателей, – пишет Рубакин. – В этом нельзя не видеть некоторых особенностей русского читающего интеллигента. Он как-то привык относиться к окружающей жизни, если так можно выразиться, как бы с одной стороны: то он интересуется вопросами этическими, а все прочие не ставит ни во что, то интересуется вопросами экономическими, и тогда вопросов политических уже почти не признает. Такое хождение вокруг да около, такие односторонние поиски “начала всех начал” – одна из характерных особенностей русского читающего интеллигента, стремящегося отыскать “истинный корень вещей”».[83]

Возможно, впрочем, все гораздо проще. К 1920 году начинает сказываться эффект усталости нормального человека, обывателя, от политики, явный «износ» внимания к политической риторике. Как показывает история XX века, повышенный интерес к политическим событиям, а следовательно и к политической литературе, имеет циклический характер с периодом 4–6 лет.

Так, в речи на Всероссийском съезде деятелей по профессиональному и техническому образованию (Петербург, январь 1904 года) Н.А. Рубакин отмечал, что «впереди читающей толпы уже давно стоят именно фабрично-заводские рабочие, русский пролетариат, и что подъем книгоиздательского дела в России совпадает с 1896 годом – тем самым годом, когда пролетариат впервые выступил “ан масс” на историческую сцену и когда тридцатитысячная петербургская забастовка открыла собою великое русское освободительное как политическое, так и социальное движение».[84] Статистика книгоиздания, на которую опирался Рубакин, делая такие заявления, вполне подтверждает сказанное.

За весь XVII век в России печаталось в среднем 125 названий книг в год. С 1887 по 1892 год этот показатель поднялся с 7 до 9 тысяч названий в год. В 1893 году – превысил 10 тысяч названий. Дальнейшая динамика была еще более впечатляющей: 1908 год – 23 852 названия; 1912 год – 34 630. По тиражам – та же картина: 1887 год – общий тираж напечатанных в России книг составил 24 миллиона экземпляров; 1895 год – 42 миллиона; 1912 год – 134 миллиона экземпляров книг (т. е. примерно одна книга в год на одного жителя России).

Радикально вырос общий уровень грамотности населения России, причем в исторически кратчайшие сроки. Если в 1897 году среди лиц старше 9 лет грамотных было 30,1 %, то в 1917 году этот показатель составил 42,8 %. Даже уровень грамотности среди сельского населения демонстрировал динамичный рост: если в 1880–1888 годах, по данным земских переписей, в 20 губерниях он составлял 8,7 %, то, согласно Всероссийской переписи 1897 года, – уже 17,4 %, а к 1917 году грамотность сельского населения выросла до 37,4 %. Среди рабочих показатель уровня грамотности был еще выше: в 1897 году – 40 %, в 1917 году – 64 %.[85]