Кеннет Грэм - Золотой возраст

• Название: Золотой возраст
• Автор: Кеннет Грэм
• Жанр: Прочая детская литература

Перед вами книга о приключениях и переживаниях пятерых детей. Лиричные рассказы, полные сентиментальной грусти об ускользающих мгновеньях жизни. Воспоминания о детстве.

---

– Где Гарольд? – спросил я чуть погодя.

– О, как обычно, играет в продавца сдобы, – с раздражением ответила Шарлотта. – Собирается играть в него весь день!

Очередное странное увлечение Гарольда. Он сам придумывал игры, сам играл в них и постоянно застревал в каждой новой прихоти, пока она не изнашивалась до дыр. Сейчас он играл в продавца сдобы дни и ночи напролет, он ходил по коридорам и лестницам, вверх и вниз, звонил в беззвучный колокольчик и предлагал невидимые кексы невидимым прохожим. Жалкое развлечение, на первый взгляд, и все же: пробираться по шумным улицам своего воображения, звонить в невидимый колокольчик и предлагать несуществующие кексы посреди бурлящей толпы, которую сам выдумал – такая фантазия была достойна уважения, ее нельзя было не принимать в расчет, даже если она казалась неуместной в это лучезарное, ветреное утро!

– А где Эдвард? – снова спросил я.

– Он ждет нас на дороге, – сказала Шарлотта, – притаился в канаве, чтобы внезапно выскочить, как страшный гризли. Только не говори, что я тебе рассказала. Это сюрприз.

– Ладно, – великодушно согласился я, – Пойдем, пусть напугает нас.

И все же, меня не покидало ощущение, что в этот блистательный день, даже гризли будет лишним и скучным.

Конечно же, жуткий медведь выскочил на нас, как только мы оказались на его пути. Затем последовали вопли, рычание, револьверные выстрелы и непередаваемый героизм, и только после этого Эдвард снизошел до того, чтобы опрокинуться навзничь и издохнуть – огромный и зловещий гризли. Само собой разумелось, что кто бы ни взял на себя роль медведя, даже самый старший из нас, он должен был рано или поздно издохнуть, иначе игра превратилась бы в сплошное побоище и на смену нашей с трудом отвоеванной цивилизации пришла бы эра желудей. Так что маленькая битва завершилась к удовлетворению всех участников, и мы побрели по дороге дальше. Вскоре к нам присоединился своевольный Гарольд, без кексов, в здравом уме и трезвой памяти.

– Что бы ты сделал, – вдруг спросила Шарлотта, которую часто одолевали фантазии, почерпнутые, в основном, из зачитанных до дыр книг, – что бы ты сделал, если бы увидел двух львов на дороге, по обочинам, и было бы непонятно на цепи они или сами по себе?

– Что бы я сделал! – отважно воскликнул Эдвард. – Я бы… я бы… я бы…

Хвастливый тон постепенно перешел в невнятное бормотание.

– Не знаю, что сделал бы.

– А ничего делать и не надо, – заметил я после некоторого размышления, и трудно было бы прийти к более мудрому решению.

– Вряд ли успеешь что-то сделать, – медленно произнес Гарольд. – Львы первыми сделают все, что задумали.

– Ну, а если это хорошие львы? – возразила Шарлотта. – Тогда они не будут делать ничего плохого.

– А как ты отличишь хорошего льва от плохого? – спросил Эдвард. – В книгах об этом не рассказывается, и львы обычно похожи друг на друга.

– Хороших львов не существует, – торопливо сказал Гарольд.

– Еще как существует, есть масса хороших львов, – не согласился Эдвард. – Почти все львы в книжках хорошие. Лев Андрокла, делившийся добычей со своим хозяином, лев святого Иеронима, которого Иероним вылечил, вытащив занозу из его лапы, и… и… Лев и Единорог.

– Он «вел с ним смертный бой», – с сомнением заметил Гарольд. – «Гонял Единорога Лев вдоль городских дорог».

– Вот это и доказывает, что лев был хорошим! – победоносно вскричал Эдвард. – Вопрос в другом. Как им самим сказать об этом?

– Надо спросить у Марты, – выдал Гарольд самое простое решение.

Эдвард презрительно фыркнул, потом повернулся к Шарлотте.

– Слушай, – сказал он, – давай попробуем поиграть в львов. Я побегу за угол и притворюсь львом, сразу двумя львами по обочинам дороги, а ты будешь проходить мимо и не будешь знать на цепи я или сам по себе. Давай? Тебе понравится!

– Нет, спасибо, – твердо ответила Шарлотта. – Ты будешь на цепи, пока я не подойду поближе, а потом окажешься сам по себе и разорвешь меня на кусочки, испачкаешь мне платье, а может даже еще и ударишь. Знаю я, как ты играешь во львов!

– Нет, клянусь, все будет не так, – запротестовал Эдвард. – В этот раз я буду совсем другим львом, ты даже не представляешь каким.

И он умчался, чтобы спрятаться. Шарлотта сомневалась некоторое время, но потом боязливо двинулась вперед, с каждым шагом превращаясь из легкомысленной девчонки во встревоженного путника. Гнев льва при ее приближении устрашающе возрастал, его рычание заполняло все трепещущее пространство. Я подождал, пока они полностью не увлекутся игрой, и скользнул в кусты, прочь от затоптанной дороги в бескрайние луга. Не то чтобы я был нелюдим или пресыщен львами в лице Эдварда, просто пыл юности и зов божественного утра переполняли меня. Земля к земле! Вот подлинная нота, радостное звучание этого дня, и как искусственны и пусты рассуждения и притворство, в тот момент, когда сама Природа распевает во все горло и повергает в трепет каждую клеточку моего существа. Воздух был вином, терпким, пахнущим землей, вином. Песня жаворонка, мычание коров на лугу, пыхтение и дымок от проезжающего вдали паровоза – все было вином, а может песней или ароматом. Удивительное единение всего со всем. У меня не хватало слов описать ту вибрацию, исходившую от земли, которую я ощущал. Не хватает их и сейчас. Я бежал напролом и вопил, я месил счастливыми пятками хлюпающую почву, я разбрызгивал палкой бриллиантовые фонтаны луж, я беспорядочно швырял комья в небеса и вдруг заметил, что пою. Слова не имели смысла, полная ерунда, мелодия – неожиданный экспромт, утомительный и не ритмичный. И все же, эта песня казалась мне подлинным высказыванием, пришедшимся как раз к месту, идеальным и неповторимым. Человечество с презрением отвергло бы ее. Природа пела вместе со мной, принимая и узнавая без тени сомнения.

Дружелюбный ветер окликал меня с верхушек качающихся и шелестящих деревьев. «Позволь мне направлять тебя сегодня, – молил он. – В другой выходной ты выбрал тропу невозмутимого и неизменного солнца. Застигнутый темнотой, ты еле доплелся домой, и лишь бесстрастная луна сопутствовала тебе. Почему бы сегодня тебе не выбрать меня, фокусника и притворщика? Меня, который налетает из-за угла, возвращается и ускользает, гонит и преследует! Я поведу тебя в лучшем и редчайшем танце, потому что я смел и своенравен, я – повелитель хаоса, и лишь я, безответственный и беспринципный, не подчиняюсь правилам».

Что до меня, я готов был следовать за резвым приятелем. Почему бы не развлечься в выходной. Итак, мы смешались друг с другом, рука об руку, как говорится, и полный доверия я взял курс, на котором так трясло и петляло, курс моего ничем не сдерживаемого пилота.

Он оказался шутником. Не знаю случайно или намеренно, он столкнул меня прямо с влюбленной парочкой. Двое, лицом к лицу, замерли, не мигая. Подобное казалось мне в то время жалким дурачеством. Когда телята трутся носами через забор, это естественно и в порядке вещей, но когда люди проявляют заметный интерес друг к другу…! Что ж, мне оставалось лишь пробежать мимо, покраснев от стыда. Но, в то утро все, с чем я сталкивался, было пропитано неким волшебством, витавшим в воздухе, и я с удивлением обнаружил, что проскользнув незамеченным мимо этих глупцов, чувствую к ним скорее нежность, чем презрение. Удивительна примиряющая сила, способная привести в созвучие подобные выходки с безудержностью и шаловливостью ветра.

Дунув в мою правую щеку, своенравный приятель заставил меня повернуть за угол, и вот, взору моему открылась деревенская церковь в окружении вязов. Из окна ризницы торчали две детские ноги, явно потерявшие опору и всем своим болтающимся видом изобличая воровство, если не святотатство. Безбожное зрелище для сторонников высоких моральных принципов. И хотя кроме ног ничего не было видно, я прекрасно знал, кому они принадлежат. Эти ноги обычно носили тело Билла Сондерса – самого непревзойденного хулигана деревни. Так же не трудно было догадаться, что за желанная добыча привела Билла в подобное положение – пирожные Викария, которые тот прятал в буфете, рядом с церковной утварью. Мгновение я колебался, а потом прошел мимо. Я не сочувствовал Биллу, но не сочувствовал я и Викарию. Дух этого хулиганского утра словно нашептывал мне, что Билл имеет такое же право поесть пирожные, как и Викарий, и, скорей всего, получит от них большее удовольствие. В любом случае, вопрос был спорный, и я решил остаться в стороне. Природу, которая взяла меня в союзники, совсем не заботило, кому достанутся пирожные, и, естественно, она не позволила мне терять попусту время, изображая полицейского.

А он все тянул меня вперед, мой настойчивый проводник; я брел по его следу, не сомневаясь, что для меня припасено еще много сюрпризов в этот выходной. И это было действительно так. В каждом из них звучал тот самый мотив необузданности. Как черный пиратский флаг на голубом океане неба, в воздухе зловеще парил ястреб. Внезапно он камнем упал вниз, в траву, откуда донесся тонкий, пронзительный и жалобный визг. К тому времени, как я добрался до места, на земле осталась лишь горстка перьев, словно рассыпанные театральные программки – свидетельницы разыгравшейся только что трагедии. А Природа все так же смеялась и ликовала – безжалостная, веселая и бесстрастная. Ей, не принимавшей ничьей стороны, было что сказать и ястребу, и зяблику. Оба были ее детьми, и ни одному из них она не отдавала предпочтения.