София Привис-Никитина - Папа! Папочка! (сборник)

• Название: Папа! Папочка! (сборник)
• Автор: София Привис-Никитина
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-907006-40-9

Софья Никитина-Привис – женщина-баллада. Из-под ее пера выходят маленькие поэмы в суперской джазовой аранжировке. Жизненные коллизии, в которых живут, влюбляются, конфликтуют и совершают поступки герои ее локальных историй, не оставляют никаких сомнений в аутентичности происходящего с ранее пережитым самим писателем, наоборот, здесь ощущение явного авторского присутствия, но с мастерски исполненной импровизацией. Великолепное чувство юмора, которое поднимает читателя над «свинцовыми мерзостями жизни», добавляет рассказам парадоксальной философской мудрости.

---

– Валерка, Димка, идите сюда, сестрёнка ваша живая! Живая!

С этих пор, наверное, и пошло вот это поклонение чудом выжившему ребёнку.

Прозвище же своё, ставшее в семье почти именем, ребёнок получил в одно из купаний, которое приравнивалось к священнодействию. Сначала жарко натапливалась кухня, а потом туда вносили пухленький, совершенно выздоровевший кулёчек счастья.

Его обстоятельно купали. Потом папа вытирал ребёнка насухо, обцеловывая каждый пальчик, а мама одевала на влажную головку кружевной капор.

В одно из купаний капора не оказалось под рукой, и девочке повязали головку косыночкой, длинные концы которой подвязали кокетливой бабочкой надо лбом.

– Солоха, чистая Солоха! – вскрикнул папа.

Так и пошло и так прижилось, видимо благодаря скверному характеру вновь нареченной, прижилось так органично, что изящное и редкое имя – Зося, в домашнем обиходе звучало редко.

Старшие мальчики по-разному относились к такому исключительному положению в семье Солохи.

Валера был старше Солохи на семь лет и образовался у Веры далеко до знакомства с Лёвой, так что шёл уже за мамой замуж за Льва Давидовича, привеском. И самую большую к себе любовь знал лишь от деда, на которого был похож один в один и, конечно, от мамы.

Лёва его не обижал, пристрастил к чтению и интересным играм.

Потом быстро появился Димка, поцарствовал в душе родителей до неполных четырёх лет, и тут в жизнь ворвалась эта слабенькая, прозрачная шестимесячная девочка.

Весь мир закружил вокруг неё. Она болела. Умирала, воскресала и теперь окончательно воскресшая, поработила всё и всех вокруг себя. Если не по годам умный Валерка относился ко всему происходящему философски, то Димка, напротив, не мог простить этой пузатой мелочи потери первенства в семье и глядел на неё не особо доброжелательно.

Мама берегла её, как зеницу ока и тоже баловала. На четвёртом году жизни Солоха рассекала по Кивемяэскому посёлку в котиковой шубе с капюшоном, с котиковой муфтой.

Всё это было перешито Веруней на дочу. Вере Лёва подарил лисью, чёрно-седую шикарную лисью шубу, в которой миниатюрная Веруня утопала, как Дюймовочка в лепестках.

Все Верочкины наряды перешивались на Солоху. Вера поносит, ей надоест, и моментально из маминых юбок, кофточек шьются платья, брючки, пиджачки – всё из взрослых модных журналов – и всё на Солоху.

Постепенно Солоха наглела и нарывалась. На пятом году жизни, отправляя нарядных маму с папой на торжественный вечер в честь Нового года, Солоха строго наказала матери, её же, маминым тоном:

– Не замухруй! Я тебя знаю! Перешивать скоро на меня будем!

Папа онемел, а Веруня вскинула на него свои необыкновенные глаза.

– Ну ты видишь, Лёва, что это за ребёнок?

В своей котиковой шубке, Солоха повадилась частенько уходить из дому навсегда. Она объявляла об этом неожиданно, но твёрдо. Папа строгал ей в дорогу бутерброды, мама собирала в муфточку пирожки, и Солоха уходила от них навсегда.

Калитка со двора на улицу была закрыта на ключ, и Солоха нарезала круги по большущему их двору, вокруг дома. Чем меньше оставалось провизии в её муфточке, тем мельче был диаметр её кругов.

В конце концов, она долго кружила у дома, подгребала к крыльцу, но в дом не заходила, а ждала, пока за ней выскочит папа или мама, а то и оба. Они выскакивали, уговаривали. Солоха снисходила и входила в дом, где по случаю её прекрасного возвращения в отчий дом уже затевался праздничный ужин с тортом и конфетами.

Но всё равно, не зависимо от мамы и папы, Солоха умудрялась проживать свою отдельную, заполненную хлопотами и впечатлениями жизнь.

На своё пятилетие она распахнула глаза навстречу новому дню и увидела висящие на дверях одёжные плечики. На плечиках отглаженным праздником висели два платьица: одно красное в белый горошек – ожидаемое, оговоренное с мамой.

И второе – неожиданное, победительно шикарное крепдешиновое платье, на которое даже наглая Солохина рожица не смела претендовать. Это изумрудно-жёлтое чудо-платье было придумано только для Веры, но вот болталось тут перед Солохой, волнуя воланами и немыслимым фантастическим фасоном.

Солоха завизжала, кинулась в спальню к маме, втиснулась между ней и папой, и уже через час зацелованная и прибранная выступала по городку важной элегантной павой.

Всё, во что были одеты её подружки по играм, было просто «тьфу на палочке» по сравнению с тем, во что одета была Солоха!

Недоброжелатели, конечно, осуждали Веру за такое непозволительное баловство своих детей, особенно этой по пяти раз на дню переодевающейся Солохи, но счастливая Вера только улыбалась в ответ.

Целыми днями она жарила-парила, стрекотала швейной машинкой, звенела спицами и, конечно, детки их с Лёвой щеголяли во всём с иголочки, в полном смысле этого слова.

В это необыкновенное лето Лёва как-то пришёл с работы домой, ведя под уздцы великолепный взрослый велосипед в подарок Валерке за хорошую учёбу и бесконечные победы в спорте.

Валерка стоял посреди двора счастливый и растерянный – он знал, что умный Лёва обязательно его поощрит за успехи, но такого изысканного необыкновенного велосипеда не видывал в их посёлке никто, это было даже выше заветной мечты это было за её пределами.

Димка потерял язык, онемел, а Солоха смотрела не на велосипед, а на счастливого Валерку, который вот так просто и незатейливо попадал в разряд небожителей.

Катались все взрослые ребята, катался Димка, еле доставая до педалей, одна Солоха оставалась униженной и зависимой: возьмут или не возьмут на багажник?

Она целыми днями носилась за хвостом блестящего убегающего велосипеда и канючила:

– Прокати меня, Варелик, прокати меня Дима!

Варелик иногда катал, но Димка – это был просто какой-то злодей! Он обговаривал немыслимые условия, изматывал душу, потом всё-таки усаживал на багажник.

Но Солоха не успевала насладиться счастьем: на полпути, он сбрасывал её с багажника и оставлял на дороге одну, далеко от дома, и она, рыдая, брела наугад к дому. Вваливалась, накрытая истерикой, бросалась к маме и долго вздрагивала ей в подол обидой и разочарованием.

Вечером приходил папа, крутил Димке хвоста, брал с него тысячное обещание, что он будет катать Солоху безоговорочно. Но наступало завтра, и опять права Солохи нарушались самым бессовестным образом.

В одно прекрасное летнее утро, Димка всполошился чуть свет, только мамина юбка мелькнула за калиткой. Это мама направилась на базар в Нымме. Значит, вернётся не скоро. Димка в одних трусиках взгромоздился на велосипед, за ним выбежала нечёсанная Солоха в длинной ночной рубашке и истошно вопя, хватаясь за велосипед вереща:

– Валасапед папа без мамы трогать не велел! Только Варелику можно, а нам, маленьким нельзя! Я папе расскажу, всё расскажу и как вы с Юркой в сарае курили, расскажу, я всё видела, видела, видела!

Димка долго вращал на неё свирепым глазом, но понял, что не отвязаться, и усадил эту задрыгу на багажник. Усадил и они понеслись на полной скорости по всему посёлку. Счастье за ними стелилось густое и не разбавленное.

Выехали на большую дорогу, вихляли между грузовиками и автобусами, Димка ещё успевал показывать «носики» оторопевшим шофёрам, а Солоха до боли в горле вываливала им вслед розовый язык.

Вера гружёная многочисленными авоськами стояла на остановке и ждала автобус.

Она ещё успеет, нарвать с грядки свежей клубники, сделать мусс и разбудит детей вовремя. Сейчас их двое – Валерка в спортивном лагере, хотя Валерка уже становился скорее помощником, чем обузой, но дел всё равно не убавлялось – их было по самое горлышко.

И все надо закончить до прихода Лёвы потому, что когда приходил Лёва, всё её время принадлежало только ему. Он заполнял Веру целиком, обволакивал своей непревзойдённой какой-то раздевающей улыбкой и вся она, Вера, принадлежала только Лёве и светской жизни городка, которую создавал и режиссировал тоже Лёва.

Вдруг, чуть не задев её нос, перед ней пролетела стальная птица, оседланная голым мальчиком в одних трусиках и маленькой девочкой в ночной сорочке и с развевающимися по ветру распущенными волосами.

Вера похолодела: «Где же их родители? Кто их мать? Да такую мать на один камень положить, а другим прихлопнуть! Боже мой! Что же это творится с людьми? Нарожают и забудут! А дети без призора гоняют по опасным, полным движения улицам!»

И такая нежность заполнила её душу к двум своим родным комочкам, сейчас она приедет, разбудит их и обязательно будет сегодня доброй, очень доброй!

Она уже подходила к своей калитке, когда знакомая парочка беспризорных несчастных детей тормозила у забора, обнимая все имеющиеся на её пути столбы. Разборка была краткой и энергичной.

Димку мама хлестала по щекам, тот молчал, как партизан на допрос. Рядом ревела, как корова Солоха, объясняя, что они буквально за калитку и ничего такого даже не думали, но взглянув на пламенные щёки брата, Солоха волшебным образом изменила свои показания.