В. Гракхов - Безлунные странники, Североград и еще несколько вещиц

• Название: Безлунные странники, Североград и еще несколько вещиц
• Автор: В. Гракхов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-00098-097-2

Кого-то из вас, как Красную Шапочку, поманит сюжет первой новеллы – Der Wolf, уводящий все дальше в лес чужого бессознательного. Кого-то ошеломит нагловатой абсурдностью «Гипотеза Доингли». Третьего утопит «Мертвое море», четвертого утянет на дно «темный источник», пятому снесет голову короткая трагедия «Искусство зла», абсурдистская пародия на всех сразу античных авторов и на их тяжеловесные переложения для сцены «с хорами и пантомимными балетами». Шестого ослепит «Сиянием» северная страна Ассия, где двенадцать медведей в санных упряжках возят из лесу гигантские бревна, а в столичном Волпёсграде царь издает указы о том, что «Бога нет». Ценителя любовной лирики прихлопнет мухобойка Времени в «Гранатовом саду», простодушного укусит «Злая обезьяна», шулер вытянет черную карту из разноцветной колоды в таверне «Совы».

---

План возмездия был рожден еще там, в том полете, он был увиден Аззией в тех изломанных зеркальных отображениях, которые мелькали в мерзком блестящем осколке, в те короткие мгновения, когда в них отражалось не обезьянье тело, а бесконечное бездонное небо. Но нужны были годы, чтобы всё сложилось, соединилось, остановилось в этом плане, – и вот наконец приблизился день осуществления.

В решающее утро Аззия встал рано, а может быть, он и не ложился. Особенное новолуние наступало в этот раз в 8.41, и пригодный отрезок времени длился примерно с 7.45 до 9.30 – всего около двух часов. В 7.30 утра он стоял за городской чертой, на октябрьском ветру, на небольшом холмике, исполнявшем роль стартовой вышки.

Аззия Кума скинул плащ и шляпу и остался в тонком облегающем серебристом комбинезоне-скафандре – плод долгой работы, – в левой руке его был зажат финский нож. С полей потянуло рассветом, каркнула невидимая ворона, с листа у верхушки ивы соскользнула капля ночного дождя, блеснув в падении и как будто повторив бликование зеркального осколка, – Аззия Кума взмыл в Небо.

Источники Святаго Духа располагались за поверхностью неба. Их было шесть, в шести точках сферы за небом, и все расстояния между ними и центром Земли были равны. Когда источники испускали Дух – а это было всегда, кроме двух-трех часов в необычные новолуния, – он проходил сквозь поверхность неба, как сквозь мелкое сито, и, рассеиваясь на нем, опускался на твердь почти равномерно, хотя и по своим условиям распределения, – на небе же никаких следов его проникновения не оставалось. Не было на небе и никаких знаков, указывающих на наличие этих источников там, за небом, и уж подавно не было никаких отметок, показывающих, где именно эти источники могут находиться. В те редкие часы особых новолуний, когда источники останавливались – кто знает зачем? – закаченный ранее дух медленно оседал от неба до земли. Оседал он дольше, чем длилась бездушная пауза, так что когда запасы его внизу начинали иссякать, истекала и пауза, и мало кто на Земле, кроме сведущих, ощущал сбои или шероховатости в постоянной подаче неощущаемого здесь потока, да и никто, кроме сведущих, не связывал видимые на Земле результаты этой паузы с самой паузой, никем не ощущаемой.

Аззия лег грудью – как всегда, градусов под 70 – на тонкий дымок, собравшийся из соседних деревень, и, положив на него и свою взволнованную душу, мощно шел вверх. Он никогда не поднимался так высоко в своих прежних полетах, – обычно он скользил над лугами и городами на высоте городских птиц, ищущих пропитание в отбросах, а сейчас и он не знал, хватит ли его сил и духа взлететь туда, откуда даже земля кажется уютной зеленой лужайкой, затерявшейся в лазури ласковых морей. Но Аззия Кума был готов к этому дню, он приближался к небосводу.

На сером протуманенном небе только обезьяна невероятным животным чутьем чуяла ненормальную точку. Когда до пленки неба оставалось около двадцати метров, Кума взмахнул ножом и на скорости пропорол латексную поверхность рваным отверстием дюймов в пятнадцать в диаметре – пропорол там, где за Небом был установлен Святой источник.

О, этот зеркальный блеск, слепивший нас в полете над толпой человеческих форм, бивший в глаза, сбивавший с точного курса, ломавший безупречные виражи, дублировавший единственные трассы, проложенные для нас, неземных лётчиков, посланцев неведомого.

В течение получаса Аззия пробил еще пять дыр, и шесть густых оранжевых пятен горели на сером небесном фоне – геометрически правильные созвездия темно-синих звезд виднелись за серым небом на оранжевой небесной сфере, – но только для того, кто мог вплотную прижаться лбом к пробитой обезьяной дыре.

Еще час, пока в особое новолуние источники не источали свой дар на Землю, Аззия протягивал шунты между шестью источниками, переключал на них дарованные потоки, затягивал и зашивал небесные дыры. К концу новолунной паузы система источников была перестроена так, что излияния Святаго Духа, перебрасываясь по шунтам от источника к источнику, обходили несчастную планету – так, чтобы сквозь проницаемую для Духа небесную оболочку не доносилось более ни дуновения.

Кума пошел на снижение, и через недолгие минуты он встал на землю на берегу небольшой речушки на пустынной лужайке около полузаброшенного леса. Время духовной паузы окончилось. Человечество, не смотря на Небо, не знаемо для себя ожидало включения источников. Кума стянул с себя холодный, промокший во влажных серых туманах скафандр, бросил его в речную воду, встряхнулся мохнатым телом, взвыл, как брат его, бушевавший когда-то на улице Морг, и вновь взлетел в полет.

Прошло три-четыре минуты после того, как прошедший ранее сквозь небо дух полностью рассеялся над планетой, исчезнув из ее воздухов, и миновало время, когда Святые источники должны были включиться вновь. Некоторые там, на планете, уже почувствовали неладное. Кто-то вдруг побледнел, пульсы стали биться чаще и неровней, у кого-то расширились зрачки, вдруг беспричинно сдавило виски, кто-то потерял ориентировку на оживленном перекрестке. Многие, впрочем, еще ничего не ощущали, да и впредь не ощутят – боюсь, не услышат они и стук гвоздей, вбиваемых в крышку их гробов.

Ах, Земля, Земля. Прошло уже семь минут, и всё становилось очевидным – люди, хрипя и поднося ладони к горлу, медленно валились на землю на улицах Калькутты, площадях Рима, проспектах Рио, в селах России, в саваннах, пустынях, горах и джунглях, – нескольких эвенков рвало кровью на приполярные снега, изящная молодая женщина сползала вдоль отполированной дверки темно-зеленого Ягуара, беспомощно тыкая ключом от машины в окружающее бездуховное пространство, и сумочка от Louis Vuitton плавно выскальзывала из ее руки на без-чувственный асфальт.

О, мой странный читатель! Как опишу я безжизненный пейзаж умирающей Земли – заброшенные села, пустынные пляжи, безлюдные города с редкими трупами в серых плащах на тротуарах у зданий, облицованных гранитными плитами. Поля, поля – бескрайние, пустые необозримые поля…

Ты помнишь, Кума, как в юности мы зачитывались Джонатаном Доѝнгли? Чудный маг волшебных слов неведомой литературы и феноменальный изобретатель – как обогнал он свое время! Странно, но теперь я вспомнил, что я когда-то показывал тебе его работы по небесной механике, – я, кажется, сам писал реферат по одной из его разработок. Это был химический аккумулятор Святого Духа. Там вся штука заключалась в том, что два разноименных электрода жизни и смерти постоянно менялись местами в небольшой зеркальной камере, что-то вроде камеры обскура. Но так как камера эта была реверсивна и не показывала наблюдателю мир, а, напротив, втягивала его в себя, то смотрящий сквозь ее голубоватую линзу в некоторую точку…

А помнишь, Аззия, его повесть – «О волшебной ночи»

…прóклятый, падая с высоты тридцать тысяч футов, дергаешь за кольцо и парашют не выходит, – дергаешь снова, дергаешь еще, но ничто не открывается и уже не откроется – ни основной, ни запасной, – ты стиснут тисками воздуха, ты пережат снаружи и изнутри, мозг бьется чаще, чем сердце, зубы сжаты до диффузии, пальцы сведены и скрючены так, что им уже больше не дернуть никакое кольцо, – немыслимым движением ты выворачиваешься так, чтобы головой вниз, чтобы мгновенно насмерть, без мук, переломов, без шансов, – и нестерпимый удар бьет в спину и плечи – он раскрылся сам, раскрылся сам, – может, в километре над этой землей…

– Вот и всё, – сказал Áззия Кýма, пролетая метрах в ста над покрытой коричневеющими опавшими октябрьскими листьями Землей. Всё было пустынно и тихо, никого уже больше не было, легкий прохладный дождик сеялся сквозь разорванные клочья навеки зависших туманов.

И над всем этим пустынным миром мерно и мирно прочерчивали свои полеты в полупрозрачном небе лишь несколько спасенных – сам Аззия Кума и двое его знакомцев, молодых здоровых обезьян, – четверо тибетских монахов, выпорхнувших в Небо из ущелья у Шамбалы, – арабский террорист, повязанный поясом шахида, на белом крылатом коне поднявшийся ввысь над Аравийским полуостровом, – два революционера, силою неукротимого духа, сжав револьверы в руках, вознесшиеся над Рейном, – раввин из Толедо, прижавший к груди сияние, – какая-то дамочка, проговорившая все эти два часа по телефону за столиком в кафетерии на шумном перекрестке и не заметившая, что она уже вознеслась, продолжая говорить, не смущаясь, что ей никто уже не отвечает, – два праведника, доселе спасавшиеся в секрете в египетской пустыне, – да еще один немыслимый старец, взлетевший вдруг над исснеженной землей, – но кто он? – живой ли это праведник или дух святого, бывшего здесь в минувшее время?

2 Путешествие в отдаленную страну

Мы вышли на рассвете и отправились в неведомую страну. Дорога туда шла по ущелью, и мы вошли в него, пройдя через разлом в скале, расколовшейся перед нами сто тысяч лет назад и пропустившей сквозь себя стонущий горный водопад, узкий и убивающий всё под ним сущее своей нисходящей силой. Мы поднялись вдоль водопада по скользкой от брызг тропинке до верхней долины, путь к другому концу ущелья был извилист и исчезал из наших глаз за поворотами горных склонов. Наш дух был крепок, наши имена – неизвестны, и мы неутомимо шли, скрываясь в отраженных от реки лучах горного солнца.