Аманда Макклелланд - Только неотложные случаи

• Название: Только неотложные случаи
• Автор: Аманда Макклелланд
• Жанр: Биографии
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-17-112826-5

«Только неотложные случаи» – история медсестры, участвовавшей в многочисленных миссиях Красного Креста. Свою карьеру Аманда Маклелланд начала в австралийской глуши, среди аборигенов, в роли фельдшера. Поняв, что такая работа по ней, Аманда поступает в Красный Крест и отправляется в свою первую миссию – в Южный Судан, где идёт война. Основной обязанностью ее становится обеспечение санитарных условий для гражданского населения. Далее следует Индонезия, потом Непал, где ей приходится пешком карабкаться по горам, чтобы добраться до отдаленных посёлков и наладить там систему водоснабжения. Потом Соломоновы острова, Уганда, Папуа Новая Гвинея, Конго, Эфиопия, Сомали…

---

Я собрала ребят, делавших успехи в школе, и устроила мозговой штурм: один из них упомянул о заброшенной городской радиостанции. Как и пара-тройка других нововведений, она была учреждена после крупного правительственного вливания; когда же фонды иссякли, работа станции заглохла. Она занимала две комнатки в домике из пеноблоков, но все оборудование там сохранилось, и мы могли начинать вещание.

Я решила взять за образец программу Рока Эйстеддфода – подобие шоу талантов, в котором сама участвовала в школьные времена, – пропагандирующую полный отказ от наркотиков и алкоголя. Мы решили собрать небольшой клуб и запустить молодежное радио, но все, кто хотел принять участие в его работе, должны были аккуратно посещать школу и отказаться от нюханья бензина.

Я только присматривала за детьми – программу они вели сами. Радио назвали «3-Рей», а логотипом сделали круглое солнышко; в Кернсе мы заказали напечатать его на футболках. Футболки пошли в продажу, а на заработанные деньги были куплены CD. Раз в неделю в эфир выходила двухчасовая программа: дети болтали, ставили музыку, придумывали всякие розыгрыши и передавали приветы друзьям. Мое участие выражалось в кратких вставках на медицинскую тематику. В них говорилось о правильном питании и гигиене; дети сами придумывали к ним песенки и считалки, которые потом исполняли в эфире. Всю неделю они репетировали, что помогало поддерживать в них увлеченность, пока меня не было рядом.

Наша передача стала настоящим хитом. Школьники гордо носили футболки с логотипом «3-Рей», а их родители слушали все эфиры, так что участие в работе станции почиталось за награду. Конечно, всех проблем радио не решило, но у детей хотя бы появилось интересное занятие. Я решила расширить проект и начала устраивать дискотеки для ребят младше двенадцати лет, без наркотиков и алкоголя. Раз в месяц я подключала музыкальную систему к колонкам в старом помещении общественной столовой, и дети под присмотром родни приходили потанцевать и повеселиться. За день перед дискотекой я объезжала городок и еще раз напоминала: никакого бензина. Если унюхаю хоть отдаленно, на дискотеку не пущу. Дискотеки устраивались всего раз в месяц, так что сильно повлиять на ситуацию не могли, но это было уже что-то. А что-то всегда лучше, чем ничего, рассуждала я. В общем, я делала все возможное.

Самое главное – родители и бабушки с дедушками тоже участвовали в дискотеках, танцуя и веселясь наравне с детьми. Когда проект набрал обороты, на них собиралось не меньше 150 человек. И я занималась ими одна, тратя свое редкое свободное время. Но дело того стоило. Дискотеки проходили по средам, когда бар не работал, и жители городка пребывали в благодушном настроении. Мирный вечер в Орукуне был неплохой сменой обстановки.

Когда бар в Орукуне был закрыт, дети играли на улицах в крикет, семьи вместе выезжали на рыбалку. Иногда в школе проходили концерты: ребятишки пели традиционные песни и исполняли танцы аборигенов, все еще составлявшие неотъемлемую часть их культуры. В Орукуне жило много хороших людей, которых я уважала, но мое время занимали не они. Работая медсестрой, я видела местную жизнь без прикрас, и сталкивалась с ее минусами, а не плюсами. В памяти у меня запечатлелись не мирные деревенские радости, а алкогольное буйство, вспыхивавшее по выходным, и постоянное насилие. Я очень от них устала.

Последний мой день рождения в Орукуне оказался худшим в моей жизни. Я устроила вечеринку, куда пригласила персонал поликлиники, учителей из школы и полицейских. Все, кроме дежурной медсестры, выпили по паре банок пива. Потом зазвонил телефон, и дежурная сестра помчалась в поликлинику. Зазвонил опять – вторая последовала за ней. Третий звонок – это был уже плохой знак, – заставил уйти третью медсестру.

После того как вызвали двух полицейских, у которых был выходной, телефон прозвонил в последний раз – настала очередь ехать мне с моей партнершей. По соседству, прямо в доме напротив, случилось что-то серьезное, полиции требовалась помощь. Мы обе выпили, но что оставалось делать? Кроме нас, других медработников не было.

Нас провели за полицейское ограждение, в дом. Он казался абсолютно пустым; разве что в углу валялся трехколесный велосипед, и какая-то женщина спала в коридоре прямо на полу. Мебели там не было, стены покрывала сажа. Кто-то окликнул нас из глубины дома, мы пошли на голос и оказались на месте преступления. В задней комнате лежала девушка с головой, почти отрезанной от тела. Все вокруг было забрызгано кровью. Непонятно как, но она все еще жила. И дышала через дыру в шее.

Мы хорошо ее знали. Она и раньше становилась жертвой домашнего насилия; ее мужа посадили за это в тюрьму. Мужчины, которых туда отправляли, получали сытную еду, не потребляли алкоголь и тренировались в спортзале. В тюрьме они становились здоровей, сильней и злее.

Я подумала об интубации, но эта затея не имела смысла. Мы ничего не могли поделать с перерезанной сонной артерией, крови для переливания в поликлинике не было. Моя партнерша сказал мне ехать туда и подготовить палату – просто чтобы чем-то занять. Мы обе знали, что она не выживет.

Добравшись до поликлиники, я получила по телефону другое распоряжение – готовить морг. Девушка умерла, тело везли к нам. Морг работал не постоянно; мы включали охлаждение, только когда кто-то умирал.

Повернув выключатель, я поняла, что больше мне заняться нечем. Вернулась домой, вся забрызганная кровью. Вечеринка тем временем продолжалась. Оставшиеся гости были учителями – не полицейскими и не медработниками, – так что рассказать им о случившемся я не могла. Не могла и не хотела. Не хотела ничего говорить. Хотела просто продолжить праздновать. Поэтому я пошла в ванную, переоделась и присоединилась к своим друзьям – не обмолвившись ни словом. Мне и в голову не пришло, что я веду себя странно. Подумаешь, очередная разгульная ночь в Орукуне.

Партнерша, вернувшись домой, застала меня пьяной и хохочущей во все горло; вечеринка была в самом разгаре. Она сделала то, что, в принципе, следовало сделать мне: выпроводила всех из дома. Мы поссорились, но мои аргументы выглядели бледно. Сегодня не моя смена. Я сделала все, что могла. У меня день рождения. Но как я могла, увидев то, что увидела, вернуться домой и открыть следующее пиво? Ты преувеличиваешь. Если бы я каждый раз по таким поводам впадала в тоску, то давно бы сдохла.

Прошло немало времени, прежде чем я поняла, что моя девушка была права. За несколько лет, проведенных в Орукуне, насилие и жестокость я стала воспринимать как норму. Я была к ним глуха – и не только я, что усугубляло ситуацию. Помню, мы пошли на праздник к одной из наших медсестер и увидели, как к моргу подъехала машина – это означало, что кто-то из местных умер. Всех возможных жертв мы знали наперечет. И делали ставки на того, чья очередь пришла.

Черный юмор был в Орукуне в ходу. Мы делали все возможное, чтобы облегчить положение аборигенов, но наша работа заключалась в зашивании ран. Предупредить преступление мы не могли. Со временем мы привыкали смеяться – просто чтобы снять напряжение. Но я дошла до той точки, когда больше не могла шутить – и не могла выносить все это.

Последней каплей стали дети. Около двадцати детей в городе заразились сифилисом. Старшему было семнадцать, младшему – три. Мы думали, что между детьми семи-восьми лет болезнь передавалась при имитации секса. Они спали вместе с родителями и наблюдали их сексуальную жизнь с малых лет. А потом имитировали увиденное. У подростков сифилис распространился через обычный секс, но начался он не с них. Их заразил кто-то из взрослых.

Я немало потрудилась, чтобы выявить всю цепочку. Я использовала все доверие и влияние, приобретенное благодаря радиостанции и детским дискотекам, чтобы разобраться, как все произошло. А потом доложила, по всем правилам, в социальную службу Квинсленда.

Обвинение выдвинули против одного-единственного человека: семнадцатилетнего мальчишки. Он находился в сексуальных отношениях с четырнадцатилетним, открытым гомосексуалистом, и обвинялся в растлении малолетних. Я подозревала, что четырнадцатилетний был жертвой инцеста, и указывала на этом в своем отчете, но расследования толком не проводилось, потому что местные не шли на контакт. Пострадали двое подростков-геев, остальным детям ничем не помогли, я же умудрилась за пару дней полностью лишиться всяческого доверия. Это меня и сломало. Я решила, что с меня хватит.

Как все жители городка, медсестры в Орукуне злоупотребляли спиртным. Стресс подтачивал наши силы. За три года, проведенных там, я сильно прибавила в весе и к концу пребывала в постоянном раздражении. Мне оставалось доработать каких-то полтора месяца, чтобы получить бонус в шесть тысяч долларов, но я все равно решила уйти. Другие сестры говорили, что я сумасшедшая, если не хочу дождаться денег, но на бонус мне было наплевать. Я чувствовала, что если не уеду сейчас же, то могу не уехать вообще. Что-то внутри говорило мне, что время пришло.