Жан Гросс-Толстиков - В плену родного города

• Название: В плену родного города
• Автор: Жан Гросс-Толстиков
• Жанр: Историческая проза

Драма, описывающая детство еврейской девочки Майи в оккупированном Минске в годы Великой Отечественной войны. Оставшись сиротой в 9 лет, она прошла через годы оккупации, неся в сердце веру, надежду и любовь. Идейным вдохновителем к написанию этого произведения стала моя родная бабушка. Здесь присутствует не только мое, но и ее личное желание поделиться воспоминаниями былых лет. Эпиграфом стали слова белорусского поэта и прозаика: «Правядзi мяне горкая памяць па сцяжынкам праклятых гадоу».

---

Привлеченная мальчишеской игрой, Майя на мгновение забыла о недавнем страхе и тоже подобрала с земли увесистый булыжник. Очередной самолет молниеносно и непоколебимо приближался в бреющем полете.

– Ату его, ребята! – закричал один из мальчишек.

– Бей немца! – вторил ему другой.

Шквал камней взметнулся ввысь, сомнительно угрожая самолету. Неожиданно застрекотали пулеметы, вздымая брызги песка едва ли не у самых ног ребятни. Мальчишки бросились врассыпную, укрываясь кто за деревом, кто в подъезде полуразрушенного недавней бомбежкой дома, кто за кучей уличного мусора. Майя просто шарахнулась в сторону и вжалась спиной в стену, испуганно зажмурившись.

– Валька! Беги! – крикнул кто-то.

– Куда, дурак?! – раздались сразу несколько голосов. – Не туда! Назад!

Поборов страх, Майя приоткрыла глаза. Посреди улицы, подобно загнанному зайцу, метался мелкий белобрысый мальчуган в татарской тюбетейке. Пули врезались в песок и слева, и справа от него, не позволяя Вальке отбежать в укрытие.

– Валька! – крикнула Майя.

Мальчишка всплеснул обеими руками, будто собрался взлететь и поймать вражеский самолет за толстое стальное брюхо. В следующую же секунду он рухнул на землю, казалось, зацепившись ногами за какую-то невидимую глазу преграду. Самолет пронесся над ним и взмыл вверх.

– Валька! – закричал кто-то из ребят.

Слетевшая с головы мальчишки тюбетейка покатилась колесом и упала, уткнувшись в ботинок Майи. Девочка присела на корточки, собираясь поднять шапку и отнести ее хозяину, но ее рука замерла на половине пути к цели. В побагровевшей ткани зияла маленькая рваная дыра.

– Убили! – истерически завопил чей-то голос. – Вальку убили!

Майя испуганно отпрянула от тюбетейки и, прижимаясь к стене дома, побежала прочь.

Вернувшись домой, Майя с трудом нашла мать. Прижимая к груди Генку, Берта Айзиковна в кoмпании нескольких соседей по бараку пряталась в саду, под раскидистыми кронами яблонь. Разрушенные взрывами авиационных бомб бараки догорали, описывая вокруг двора некое подобие подковы из потрескивающего дерева и лопающегося от жара стекла.

– Мама! – крикнула девочка.

– Майя! – со слезами на глазах, закричала женщина. – Маечка! Девочка моя!

Удерживая одной рукой хнычащего Генку, мать обняла дочь, крепко прижимая к себе и на каком-то материнском подсознании ощупывая ее.

– Нигде не болит? Скажи мне! Только честно! – всхлипывала Берта Айзиковна.

– Нет, все хорошо, – прижимаясь к матери и успокаивающе поглаживая ту, ответила Майя.

– Честно? Скажи мне, – будто не слыша, говорила напуганная женщина.

– Честно-честно, – стараясь улыбнуться, ответила девочка.

Во двор влетел бортовой грузовик. Водитель выскочил из машины, но тут же замер на месте, тупо уставившись на один из догорающих бараков.

– Федор! Мы тут! – окликнула водителя одна из женщин, сидящих под деревьями сада.

Водитель грузовика оглянулся на голос и подбежал к супруге. Они на мгновение обнялись, но тут же принялись собирать сложенные в кучу тюки и чемоданы.

– Скорее, скорее, – то ли умолял, то ли командовал мужчина. – Эшелон уходит из Колодищ… по городу проехать практически невозможно… Мы можем не успеть.

Как Берта Айзиковна, так и Майя молча наблюдали за спешными сборами соседей. Неожиданно, будто случайно заметив их, Федор остановился на полпути к урчащему перегревшимся мотором грузовику.

– Что вы здесь делаете?! – спросил он. – Нужно уходить!

– Мы будем ждать моего супруга здесь, – самоуверенно ответила Берта Айзиковна.

– Ну и дуры, – буркнул Федор и, окинув женщину с двумя детьми взглядом, громко добавил. – Забирайтесь в кузов… Эшелон уходит через час… а то и раньше. В городе оставаться нельзя.

– Я не поддамся панике, – гордо возразила Берта Айзиковна. – Мой супруг сказал, что…

– А он сказал, что все правительство и ЦК уже вчера ночью сбежали в Могилев, а оттуда дальше на Восток?

– Нет, – понуро вздохнула женщина. – Этого не может быть… Мы же…

Берта Айзиковна посмотрела на хнычащего на ее руках Генку, потом взглянула на Майю. Последняя молча переводила взгляд то на мужчину, то на мать, не вмешиваясь в разговор взрослых. Тяжело вздохнув, женщина решительно поднялась на ноги, подхватила единственный чемоданчик и, кивнув Майе, направилась к грузовику. Девочка поспешила следом за ней.

Всеобщая паническая суматоха и толчея, царящие на железнодорожной станции в Колодищах, не позволяли упасть яблоку, не говоря уже о том, чтобы пройти к поезду хрупкой женщине с двумя детьми.

Люди лезли в стоящий на парах эшелон, теснясь, как сельдь в бочке. Майя вприпрыжку шла шаг в шаг за матерью, несущей на одной руке Генку, в другой – чемодан. Дойдя до хвоста поезда, им, наконец, удалось подняться и втиснуться среди таких же напуганных людей.

– Все будет хорошо, – не переставая шептала Берта Айзиковна, поглаживая Майю по голове.

– Ага, – кивала девочка, рассматривая людей. И больше для себя, чем для слуха окружающих, пробормотала застрявшие в детской памяти слова наркома Молотова. – Наше дело правое… Враг будет разбит… Победа будет за нами!

Через пару-тройку минут эшелон натужно вздохнул, выпуская белые клубы пара, дернулся и медленно поплыл вдоль перрона. Колеса принялись выстукивать монотонную барабанную дробь. Общий гвалт голосов немного приутих.

Сидя на корточках около колен матери, Майя боролась с одолевающим ее сном. От пережитого за проходящий день веки отяжелели и слипались сами собой. В затылок девочке подул легкий прохладный ветерок. Майя обернулась и к своему счастью обнаружила широкую щель, через которую открывался панoрамный вид на пробегающие мимо перелески.

Солнце ярко горело в зените бесконечно-глубокого июньского неба. Кроны деревьев шелестели зеленым морем.

Майя первой заметила черные точки, возникшие в голубом небе и стремительно нагоняющие уходящий эшелон. Она пристально следила за ними, не замечая, как бьется лбом о деревянную стену. Точки же уверенно приобретали формы.

– Самолеты, – испуганно прошептала девочка и обернулась назад, взглянув на мать.

– Самолеты! – заорали сразу несколько голосов среди пассажиров эшелона.

Поезд дернулся, словно замедляя ход, но тотчас же рванул вперед с удвоенной силой. Майя припала глазами к щели. Казалось, самолеты подотстали. Девочка улыбнулась и показала им язык.

– Бе-бе-бе, не догонишь… Не дого…

Неожиданно раздались несколько раскатистых взрывов. Эшелон качнуло из стороны в сторону, как если бы чья-то исполинная рука схватила его, как лесного ужа. Люди закричали, толкаясь в панике. Поезд пошел под откос, увлекая сцепленные вагоны один за другим. То ли по каким-то законам физики, то ли по милостивому повелению Всевышнего, два последних вагона устояли на рельсах.

– Майя! – крикнула Берта Айзиковна, хватая дочь за руку, в то время, как людской поток увлекал ее саму к выходу из вагона.

– Мама! – на сколько хватало сил цепляясь за пальцы материнской руки, закричала девочка.

Вынесенные наружу люди хлынули живой волной по косогору в овраг. К стенаниям, крикам и плачу примешивался завывающий гул пикирующих самолетов, огрызающихся безустали стрекочащими пулеметами. Люди бежали прочь от эшелона обезумевшей толпой, каждую секунду редея на десятки.

Укрывшись в небольшом пролеске, недавние пассажиры злосчастного эшелона устало падали на землю, глазами выискивая своих родных и знакомых.

Нервно попыхивая папиросой, пожилой мужчина поднялся на пенек и поднял левую руку вверх, призывая к вниманию. Майя первой обратила на него внимание и тихонько толкнула мать локтем.

– Чего тебе? – укачивая хнычащего сына, буркнула Берта Айзиковна.

– Смотри, мам. Дядька однорукий…

– Нельзя так о чужом горе, – женщина строго прервала дочь.

– Да я не о том, – отмахнулась Майя. – Он сказать что-то хочет. Вон, на пенек взобрался.

Женщина подняла глаза на мужчину. Действительно, правый рукав его пиджака от почти самого плеча и до предполагаемой кисти, заправленной в карман пиджака пустотело развивался на ветру.

– Товарищи! – выдыхая сизые клубы папиросного дыма, крикнул мужчина. – Со всего эшелона осталось не более двадцати человек. Это трагично для всех нас… И я… от лица Советского правительства… призываю вас двигаться вперед, к нашим.

– Куда? – отозвался чей-то голос. – Куда двигаться-то, начальник? Поезда больше нет и другого поди не будет.

– Пойдем пешком, – ничуть не смутившись, добавил мужчина. – Пойдем в Смолевичи… Здесь недалеко.

– В живых остались калеки, да бабы с детьми… А туда, даже если лесом, поди километров двадцать, – вторил невидимый оратор.

– Двадцать шесть, – более тихо уточнил мужчина, спускаясь с пенька и тут же задумчиво присев на него.