Кейтлин Даути - Уйти красиво. Удивительные похоронные обряды разных стран

• Название: Уйти красиво. Удивительные похоронные обряды разных стран
• Автор: Кейтлин Даути
• Жанр: Религиоведение

С самого раннего детства Кейтлин Даути, главу похоронного бюро в Лос-Анджелесе, интересовала тема смерти. А в 22 года она пошла работать в крематорий. Ее первая книга «Когда дым застилает глаза» мгновенно стала бестселлером Amazon. Это был провокационный рассказ молодой изящной женщины о своей странной, но любимой работе.

В новой книге автор в свойственной ей ироничной манере рассказывает о своих путешествиях по миру с целью изучения традиций прощания и погребения умерших у разных народов.

Вы узнаете как проходит ежегодный праздник Диас де Лос Муэртос, или парад Дня мертвых в Мехико. Что такое «небесное погребение» в Тибете. Зачем в индонезийской Торадже тела умерших хранятся дома от нескольких месяцев до нескольких лет и… почему на Западе организация похорон превратилась в скрытый и весьма прибыльный бизнес?

---

Сын, описавший кремацию своих родителей, написал, что «сперва [до того как разбиваешь череп] ты дрожишь – ведь этот человек был жив всего несколько часов назад; но как только ударяешь по черепу, ты понимаешь, что то, что догорает перед тобой, всего лишь тело. Все привязанности растворяются». Душа свободна, и, как поется в индуистской духовной песне, льющейся из громкоговорителя: «Смерть, ты думала, что победила нас, но мы спели песню горящего костра».

Питту Лаугани, индуист, живущий на Западе, рассказывает о боли, которую доставляет ему коммерческая, промышленная кремация. Вместо того чтобы поместить тело на дрова погребального костра, скорбящие родственники наблюдают, как гроб «съезжает на электрическую карусель и исчезает в закрывающемся отверстии». Запертая в стальной или кирпичной комнате, человеческая душа вырывается из черепа, но остается пленником этой ловушки, смешиваясь с тысячами других заточенных там душ. Это акал мртыа, плохая смерть. Для родственников привычный нам обряд может показаться неприятным и нелепым.

Давендер Гай, индуистский активист, на протяжении многих лет боролся с городским советом Ньюкасла в Англии за право легализировать погребальные костры, подобные крестоунскому. Гай выиграл судебную битву, и погребение под открытым небом может скоро стать реальностью в Соединенном Королевстве. Он объяснил, что совсем иначе представляет себе «величие древнего таинства, нежели быть уложенным в ящик и сожженным в печи».

Разрешить погребальные костры в любом обществе было бы довольно просто. Однако государственные кладбища и похоронные комиссии отчаянно сопротивляются этой идее. Подобно ворчливым жителям Крестоуна, они твердят, что кремации под открытым небом будет слишком сложно контролировать и совершенно неизвестно, как это повлияет на качество воздуха и окружающую среду. Крестоун доказал, что открытые погребальные костры можно инспектировать на предмет соблюдения требований безопасности так же, как и любой промышленный крематорий. Агентства по охране природы могут брать тесты для оценки влияния на окружающую среду и регламентировать похороны в соответствии с ними. Так почему же местные власти по-прежнему против?

Ответ настолько же грустен, насколько и очевиден: деньги. В среднем похороны в Америке стоят от восьми до десяти тысяч долларов – без учета платы за место на кладбище и услуг. Погребение в крестоунском «Завершении жизни» стоит пятьсот долларов – фактически это добровольный взнос, чтобы «покрыть расходы на дрова, выезд представителя пожарных, стоимость носилок и аренду земли». Другими словами, это составляет, по приблизительной оценке, пять процентов стоимости традиционных американских похорон. И если у члена общины нет денег, некоммерческая организация закроет на это глаза. Гай обещает создать в Англии такую же модель. Он планирует установить цену в девятьсот фунтов стерлингов и обещает также «делать это на благотворительных началах, бесплатно. Нужно только найти землю».

В XXI веке отказ от зарабатывания денег на смерти – неслыханный шаг, который к тому же так сложно осуществить. После урагана «Катрина» группа бенедиктинских монахов в Южной Луизиане стала продавать дешевые кипарисовые гробы, сделанные вручную. Государственный совет бальзамировщиков и директоров похоронных бюро издал запрет на продажу погребальной продукции кем-либо, кроме похоронных бюро, аккредитованных этим самым советом. В итоге федеральный судья встал на сторону монахов, объявив, что продажа кипарисовых гробов не несла риска для здоровья населения. Очевидно, что действия совета были обусловлены исключительно желанием защитить свои экономические интересы.

Технически и юридически почти невозможно обойти законы похоронной индустрии и создать некоммерческую погребальную службу. В условиях, когда похоронные советы преследуют монахов – монахов! – сложно передать, каких поразительных успехов добились в Крестоуне.

* * *

Наутро после похорон в Крестоуне я пришла на место погребения и встретила двух очаровательных собак, привязанных около костра. Макгрегор, брат Стефании и волонтер, собирающий пепел, пришел сюда, чтобы просеять останки Лауры – семнадцать литров костей и золы. Из кучки пепла он вынул самые большие фрагменты костей – узнаваемые куски бедренной кости, ребро и череп – некоторые семьи желают сохранять их как реликвии.

Эта кучка пепла была гораздо больше тех, что остаются после обычной коммерческой кремации, – те умещаются в банку из-под кофе Folgers. В Калифорнии мы должны измельчать останки в серебристой машине под названием «кремулятор», чтобы они стали «нераспознаваемыми фрагментами костей». Государство осуждает передачу больших частей костей родственникам.

Некоторые друзья Лауры захотели взять немного пепла, а остальное будет развеяно на холмах вокруг костра или в горах чуть поодаль.

– Ей бы понравилось, – сказал Джейсон. – Теперь она повсюду.

Я спросила Джейсона, что изменилось для него со вчерашней кремации.

– Моя мама привела меня сюда в мой последний приезд. Я был расстроен, мне казалось, что она просит меня сидеть здесь в одиночку и кремировать ее самому, это было бы ужасно. Три дня назад я был шокирован тем, что мне предстояло сделать. Но мама сказала: «Я выбрала такие похороны, ты можешь прийти на них, а можешь не приходить».

Когда Джейсон прибыл в дом матери на поминки, все начало меняться. К моменту кремации он понял, что с ним рядом будут все местные жители. Люди разговаривали и пели, и он позволил себе принять поддержку от каждого, кто любил его мать.

– Это было так трогательно и все изменило.

Присев на корточки перед кучкой пепла, Макгрегор объяснил Джейсону, на что они смотрят. Он показал, какими хрупкими стали кости под действием высоких температур, растерев их пальцами в пепел.

– Что это? – спросил Джейсон, вынимая из золы маленький кусочек металла. Это оказался переливающийся циферблат часов Swatch, которые были на Лауре во время погребения. Одаренные жарой костра радужными цветами, они остановились на 7:16 – в момент, когда занялось пламя.

Индонезия Южный Сулавеси

В Индонезии есть отдаленный регион, где люди обращаются с мертвыми с обстоятельностью, которую мы даже близко не можем себе вообразить, – Священный Грааль взаимодействия с телом. Годами я думала, что посетить эти места мне не дано. Но я забыла об одном решающем факте: знакомстве с доктором Полом Кудунарисом.

Однажды весной я была в гостях у доктора Пола, исследователя мрачного и древнего лос-анджелесского культа сокровищ. В лос-анджелесском доме Пола, так называемом «марокканском пиратском замке», мне пришлось сидеть на твердом деревянном полу – там совсем нет мебели. Зато есть целая коллекция чучел животных, живописи Ренессанса и фонарей в ближневосточном стиле, подвешенных к потолку.

– В августе я еду в Тана-Тораджу на манене, – сказал Пол с присущей только ему беспечностью. За последние двенадцать лет он объехал весь свет, фотографируя все подряд. Начинал он с погребальных пещер в Руанде и чешских церквей, построенных из костей, а заканчивал мумифицированными монахами Таиланда, с головы до ног покрытыми сусальным золотом. Чтобы долететь до деревень Боливии, этот парень прокатился на десантном самолете времен Второй мировой войны, который перевозил мороженое мясо. Кроме него, пассажирами были фермер, его свинья, овца и собака. Когда самолет попал в зону турбулентности, животные разбежались, и Пол и фермер бросились их ловить, однако второй пилот повернулся к ним и закричал:

– Прекратите раскачивать самолет, мы разобьемся из-за вас!

Пол из тех людей, которые могут себе позволить поехать в Тораджу. Затем он позвал меня с собой.

– Но имей в виду: это путешествие – настоящий геморрой.

* * *

Несколько месяцев спустя мы приземлились в Джакарте, крупнейшем городе Индонезии. Эта страна объединяет более семнадцати тысяч островов и гордится тем, что находится на четвертом месте в мире по численности населения (после Китая, Индии и Соединенных Штатов).

Чтобы пересесть на следующий самолет, нам нужно было пройти паспортный контроль.

– Какой город Индонезии вы собираетесь посетить? – спросила нас миловидная девушка из пограничной службы.

– Тана-Тораджу.

На ее лице появилась озорная усмешка:

– Решили посмотреть на мертвецов?

– Да.

– Серьезно? – она казалась ошеломленной, должно быть, ее вопрос был просто попыткой вежливо поддержать разговор. – Вы не знаете, эти мертвецы действительно ходят сами?

– Нет, их водят родственники. Это не зомби, – ответил Пол.

– Я их боюсь! – она нервно засмеялась, переглянулась с сотрудницей в другой конторке, и в наших паспортах появились печати.

К моменту нашего прибытия в Макассар, столицу Южного Сулавеси, я была на ногах уже тридцать девять часов. Когда мы вышли из аэропорта и вдохнули тяжелый местный воздух, Пола обступили люди, словно он был знаменитостью. Забыла сказать, что сам Пол выглядит не менее диковинно, чем его дом, – заявляю это с предельным уважением художника. У него впечатляющие дреды, украшенная бисером борода волшебника и татуировки. Путешествует он в пурпурном бархатном сюртуке и высокой шляпе с черепом горностая, приколотым к тулье. Никто не знает, сколько Полу лет. Один наш общий друг описал его так: «разбойник из XVIII века, созданный Тимом Бертоном». Сам Пол говорит о себе как о «чем-то среднем между музыкантом Принсом и Владом Цепешем[2]».