Ольга Рёснес - Ангел, архангел, архай

• Название: Ангел, архангел, архай
• Автор: Ольга Рёснес
• Жанр: Философия

К числу неудобств современного мышления, как научного, так и обыденного, относится необходимость время от времени покидать «обжитую» область и устремляться в неизвестные дали. Эта особенность мышления становится очевидной на стыке второго и третьего тысячелетий, когда ни наука, ни практика не могут уже идти прежними путями благоденствия и прогресса, не разрушая при этом саму человеческую жизнь. Никогда еще с такой интенсивностью не развивались прикладные исследования, призванные максимально обеспечить человека разного рода комфортом и достатком, в связи с чем у многих, в том числе и у «мыслящей части человечества», складывается многообещающая картина мира, в которой всё – от достигшего своих вершин человеческого ума. И только присмотревшись внимательнее к этой захватывающей воображение и чувства панораме благоденствия, с ее перспективами «господства над природой», «свободы слова и совести», «физического бессмертия», можно обнаружить, что в ней, увы, отсутствует человек в самом своем наиважнейшем: в своем духе.

---

Окажись индивид однажды включенным в научную картину мира, немедленно отпало бы классическое противоречие между «религией» и «наукой»: в познавательном акте человек действовал бы как дух, устремленный к духовному содержанию мира. Мораль индивида, обретаемая в любви к исследуемому объекту, становится в этом случае двигателем познания, а сама любовь – познавательным импульсом. Ничего подобного не предусматривает Проект Большой Истории, вводимый в программу отдельных школ в США с осени 2011 года, а к 2014 году планируемый быть введенным в национальном и глобальном масштабе. «Курс, к которому, надеюсь, приобщатся все», – заявляет Б. Гейтс, имея в виду прежде всего им же вакцинированных детей во всем мире. При этом делается ставка исключительно на неиндивидуальный подход к обучению: речь идет о «коллективном обучении», в котором задействовано «экстремальное количество информации»[14]. И чтобы окончательно похоронить представление о человеческой индивидуальности, «специалисты» проекта «наделяют» индивидуальностью «иные жизненные формы», под которыми следует понимать животных, а то и растения. «У менее сложных жизненных форм, – поясняет Д.Кристиан, – со смертью теряется большая часть того, что индивид узнал в ходе жизни. У нас же (людей или рептилоидов? – О.Р.) дело обстоит иначе. Мы можем передавать огромные количества информации от поколения к поколению, непрерывно накапливая познания. Ребенок может узнать столько, сколько его предки познали за десять тысяч лет»[15]. Здесь творец Большой Истории «забывает», что десять тысяч лет назад человек запросто смотрел в духовный мир, соотнося с его образами свою деятельность. И чтобы сегодня это оказалось кому-то доступным (ну хотя бы одному-единственному ребенку), надо ведь по крайней мере считаться с тем, что помимо физической реальности есть еще и духовная. Но такую познавательную перспективу Большая История заранее исключает: «Человек не может знать все, – «успокаивает» своих будущих клиентов Д. Кристиан, – Но мы можем специализироваться. Ведь не только индивидуальная память ведет нас вперед, мозги всего человечества познают коллективно. Это дает нам возможность говорить о нашем прошлом и планировать наше будущее… Сегодня семь миллиардов человек, коллективно обучающихся через интернет, и могут составить этот коллективный разум»[16].

Подвести человечество под «черту» группового сознания, тем самым обеспечивая в будущем каждому духовную смерть, это и есть не скрываемая уже сегодня цель творцов Большой Истории. Замыкая круг познания изучением физической реальности (с не существующими нигде «физическими объектами») и сводя к ее характеристикам реальность духа, сегодняшние архитекторы Большой Истории разыгрывают в очередной раз карту отчуждения человека от его истинной сути.

3. Между восприятием и мышлением.

Являются ли мыслительные рассмотрения чем-то «привносимым» извне и не имеющим связи с объектом исследования? Есть ли какие-то гарантии истины в чисто математическом рассмотрении «физических объектов»? Сложность феномена «человек» заключается в его двойственности: это существо пространственно-временное и в то же время духовное. Как первое, ограниченное определенной частью мира, человек воспринимает вещи как нечто отдельное, локальное, самостоятельное, хотя никакой «отдельности» в мировом процессе не существует. «Отдельность» есть своего рода «удобство рассмотрения», субъективный акт обособления рассматриваемой области явлений от мирового целого. И установить связь между «отдельностью» и мировым целым можно только через самого человека: через его мысленное самоопределение, включающее посредством мышления в мировой процесс и восприятие, касающееся его самого[17]. Тут речь идет о том самом «надличном», на которое неоднократно ссылается А. Эйнштейн: это не ограниченная личностным область «земного я», но не знающая никаких границ область мирового Я, в которой Я выступает уже не как «персона», но как «носитель деятельности, которая из более высокой сферы определяет мое органическое существование»[18]. Мышление и есть тот единственный род человеческой деятельности, что соединяет индивида в одно целое с космосом. «Когда мы ощущаем и чувствуем (а также воспринимаем), – пишет Рудольф Штейнер в «Философии свободы», – мы суть отдельные существа; когда мы мыслим, мы все – единое существо, которое все проницает… в нас получает бытие прямо-таки абсолютная сила, имеющая универсальный характер…»[19]. В своем мышлении каждый в отдельности поднимается навстречу этой «абсолютной силе», тут не может быть и речи о «коллективном разуме», исключающем свободу индивида. Заключенный в пространство-время, человек выходит с помощью мышления за его пределы, и само это мышление «вторгается» в него из мирового целого. Именно этот факт выхода мышления за пределы «пространственно-временного континуума» и есть, как указывает Рудольф Штейнер, основа «влечения к познанию»[20]. Исследуемая вещь перестает быть для мыслящего только «внешней», в нее вливается из самого мыслящего та часть мирового содержания, которая соответствует понятию. Явление и понятие – две стороны единого целого, и только вместе они составляют полную картину исследуемого объекта. Содержание мыслей как бы «оплодотворяет» восприятие, и этому соответствует акт «вспыхивания» интуиции, восполняющей недостающую в восприятии долю действительности[21].

Познавательный процесс предстает с духовно-научной точки зрения как «возврат» исследуемого объекта в общую мировую связь, из которой он вычленен в силу пространственно-временной организации человека. «То, что в наблюдении предстает нам как отдельности, – пишет Рудольф Штейнер, – почленно соединяется благодаря связному, целостному миру наших интуиций, и через мышление мы снова сводим воедино все, что мы разделили через восприятие»[22].

Естествознание не стало еще на этот путь, видя свою цель лишь в еще большем обособлении «физического объекта»: оно вопрошает к материи и ищет ответа в материи, в этом, хотя и обширном, но только ведь фрагменте действительности. «Космологический принцип Маха, – пишет И.А Акчурин, – определяемости локальных характеристик объектов (их масс, зарядов и т. п.) полной совокупностью всех их возможных взаимодействий с лежащими вне их объектами внешнего мира – несет в себе, с точки зрения единства физической науки, разумеется, весьма и весьма глубокое материалистическое содержание. Он указывает на постоянную необходимость все более и более утонченных поисков новых физических связей выделенных локально (и чем-то интересных нам) материальных структур со всем остальным материальным миром»[23] При этом научное мышление зачастую осуществляет «искусственные процедуры» (так называемые «перенормировки»), вводит из чисто формальных соображений принцип локальной калибровочной инвариантности, и с этими не наполненными реальным содержанием представлениями подступает к «физическому объекту», при этом оставляя неясной физическую картину восприятий. А.Пуанкаре прямо указывает на условность как способов наблюдения, так и способов осмысления результатов: «Нет способа измерения времени, который был бы правильнее другого; способ вообще принятый является только более удобным… Основные принципы геометрии суть не что иное, как условия… геометрия не истинна, она удобна»[24].

Теоретическое прогнозирование, дедукция, аналогии – вот та мыслительная опора, на которой строятся естественнонаучные модели мира. Истинность каждой из них выверяется принципом «вложения» предыдущей модели в новую (к примеру, в десятимерном пространстве «сворачиваются» шесть измерений, получают частный случай четырехмерного квазиевклидового пространства-времени), что дает возможность двигаться бесконечно на пути «локализации» все более и более «тонких» объектов, в полном согласии с ленинским тезисом: «… природа бесконечна». Если бы дело обстояло только так, наука рано или поздно пришла бы к факту бессмысленности собственных построений: одностороннее углубление в материю никогда не привело бы к познаванию сути исследуемого объекта (так, сегодняшняя астрофизика «видит» с помощью приборов, что происходит на поверхности Солнца, но не может ничего сказать по поводу причин происходящего). Суть «физического объекта» духовна, и она познается иным, чем к этому располагает естествознание, строем души. Определенный намек на это дает уже А. Эйнштейн в своем очерке «Физика и реальность»: «Критический ум физика не может ограничиваться рассмотрением только его собственной теории. Он не может двигаться вперед без критического рассмотрения значительно более сложной проблемы: анализа природы повседневного мышления»[25]. Мышление активизируется, как только на горизонте наблюдения всплывает какое-то восприятие, и с этим восприятием соединяется в мышлении интуиция, она и есть идеальный «результат» процесса наблюдения. Говоря о тех «общих элементарных законах», из которых дедуктивно выводится картина мира, А. Эйнштейн подчеркивает, что к ним ведет «не логический путь, а только основанная на проникновении в суть опыта интуиция»[26]. То же относится и к пониманию соотношения теории и чувственного опыта: это происходит интуитивно[27].