Джонатан Эйг - Рождение таблетки. Как четверо энтузиастов переоткрыли секс и совершили революцию

• Название: Рождение таблетки. Как четверо энтузиастов переоткрыли секс и совершили революцию
• Автор: Джонатан Эйг
• Жанр: Прочая научная литература
• ISBN: 978-5-907056-42-8

К началу 1950-х годов семейная жизнь в США казалась прочной и гармоничной: жены в накрахмаленных передниках посвящали день воспитанию детей и ведению хозяйства, а по вечерам встречали мужей с бокалом мартини. А за кулисами этой идиллии женщины, в том числе многодетные матери, писали отчаянные письма активной феминистке, основательнице Американской лиги контроля над рождаемостью Маргарет Сэнгер. Она была их последней надеждой получить простое и надежное средство контрацепции. И Сэнгер стала мотором, сердцем группы из четырех человек, вдохновляя их на поиск чудо-таблетки. Этими людьми были сама Маргарет Сэнгер, изгнанный из Гарварда эксцентричный ученый Грегори Пинкус, глубоко верующий католик врач Джон Рок и целеустремленная наследница миллионов, лидер движения за права женщин Кэтрин Мак-Кормик.

---

«Я хотел взять жизнь в свои руки и поиграть с ней, – провозглашал Лёб. – Запускать ее, останавливать, варьировать, изучать ее поведение при всех условиях, направлять по моей воле!» Открытие сделало его звездой. Журналисты и писатели предсказывали, что его работа приведет к фабричному производству животных и даже человеческих детей. В тридцать втором году Олдос Хаксли опубликовал «Дивный новый мир» – антиутопическое описание будущего, в котором звучали и мотивы работы Лёба. В этом будущем люди для регулирования либидо жуют жвачку с половыми гормонами, женщины носят «мальтузианские пояса», обеспечивающие полную контрацепцию, а сексом занимаются лишь для развлечения. Продолжение рода с помощью секса в книге Хаксли ушло в прошлое, его заменили «инкубатории и воспитательные центры», где растят детей из пробирок. Некоторые считали Лёба визионером, мистиком, другие – демоном, ученым, заигравшимся в бога, пренебрегающим непредсказуемостью и великолепной неразберихой жизни. Для Пинкуса он был гением, который не довел свою работу до конца. Лёб так и не занялся млекопитающими. Пинкус решил попробовать сам.

В Гарварде он в основном ставил эксперименты на крысах, изучая их реакцию на тепло и свет. После получения степени он выиграл стипендию на постдокторантуру – два года в Гарварде и год в Европе: часть времени в Кембриджском университете в Англии, часть в Институте кайзера Вильгельма в Берлине. Приехав в Европу впервые, Пинкус начал исследовать яйцеклетки млекопитающих – предмет, ставший работой всей его жизни. В Германии он наблюдал, как ученые начинали утверждать, что генетика призвана создать высшую расу людей. Как еврея и как ученого его встревожило такое злоупотребление наукой, и он критиковал это в неопубликованной рукописи, говоря: «…расовые претензии, так называемые евгенические меры нацистско-фашистского толка – генетическая чушь… Создание расы с помощью разведения и отбора было бы гигантским предприятием, с большой вероятностью обреченным на провал». Вернувшись в Гарвард в тридцатом году профессором, Пинкус был готов оставить свой след в науке и пойти дерзновенным путем Лёба и Крозье.

Во время учебы и работы в Гарварде Пинкус познакомился и подружился с другим учеником Крозье – Хадсоном Хоаглендом. Хоагленд позже назовет Крозье «предводителем группы самоуверенных вундеркиндов». Свою работу они вели, чтобы раздвинуть границы неведомого и глубже познать мир, а будет ли практический выход и одобрит ли университетское начальство, интересовало их мало.

Интерес к передаче наследуемых признаков у животных заставил Пинкуса детальнее заняться яйцеклетками млекопитающих – в частности, изучить, как они оплодотворяются и развиваютсяin vitro (в пробирках). Он изучал, как действуют на крольчих инъекции гормонов, и однажды заметил, что уколы эстрогена предотвращают беременность, но о потенциале использования гормонов для контроля человеческой фертильности не задумывался. В то время Пинкус только пытался разобраться, как происходит размножение. Он манипулировал клетками. Он пытался оплодотворять их вне тела крольчихи. Пытался пересадить яйцеклетку от одной самки другой. Он не столько искал прикладного применения, сколько играл с этим механизмом, чтобы как можно лучше его изучить.

За несколько лет в Гарварде Пинкус получил гранты от Национального научно-исследовательского совета и Фонда Джошуа Мэйси – младшего. Предмет исследования он выбрал важный, быстро достиг внушительных результатов – казалось, выдающаяся карьера ему обеспечена. В те времена ученому-еврею в университетах вроде Гарварда приходилось быть лучше своих коллег, чтобы завоевать сопоставимое уважение, и Пинкус был лучше. Однако его покровители в Гарварде уже теряли власть. Новый президент университета Джеймс Б. Конант не одобрял направления, в котором Уильям Крозье ориентировал своих учеников вроде Пинкуса и Б. Ф. Скиннера (последний позднее станет одним из самых влиятельных психологов и бихевиористов в мире). Вскоре возглавляемое Крозье отделение физиологии закрылось. Для Пинкуса это оказалось особенно не вовремя. В тридцать третьем году, когда Конант стал президентом, контракт Пинкуса еле одобрили. На следующий год Пинкус объявил Национальной академии наук, что он оплодотворил яйцеклетку кролика в пробирке и подсадил в тело суррогатной матери, которая родила крольчат. Это был типичный образец того агрессивного стиля в науке, которому учил студентов Крозье, но в те времена такое считалось крайностью. Крозье хотел от своих учеников, чтобы они видели фундаментальные биологические проблемы и думали об их решении. У Пинкуса – сына фермера, ставшего учителем, который всегда агитировал других фермеров внедрять современные методы для улучшения посевов и стад, – была для этого нужная жилка. В одной заявке на грант он написал, что его цель – применить эту технику оплодотворения in vitro к людям. И почти сразу на его работу обратили небывалое внимание далеко за рамками научного сообщества.

Пинкусу стоило насторожиться, уже когда его работа была впервые процитирована в «Нью-Йорк Таймс» в тридцать четвертом году в статье под заголовком «Кролики, рожденные в стекле: фантазии Холдейна и Хаксли претворены в жизнь гарвардскими биологами». Заголовок врал. В пробирках было выполнено оплодотворение, потом яйцеклетки переместили внутрь живых крольчих, которых принесли в жертву науке, чтобы изучить эмбрионы до того, как они выросли. Никаких животных в стекле не рождалось. Но это не имело значения. Газета изображала Пинкуса зловещим ученым, пытающимся вырастить младенцев в бутылках. Статья сравнивала Пинкуса с вымышленным биологом Бокановским из «Дивного нового мира» Хаксли, оплодотворявшим человеческие яйцеклетки в пробирках.

В Гарварде Бокановских двое: профессор Грегори Пинкус и Э. В. Энцман [сотрудник Пинкуса], – они действительно сделали шаг к тому, чтобы фантазию сделать реальностью. Не дети, но кролики вырастают в стеклянных бутылках. «Мы считаем, что это первое несомненное доказательство возможности оплодотворения яйцеклетки млекопитающего in vitro», – говорят Пинкус и Энцман.

«Нью-Йорк Таймс» предугадала по крайней мере один момент: технология Пинкуса могла бы со временем освободить женщин от бремени деторождения, разделить размножение и любовь и усилить евгеническое движение. В интервью того времени Пинкус говорил, что его интересует исключительно наука, а не ее последствия для людей, но это была неправда. Его работа не была теоретической. Он не просто пытался лучше разобраться в физиологии сперматозоида и яйцеклетки. Как сформулировал один автор, Пинкус хотел «поиграть в Эдисона от биологии». Он изобретал новый способ делать детей.

Скоро вышла еще одна статья на ту же тему – снова в «Нью-Йорк Таймс» – «Бутылки становятся матерями», с очередной отсылкой к Хаксли. «Дивный новый мир», писала «Нью-Йорк Таймс», был всего лишь сатирой и «забавным лишь для того, кто мало что знает о современных тенденциях биологических исследований». Но когда в один прекрасный день человеческих детей начнут «выращивать в стеклянных сосудах лаборанты… Грегори Пинкус из Гарварда обязательно получит заслуженную славу».

Оплодотворив кроличьи яйцеклетки и вернув их в организмы матерей, Пинкус перешел к следующему этапу: дать клеткам развиться в стекле до эмбрионов. Пока что, рассказывала газета, его попытки не увенчались успехом, но прогресс есть. Ключевую роль, писала газета, могут сыграть новые представления о действии гормонов. Ученые только недавно выяснили, что рост управляется гормонами, но как это происходит, оставалось загадкой. Пинкус из любопытства поместил оплодотворенную кроличью яйцеклетку в раствор, содержавший прогестерон и эстроген. «Он не ожидал ни успеха, ни провала, – писала “Нью-Йорк Таймс”. – Хороший ученый ничего не ожидает; он смотрит и делает выводы». Через сорок восемь часов Пинкус увидел в чашке Петри формирующиеся кровеносные сосуды и маленькую часть яйцеклетки, которая должна была стать сердцем. Он видел, что клетки делятся нормально. Их насчитывалось сто двадцать восемь. Но вместо зародыша кролика сформировалось нечто хаотичное и чудовищное. Через пятьдесят шесть часов это существо умерло, но такую неудачу можно было ожидать. Пинкус радовался – ведь результат оправдывал новые исследования. Какую в точности роль сыграли гормоны? И нужна ли мать, чтобы заставить их работать?

Он шел своим путем, уверенный, что найдет ответы. В тридцать шестом Пинкус и Энцман объявили, что добились партеногенетического развития кроличьей яйцеклетки – другими словами, они запустили процесс размножения без оплодотворения как такового, лишь меняя параметры окружающей яйцеклетки среды. Вскоре Пинкус сделал следующий шаг: не только добился партеногенетического развития яйцеклеток, но и успешно пересадил их в суррогатных матерей-крольчих. И снова это «непорочное зачатие», как выразилась пресса, попало в заголовки. Газеты по всей стране печатали удивительные результаты работы Пинкуса, часто с заголовками вроде «Мир без мужчин?», которые часть читающей публики, естественно, находила тревожными.