Максим Саблин - Крылатые качели

• Название: Крылатые качели
• Автор: Максим Саблин
• Жанр: Современная русская литература
• ISBN: 978-5-17-112736-7

Федор хочет вырастить сына мужчиной, а не опекать его как тепличный цветок. Но в воспитание внука вмешивается бабушка – властелин подушек и душитель сквозняков. Сладить с тещей нелегко – в мире нет материала крепче, чем убеждения старой женщины. Федор не сдается, однако позиции его слабеют с каждым днем. Красавица жена отказывается ему помогать и уходит. С сыном ему запрещают видеться… Федор начинает настоящую войну против жены и тещи и идет защищать права отца в суд. Вопрос лишь в том – выиграет ли он? Сможет ли вернуть свою жизнь?

---

Федор с успокоением дождался признания Недоумовой и взглянул на отца. Как Федор ни размышлял, он умом не мог понять, почему нельзя было сразу ответить на вопрос. Ему стало жаль трясущуюся, громко сморкающуюся Эриду Марковну, и одновременно Федор гордился тем, что отец добился от них ответа. Ребров решил взять на вооружение эту кажущуюся несерьезность, этот холодный взгляд, эту воинственную вежливость отца. Но, взглянув на него, он испуганно открыл рот. Отец ничуть не выглядел удовлетворенным, а напротив, хмурился, двигая сжатыми губами. Пелагея тоже испуганно смотрела на отца Федора. Все испуганно смотрели на него.

– Эрида Марковна, вы знаете, кто я. Поймите и вы мое желание узнать, кто вы, – твердым, но вежливым тоном сказал старший Ребров, не отпуская взгляда синих выпуклых глаз с Недоумовой. – Давайте сразу внесем полную ясность, как и полагается джентльменам. Еще раз позвольте задать вопрос: «Кем работает ваш муж?» В моем понимании «нефтяная сфера» – это не ответ на вопрос, уж простите меня. – Отец, как и Недоумова, говорил теперь о Дэве в третьем лице, словно его не было рядом. – Думаю, я сам виноват, что поставил вопрос некорректно, приношу свои извинения. Поясню. Мне интересно, на какой должности работает Дэв? Как называется компания? Я бы хотел получить ясные, точные ответы, если вы, конечно, не возражаете.

Недоумова локтем ткнула Дэва в живот.

– Акциями я немного торгую в домашней программе. – ответил Дэв и с ужасом посмотрел на старшего Реброва, боясь, что тот спросит что-то еще. Насколько расхлябанным и медлительным казался высокий толстый Дэв, настолько собранным и энергетически заряженным выглядел невысокий жилистый отец Федора.

– Давно вы работаете?

– Неделю. Да я уже перестал, не моего уровня тема. Вот думаю над…

Гости ушли. Федор из окна проследил, как светловолосая Пелагея с гордо поднятой головой прошла к такси и с непроницаемым лицом села в него.

32

– Зачем ты так строго с ними? – с упреком спросила мама, выходя из кухни в красном фартуке и обтирая полотенцем мокрую тарелку с розовыми ангелочками. Между кухней и прихожей был проем без двери, и мама все слышала. – Такие приятные. Нашего круга люди! Ты где?

Отец в это время, спрятавшись за белый трон махараджи, переоделся в огромные широкие шорты, в которых его мускулистые загорелые ноги казались тоненькими, и натягивал через голову серую футболку. Поглядывая в прихожую, не видит ли мама, он сложил светлые брюки и повесил вместе с рубашкой на спинку трона. Мама каждый раз просила не оставлять в гостиной вещи, но отец ленился подниматься в спальню на второй этаж.

Федор уселся на стульчик у пианино и начал, как в детстве, крутиться в разные стороны. Вспоминая родителей Пелагеи, он вдруг впервые задумался, а какие люди его собственные родители. «Может, я сам не замечаю, насколько дремуча моя семья? – подумал он, слушая скрип стульчика. – Может, мои родители странные типчики, воображающие себя невесть кем?»

Поразмыслив, Федор решил, что родители его, если сравнивать с людьми из лучших домов Европы, люди, может, и странные, даже в некоторых вопросах отсталые, но добились они всего сами, зла никому не делали, а значит, он вполне может и дальше ими гордиться. Мама была дочкой московских ученых, окончила Московскую консерваторию и там же работала концертмейстером. Отец был сыном инженера металлургического завода и учительницы младших классов в маленьком уральском городе Аша. Он окончил Московский университет, преподавал там же историю и третий срок был депутатом Госдумы. Что бы там ни думала Недоумова, отец все заработал честно, счета в Швейцарии он не имел, и загорел он не в Альпах, а выкапывая на грядках картошку.

«Хотя Пелагея наверняка считает своих родителей образцовыми, кто знает – может, и я ничего не понимаю в жизни?» – подумал Федор.

Мама прервала его размышления.

– Зачем ты так строго, Матвей? – повторила мама, когда отец вышел в прихожую, стараясь прикрыть спиной трон со своими вещами.

– Да пойми, Таня, – сказал он, одновременно делая знак Федору, что хочет поговорить в кабинете наверху. – Вы, женщины, верите эмоциям, а мужчина должен думать. Вот нравится тебе Дэв, и ты подделываешь под это вывод, что он твоего круга. С чего ты взяла, что он твоего круга? Ты хочешь так думать, потому что он понравился тебе, а понравился, потому что хорошо ел и умно говорил. Помнишь, ты утверждала, что Гришка ужасный человек? – Он говорил про мужа старшей сестры Федора, которая давно жила в Нью-Йорке. – Он не поздоровался с тобой, и ты надумала плохое.

– Так он не поздоровался! – сказала уверенно мама, и отец усмехнулся.

– Он забыл надеть очки! Он забывчивый. А чтобы делать громкие выводы, нужно знать больше. Потом он подарил тебе цветы, и ты поменяла мнение. А потом еще и еще поменяла! – Отец вдруг сделал бесстрастное лицо. – Пока они не сбежали от тебя на другой континент!

– Чего это ты выдумываешь? – напала мама, уперев руки в боки. – Мы прекрасно жили вместе…

я всегда… почти всегда молчала!

Отец закивал, и оба они улыбнулись. Гриша и вправду уехал в Нью-Йорк только потому, что ему предложили работу, и теперь жил с сестрой Федора в Бруклине и воспитывал двух мальчишек. Но и мама Пелагеи, переживая за дочь, не всегда молчала.

– А надо думать логически! – продолжал отец свою мысль. Он заметил, что деревянный плинтус у стены отошел, нагнулся и рукой с силой прижал его, пальцем утопив вылезшие шляпки гвоздей. – О чем я говорил? Ах да. Я не хочу, чтобы вопрос выбора жены определялся только эмоциями, хотя поверь, я так же, как ты, хочу видеть в этих людях хороших, порядочных людей, а Пелагея мне очень нравится. – Отец поднялся на две ступени, держась за черную трубу, вокруг которой вилась лестница, и говорил оттуда. – Дело не в строгости, а в вопросе моего ума: «Кто эти люди? Каковы их реакции на мои вопросы? Насколько они честны? Можно ли с ними говорить на одном языке? Смогу ли я с ними договориться?» Все это надо выяснить сейчас, на берегу, потом появятся дети и будет поздно. Вот я почему на тебе женился? Потому что ты дочь профессора Душевина и его жены, людей большого сердца и доброты!

– Хорошо, хорошо, – сказала примирительно мама и ушла на кухню. – Тебе-то очень повезло со мной! – послышался ее голос. – Но Дэв с таким аппетитом ел. Он не может быть плохим человеком!

– Федя, помнишь, что говорил Андрей Болконский? – сказал отец, выйдя на темный второй этаж и рукой привычно нащупывая выключатель. – «Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет, не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал все, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно, а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда не годным… А то пропадет все, что в тебе есть хорошего и высокого. Все истратится по мелочам»[9]. Вот почему я женился поздно и…

– Ты все видишь в мрачном свете! – крикнула с кухни мама (они любили переговариваться из разных комнат и этажей). – Помнишь Хайяма? В окно смотрели двое. Один увидел дождь и грязь, другой – весну и небо голубое.

– И как это ты все слышишь? – деланно разозлился отец.

33

Федор с отцом зашли в маленький кабинет, интерьер которого напоминал экспозицию быта американских индейцев в Бруклинском музее. На потолке покачивалось березовое каноэ с Амазонки, со стены глядело чучело белоголового орлана, расправившего длинные черные крылья, под чучелом на стене отец развесил удэгейский охотничий костюм, спасший его в одиночном походе по тайге, на полу валялась груда камней из разных мест, ледоруб с оборванным темляком, деревянное весло, золотые кубки по десятиборью, отец не знал, куда их деть. По всем стенам были развешаны фотографии их семьи разных времен, фотографии отца с бородатыми геологами, на фоне пещер, раскопок, морей и снежных вершин. Матвей Ребров посмотрел мир, прежде чем женился.

Отец сел за дубовый, стертый посередине стол, за которым в Аше работал его отец Захар. Федор еще помнил, как дедушка, опустив яркую лампу и склонив крупный прямой нос, ставил логарифмическую линейку на белый ватман и остро наточенным карандашом аккуратно, с мягким шорохом чертил чертежи. Отец покрутил в руках чугунную статуэтку Дон Кихота и вдруг, ничего не сказав, ушел ставить баню, попросив дождаться.

Федор, радуясь отсрочке разговора, оглядывал предметы, знакомые и любимые им с самых первых дней детства, когда он был высотой с кочергу и, сидя на пластмассовом горшке, мечтал о жизни на полную катушку. Только много позже он понял, что родители его были интересными сильными люди, видавшими сплавы, походы, стройотряды, пятилетки, перестройки, путчи, танки, деноминации и дефолты. Они теряли накопления, вновь накапливали, опять теряли и сумели сохранить теплое отношение к людям, безо всех этих насмешек и ненависти. Родители просто работали, шутили, смеялись, никогда не говорили о сложностях, и все получалось легко.