Патрик Грей - Я буду толкать тебя. История о путешествии в 800 км, о двух лучших друзьях и одной инвалидной коляске

• Название: Я буду толкать тебя. История о путешествии в 800 км, о двух лучших друзьях и одной инвалидной коляске
• Автор: Патрик Грей
• Жанр: Биографии
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-105353-6

Патрик Грей и Джастин Скисак – лучшие друзья, знакомые с детства. Они родились с разницей в пару дней, росли в нескольких километрах друг от друга; вместе учились, занимались спортом, влюблялись и взрослели. Сегодня их дружбе уже почти 40 лет, и от сотен других аналогичных историй их отличает одно обстоятельство: они вместе преодолели паломнический путь в Испании длиной 800 километров, причем один из них – в инвалидной коляске. «Я буду толкать тебя» – история о нереальной выдержке, силе духа и искренней любви, основанная на одноименном фильме о приключениях двух друзей на Камино-де-Сантьяго. Авторы живо, эмоционально и непосредственно рассказывают о самом Пути и о событиях, которые привели их в нужное время в нужное место. История Джастина и Патрика вдохновляет на свершения и перемены в жизни, мотивирует на преодоление трудностей, подчеркивая, как важны взаимопомощь и поддержка.

---

– Верно, – кивнул он.

– А ты сам как думаешь… сколько тебе осталось?

Как будто я желал услышать ответ!

– Без понятия, – просто вздохнул он. – Но если станет хуже, я ничего не сделаю. А хуже станет. Вопрос только, когда.

* * *

Близость смерти меняет взгляд на мир. Мы осознали это задолго до того, как ухудшилось здоровье Джастина.

Мы учились в начальной школе, когда в походе заболела моя мама. Ее тошнило, рвало, несло поносом, и еще была дикая слабость. Сперва казалось, она просто отравилась, но ночью случился приступ, и отец повез ее в больницу.

Врачи поставили диагноз – инфекционно-токсический шок, тяжелая бактериальная инфекция, резко ставшая смертельно опасной. Отцу сказали: не привези он ее, прожди чуть дольше, и она бы умерла в постели еще до утра.

Никогда не забуду, как видел ее на больничной койке, с иглами капельниц в каждой руке, истощенную, хрупкую. Врачи так волновались за обезвоживание, что внутривенная жидкость не капала, а текла. Мама три дня была в интенсивной терапии, а в больнице – еще восемь, и только потом смогла наконец вернуться домой.

Много лет меня пугало то, как близко мама оказалась к смерти. Страх потерять ее граничил с паранойей. Помню, однажды я пришел домой из школы, и наша машина стояла на аллее, но дома никого не было. Я впал в истерику и только потом увидел маму на заднем дворике: она полола сорняки.

Но со временем страх помог мне создать новое видение. Едва не потеряв мать, я понял: жизнь коротка, а время драгоценно. Живи на полную.

Несколько лет спустя маме Джастина диагностировали агрессивную форму рака молочной железы. К счастью, химиотерапия и мастэктомия спасли ей жизнь. Но, как и я, Джастин быстро научился не воспринимать ни минуты как должное.

Мы видели наших матерей на грани смерти. И теперь, когда мой лучший друг у последней черты, все чаще приходит мысль: а если я умру прямо сейчас? Когда погаснет мой свет, буду ли я сожалеть о прожитых днях   – или стану гордиться тем, чего я достиг?

* * *

Близится полночь. Поезд почти у Байонны. Мы оба на грани бреда. Мы не спали тридцать пять часов.

Терри и Майк ждут на вокзале. Вместе идем по темным улицам до отеля. Сил больше нет. Джастину отчаянно нужна кровать. Хоть какая-нибудь. Хоть койка. Вот и гостиница. Дошли. Стойка регистрации. Наш номер на четвертом этаже. Идем к лифту.

Он метр на метр.

Сажаю Джастина на скамейку в вестибюле. Коляска не влезет, как ни складывай.

Я опускаю руки. Все, конец. Я проиграл. Мне плохо. Сажусь рядом с Джастином. Прямо напротив нас девушка-француженка за стойкой, свидетельница драмы, начинает лопотать – ой, извините, что так вышло… Я так устал, что едва понимаю, о чем она.

Она все болтает. Джастин смотрит мимо нее и видит офисное кресло на колесиках.

– А можно нам ваше кресло? – спрашивает он.

– Oui! Да, конечно! – любезно говорит она.

Я вытаскиваю новую «коляску». Ставлю ее рядом со скамейкой. В глазах Джастина одна только усталость. Понимаю его. Я и сам на пределе.

Свожу плечи и, точно в замедленной съемке, из последних сил поднимаю Джастина и сажаю его на кресло. Коляску запираем в комнатке на первом этаже и входим в лифт – он еще из древних, где надо закрывать за собой ворота. Джастин не может двинуть руками, и я еду с ним. В крохотной кабинке двоим с рюкзаками и офисным креслом не развернуться. Втискиваюсь в лифт к другу, брюхом в лицо. Мы полтора дня в дороге, мы не спали, и хотя ни одного из нас не назвать идеалом гигиены, ему явно достался проигрышный билет.

– Слушай, вот ты потный! – говорит он, морща нос.

– Да знаю, – признаю я. – Сам чую.

Лифт, скрипя, идет бесконечно долго. Но он доходит: четвертый этаж. Вытаскиваю Джастина в зал. Колесики цепляются за толстый ковер, от долгих лет верной службы идущий волнами. Кресло крутится, Джастина мотает как флюгер в грозу, и я едва успеваю схватить его за плечи и удержать, не дав упасть на пол.

Ясное дело, наша комната – самая последняя по коридору, за углом от лифта. Медленно и осторожно я то тащу кресло, то толкаю, иногда иду спиной вперед, и Джастин, глядя через мое плечо, дает указания. Наконец-то угол! Сворачиваем налево. Еще десять метров, пара-тройка опасных «звоночков» на свалявшемся ковре, и мы у двери.

У меня уже в глазах мутнеет. Нашариваю ключ и открываю комнату. Скрипят петли, дверь распахивается, и нас приветствует порожек высотой с ладонь.

– Приступочек? – спрашивает Джастин. – Нет, правда? Приступочек?

Мы устало склоняем головы, начинаем нервно хихикать – и вскоре уже смеемся в голос от недосыпа и злости.

– Тихо! – цедит Джастин сквозь слезы. – Соседей перебудишь!

– Это я перебужу соседей?

Да когда же кончится этот день? Хватаю кресло из угла комнаты, ставлю его рядом с порожком, дотаскиваю кресло с Джастином до самой двери, тоже как можно ближе к приступку, в бог знает какой раз с тех пор, как мы покинули Бойсе, переношу его с одного кресла на другое и довожу новое до кровати. Колесики пакостно цепляют ковер.

– Все, конечная, – говорю я, тянусь через Джастина, откидываю одеяло и укладываю его в кровать. – Доброй ночи, Скиз.

– Доброй, Пэдди.

Сил нет. Мыслей нет. Я еще не таскал Джастина так часто за столь краткий срок. Спина ноет, в плечах бьется боль, голова пудовая. Звоню жене, говорю, что мы добрались, и хочу только одного: спать. Но душа решает иначе. Я не могу уснуть. Я сижу на краю кровати, слушаю, как медленно и глубоко дышит мой друг. Я восхищен его стремлением быть здесь и жить полной жизнью.

Ложусь и смотрю в потолок, сквозь тьму. И как он только живет в своей коляске? У него с телом хуже, чем у всех, кого я знаю, но свои дни он проводит ярче. Он неудержим.

А что держит меня? Что мешает мне жить так же?

Часть III. Камино-де-Сантьяго

7. А мне слабо?

Патрик

Второе июня. Наше последнее утро в Байонне. По слухам, над Пиренеями буря и уже несколько дней льет как из ведра. На вокзале женщина у кассы говорит, что поезд до Сен-Жан, нашей отправной точки, остановили: оползень смыл пути. Либо найдем на чем проехать почти шестьдесят километров, либо оставим наивные надежды добраться до конца дня.

Туда идут несколько автобусов, но ни один не примет Джастина с коляской. Похоже, Европа для инвалидов как-то… в общем, не особо доступна. Терри и Майк уходят вперед. Пытаемся нанять машину, но с незнанием языка это непросто. Мой французский в лучшем случае жалок. Испанский Джастина бесполезен. Мы донимаем кого только можем и наконец находим утешение в мысли о том, что такси скоро будет.

Такси едет час. Это самый маленький «доступный» автомобиль, который я когда-либо видел – этакий горбатый «мини-купер». Картину завершает шофер – с дикой шевелюрой, как у безумного профессора, в растрепанной и замаранной одежде, но радостный как дитя и с лучезарной улыбкой. Опуская пандус на задке машины, он уверяет, что Джастин и коляска пройдут на раз – только наклонись да голову пригни. Но кресло идет туго. Приходится лезть в машину, тянуться через заднее сиденье и тащить его внутрь.

И даже с задвинутой подставкой для ног коляска с моим другом торчит из машины на полпальца.

Француз финальным толчком пропихивает ее в машину – и громоподобно пердит. Так громко не пердел еще никто в нашей жизни.

Мы хохочем как безумные, и он говорит, намеренно усилив акцент:

– О, какой конфуз!

Довольный своей шуткой, он выставляет большие пальцы – мол, класс, все круто! – садится за руль, запускает двигатель, и мы едем в Сен-Жан, к Теду и киногруппе, под рев из динамиков – The Cure, “The Lovesong”.

* * *Джастин

После часа в тесноте такси я понимаю, что чувствует сардина в банке. Наконец-то доехали! Да, мне не встать, не потянуться… но хоть повернуться и шеей подвигать могу!

В отеле снова крохотный лифт. Просим на время стандартную коляску и запираем мою в чуланчике внизу. В наш крошечный номерок вселились Терри, Майк и Тед, недавно приехавший в город. Пятеро на две кровати, места мало, и четверка сидит по койкам, а я в отельной коляске – прямо у двери. Как мне тебя не хватает, большая, удобная, столь благосклонная к инвалидам американская гостиница!

Терри и Майк решили, что в одиночку съемки не потянут, и вчера Майк сидел на телефоне, а теперь говорит: в Сен-Жан едут еще двое из их команды.

Да, парни вовлеклись. Незадолго до того, как мы покинули Штаты, они сказали, что оплатят съемку, даже несмотря на скудость средств. Но добавлять людей Терри и Крис не думали.

Несколько минут, и мы слышим стук в дверь. Патрик открывает. На пороге высокий стройный юный шатен – длинные волосы, глаза цвета небес и идеальная улыбка: вылитый Зак Эфрон.

– Привет, – говорю я. – А вы кто?

– Я Джаспер. Ваш оператор. – Он втискивается в комнату. – Майк звонил мне вчера. Я ехал на Маунт-Худ, кататься на лыжах. А он сказал, ему нужна помощь в обалденном испанском проекте.