Виталий Вээм - Медаль за отвагу. Том первый. В тени сомнения

• Название: Медаль за отвагу. Том первый. В тени сомнения
• Автор: Виталий Вээм
• Жанр: Прочая документальная литература

Летом 1944 года англичанка Мария Лайтоллер служит в пожарной части, а по вечерам проводит время в баре в компании своего начальника. В один из таких вечеров к их столику подходит незнакомец, представляется военным детективом и сообщает Марии о том, что отец её серьезно ранен, находится в другой стране и нуждается в помощи дочери. В ответ на это Мария, не раздумывая, соглашается на перелёт…

---

– И без того газами отравленный, еще табаком добиваешь себя! Свое здоровье, которого нет. И травишь остальных.

– Да брось причитать! Я каждый день сижу на этом месте и курю, а ты решила на меня напасть сегодня?!

Луиза скрылась за спинкой.

– И не давай мне повода вновь вспоминать про этот чертов газ! До конца своих дней мы усвоили урок, насколько ветер может быть переменчив.

Он вспомнил о событии, произошедшем в 1915 году, во время тактики позиционной войны. В один из таких дней британские войска применили хлор, пустив его по ветру в сторону противника. Сначала ветер переместил газ на небольшое расстояние, и тот застрял между позициями врага, но затем частично вернул его на британцев, тем самым обратив газовую атаку против них же. Под ударом оказались обе стороны. Хлор тяжелее воздуха. Первым делом он опускается в овраги, блиндажи, в любые подобные убежища. Спасась от него, солдаты вылезали из окопов, до конца не доверяя газовым маскам. Но те, кто поздно надевал маску, ждала незавидная участь, ровно, как и лошадей, случись тем находиться поблизости. Хлор расползался, убивая растительность.

Сайлас же от газа серьезно не пострадал, получив легкую степень отравления. Но через пару дней его ранило в ногу шрапнелью, повредив бедренную кость. Ногу медики спасли, война для Сайласа закончилась, но ранение до сих пор напоминает о себе хромотой и ноющей болью.

То, что нас не убивает, ранит нас.

– Ты же понимаешь, что хромаю я не из-за того, что курю! – воскликнул он.

– Да, верно, – Луиза сдала позиции. – Пожалуй, налью себе еще, раз вы меня разбудили. Тебе принести?

– Только мне ни с чем не смешивай.

Луиза довольно бодро поднялась, взяла стакан и направилась в кухню. В дверях она столкнулась с Эн, и та, показав фотоаппарат, укоризненно спросила:

– Ты не знаешь, как он оказался среди круп?

– Без понятия, – Луизу не заинтересовал вопрос. – Наверняка Джонатан играл.

– Возможно, но он не смог бы положить его туда, где я нашла его, – Эн почувствовала себя сыщиком, разоблачая сестру. – Высоковато для него. Странно, почему ты увиливаешь?

– Я фотографировала побережье, – со вздохом призналась Луиза, поняв, что больше ничего не остается. – Сделала пару снимков, не сломала же.

– Ты же не умеешь им пользоваться! – Эн осматривала камеру, вертя в руках. – Именно это меня беспокоит. И твое небрежное отношение к вещам меня порой выводит из себя.

– Брось, Эн! Всего лишь фотоаппарат, – отмахнулась Луиза.

Она прошла в кухню, достала початую бутылку с ромом из холодильника, начала разливать напиток по кружкам – себе и Сайласу.

– Это подарок, – Эн старалась говорить без злости, но нотки недовольства проскакивали. – Ему не место среди крупы и сахара.

Она беспокоилась о том, что Луиза могла что-нибудь сломать или испортить, зная, что та не умеет обращаться с ним. Но, убедившись, что фотоаппарат в порядке, перестала сердиться. И теперь на смену чувства раздраженности пришли угрызения совести и неловкость от того, что она чуть не накричала на сестру из-за сущего пустяка. Эн – не собственник до такой степени, камнем преткновения стал не тот факт, что кто-то взял ее вещь, а тот, что нужно было положить на место взятый на время чужой предмет, а не швырять его где попало, как это сделала Луиза. К тому же Эн не хотела портить вечер, зная, что Луиза способна малейшее замечание к ней раздуть до скандала. Отстаивая свою мнимую невиновность, она выставит себя жертвой необоснованных нападок и от защиты плавно перейдет в наступление. Все обвинения в адрес Луизы сойдут на нет, прикрываясь тем фактом, что она и так безропотно терпит их всех в своем доме. Позже Луиза признается, что сказала подобное не со зла, что Джонатан, Мария и Эн – всегда желанные гости и могут оставаться в нем столько, сколько захотят. Но, тем не менее, после таких реплик осадок в душе все же остается. Как бы потом рьяно не доказывалось обратное.

Предугадав все это в голове за секунду, а именно такое развитие событий зачастую случается, Эн решила не развивать свою претензию. Она медленно выдохнула.

– Ладно, пленку ты не засветила, и несколько кадров должно быть осталось. Надеюсь, твои снимки окажутся шедеврами.

– Честно, не поняла, – Луиза сделала глоток и только после этого продолжила. – Сделала ли я их вообще?

– Я тебя научу, – Эн подозвала к себе.

Та с интересом стала поглядывать то на камеру, то на Эн, внимательно слушая каждое слово. Луиза со стаканами и Эн с камерой вернулись в гостиную.

– Когда наведешь фокус, нажмешь вот эту кнопку. Чтобы перемотать на следующий кадр, подвинешь вот эту ручку от себя до упора. Смотри, чтобы в кадр попали все. У тебя одна попытка сделать хорошее фото, у нас осталась одна лампочка для вспышки.

– Не сложно, – сказала Луиза с видом, будто и вправду все поняла, но сомнения все таки остались. – Просто нажать эту кнопку.

Поставив стаканы на столик перед Сайласом, она забрала камеру.

Сайлас и Джонатан размышляли над вопросом. Мальчик выдвинул теорию, ее суть была в том, что у животного есть хвост, а у человека нет. На что Сайлас сказал:

– Это слишком просто.

– А почему у меня нет хвоста?

– Потому что у тебя есть руки.

В этот момент сверкнула вспышка. Эн находилась ближе всех и ей ослепило глаза. Накрыв их ладонью, она тут же поняла причину неожиданной вспышки света, которая привела Джонатана в восторг. Но Эн, напротив, была недовольна:

– О, Бог мой! Луиза! Но ведь не сейчас!

Ошарашенная Луиза часто моргала, не до конца понимая, как такое вышло:

– Я случайно…

– Это была последняя лампочка.

Эн отняла руку от лица, в глазах прыгали белые пятна. – И что ты сфотографировала, скажи мне?! Мой крупный профиль?

В круглой алюминиевой чаше сгорела небольшая лампочка, а фольга обуглилась.

– Да ну вас, – обиженно бросила Луиза.

Джонатану понравилось, и он просил еще «молний». Сайлас сказал, что нет ничего страшного в том, если они уже не могут воспользоваться вспышкой, нужно зажечь как можно больше света в гостиной, и снимки тогда получатся достаточно светлыми. Было видно, как его снова повеселили – выдавало бодрое расположение духа, ухмылка с лица не сходила.

– Ты какая-то ершистая на меня сегодня, – Луиза стояла, окаменев, сжимая камеру в руках.

– Извини, – со вздохом ответила Эн, опускаясь на диван. – Я нервничаю!

Эн накануне отъезда Марии каждый раз была сама не своя. Мельтешила, суетилась, не находя себе места. Как бы она хотела отсрочить завтрашнее утро и предпочла бы, чтобы оно вообще не наступало. Остановить стрелки, чтобы дочь проспала поезд, спрятать билет, да что угодно, лишь бы Мария осталась дома. Маленький Джонатан, обнимая Марию за шею, пустит ей слюни со слезами в плечо и будет требовать от нее остаться, не понимая, почему она должна уехать. Затем он на манер взрослого человека скажет, чтобы она написала письмо, как только доберется. На что Мария улыбнется и скажет: «Я вернусь раньше, чем письмо дойдет до вас!» И Джонатан будет провожать ее взглядом, пока та не скроется из виду.

Но сейчас мальчик с открытым ртом наблюдал, как сестра не спеша спускается по лестнице. Подол красного вечернего платья скользит по ступеням вслед за ней. В его разрезе то появляются, то исчезают стройные ноги, одетые в лакированные туфли на каблуках. Когда Мария стояла, сведя ноги вместе, платье повторяло изгибы фигуры, напоминающей песочные часы, на шее девушки поблескивало колье, которое Эн одолжила у Стоункирков и не обманула – колье гармонично сочеталось с всеобщим видом и придавало торжественности. Мария улыбалась, ее лицо сияло. Она кокетливо опускала глаза в долу, а затем медленно поднимала взгляд, будто позировала для фотокамер и вела себя как дива экрана, уставшая от постоянных фотовспышек, и они ее уже не отвлекают, но все же позволяла репортерам сделать пару хороших снимков.

Все эти приемы Мария научилась проделывать в детстве, когда они с Сайласом устраивали инсценировки концертов, так же как и сейчас – в гостиной. Тогда у нее еще не было своих песен, они исполняли общеизвестные народные композиции или сочиняли на ходу о том, что первое придет на ум. Дядя исполнял окопные песни с ярко выраженными реалиями сражений и всего того, чему пришлось стать свидетелем за то недолгое время, которое он провел на службе. Мария – светлые, романтические напевы о любви и о женщинах, которым по воле случая пришлось расстаться со своими мужьями, братьями, ушедшими на фронт. Когда их тексты сливались в один, получалась вполне интересная и ритмичная композиция для широкой публики, которая, если исполнить на радио, завоевала бы сердца своей трагичностью, но в тоже время и светлой надеждой в будущее.

Когда Мария дошла до самой нижней ступени, она остановилась, оглядывая всех присутствующих: дядя по обыкновению курил с аккордеоном на коленях, на табурете у подножия лестницы, Луиза стояла с камерой в руках, время от времени делала снимки, а Эн и Джонатан сидели на диване, не отрывая взглядов от Марии. Мальчик все так же изумленно сидел с открытым ртом, словно никак не мог узнать свою старшую сестру. Более того, он находился в неимоверном восхищении от ее образа. Глядя на него, можно было подумать, что в гостиной появился прекрасный женский персонаж одной из сказок, которые ему читали. Или прямо на его глазах фокусник вытащил кролика из пустой шляпы, а затем из нее вылетела стая голубей. Именно такой эффект восхищения возымело на него появление сестры от того, что он ни разу не видел ее прежде столь нарядной. В то время как Эн эвакуировалась на окраину Пембрукшира в дом Луизы, Джонатан еще не появился на свет. В те случаи, когда Мария приезжала погостить, он видел ее лишь в служебной форме или пижамах. Никогда не бывая в Лондоне, маленький Джон не подозревал, что сестра щеголяет в платьях и пышнее, в случае праздника или торжества.