Джудит Керр - Как Бог съел что-то не то

• Название: Как Бог съел что-то не то
• Автор: Джудит Керр
• Жанр: Зарубежные детские книги
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-00114-125-9

Продолжение книги «Как Гитлер украл розового кролика». 1940 год, Великобритания. Анна – пятнадцатилетняя девушка, в которой никто не узнал бы немецкую беженку, а ее брат Макс – один из лучших студентов Кембриджа. Семья Анны избежала смертельной опасности во Франции, но война настигает их и в Лондоне. Бомбежки, страх, ночные кошмары, а вдобавок – эмигрантская бедность, неустроенность и неожиданное притеснение со стороны английских властей. Все, что Анна может противопоставить выпавшим на ее долю трудностям, – это молодость, талант и жажда счастья. Но достаточно ли этого? Эта книга – вторая часть автобиографической трилогии Джудит Керр о жизни в эпоху Гитлера.

---

– Как же я вам сочувствую! – вздохнула миссис Бартоломью.

– У него скоро экзамены… – Анна не могла отделаться от мысли, что вместо одежды Макс взял с собою учебники.

– Я слышала, что интернировали даже нескольких профессоров, – сказала миссис Бартоломью и добавила: – Полная неразбериха!

По-прежнему было жарко, и это только усиливало общую раздражительность. В среду после курсов Анна пришла в «Континенталь» и обнаружила папу совершенно подавленным, а маму – в страшно взвинченном состоянии. Они пытались найти кого-нибудь, кто мог бы помочь Максу или хотя бы посоветовал, что нужно предпринять. Но у них было мало знакомых, и никто ничего не знал.

– Наверняка что-то можно сделать! – нервно восклицала мама и в который раз перечисляла действия, на которые возлагала свои жалкие надежды: если кто-нибудь напишет в колледж, в университет, если Джордж снова сходит в полицию…

Она говорила и говорила и умолкла только тогда, когда у портье зазвонил телефон. Тогда она села, сложив руки на коленях, в надежде, что звонят ей и что сейчас ей что-нибудь скажут про Макса. Но это звонили от мамы Отто – передать, что и он интернирован. И профессор физики, к которому Отто поехал в Кембридж, – тоже.

– Видишь, это касается всех. Это делается ради национальной безопасности, – сказал папа.

Но мама, казалось, его не слышит.

У нее был неудачный день на работе. Вместо того чтобы сортировать бесчисленные счета и квитанции лорда Паркера, она обзванивала малознакомых людей – пусть они что-нибудь сделают для Макса, – и все безрезультатно! В конце концов ее начальник возмутился. И мама тогда закатила ему скандал:

– Лорду Паркеру все равно! Он уже умер. Сейчас нужно что-то сделать для Макса!

Папа пытался как-то ее урезонить, но она кричала в ответ:

– Нет! Меня больше ничего не волнует! Макс – это самое важное!

Мама пристала к ни в чем не повинной даме из Польши, которая оказалась за соседним столом.

– Неужели недостаточно того, что мы все потеряли в Германии? Неужели недостаточно того, что нам снова и снова приходилось начинать жизнь заново?

– Может быть… – начал папа.

Но мама от него отмахнулась.

– Мы несколько лет пытались противостоять Гитлеру! – кричала она. – А англичане все это время считали его джентльменом приятным во всех отношениях. И вот когда наконец и над ними закапало, – закончила мама в слезах, – единственное, что они в состоянии сделать, это интернировать Макса!

Анна чувствовала себя совершенно беспомощной. Папа протянул маме носовой платок, та вытерла нос. Дама из Польши поднялась навстречу какому-то мужчине, и они перешли на польский. Анна услышала слово «Роттердам». К даме и мужчине присоединились другие поляки: все были очень возбуждены.

Наконец один из них повернулся к папе и, запинаясь, сказал по-английски:

– Немцы бомбят Роттердам.

– Говорят, десять тысяч убитых, – добавил другой.

Анна никогда не видела мертвого человека. Как можно представить себе десять тысяч убитых?

– Бедные люди, – сказал папа.

Он имеет в виду тех, кто умер, или тех, кто остался жив?

Дама из Польши присела на свободный стул и сказала:

– Так же было в Варшаве.

А другой поляк, который видел Варшаву после бомбежки, попытался это описать:

– Все исчезло. Исчезли дома. Исчезли улицы. Перестаешь ориентироваться… – он развел руки, пытаясь охватить много разных вещей, которые вам уже не отыскать. – И повсюду трупы…

Дама из Польши кивнула.

– Я пряталась в подвале, – вспоминала она. – А потом пришли нацисты – искать евреев.

В холле было очень жарко, и Анна внезапно почувствовала, что ей нечем дышать:

– Я неважно… себя чувствую… – странно слышать, какой у нее тоненький голосок…

Мама и папа бросились к ней. Кто-то из поляков с трудом, но открыл окно. Со двора в холл ворвался поток холодного воздуха, и Анна пришла в себя.

– Ну вот, у тебя снова нормальный цвет лица, – заметил папа.

– Наверное, ты перегрелась! – решила мама.

Кто-то из поляков принес Анне стакан воды. После этого мама уговорила ее идти домой к Бартоломью и лечь в кровать: нужно немножко отдохнуть. Анна кивнула. Мама вышла ее проводить.

– Я позвоню тебе, если что-нибудь станет известно про Макса, – крикнула мама вслед Анне, когда та уже шла по улице.

Даже на расстоянии Анна чувствовала мамин ужас. Когда она дошла до угла Рассел-сквер, маму уже не было слышно. Никого не было слышно.

И Анне стало немного легче.

* * *

В пятницу пал Брюссель и немцы вторглись во Францию. Французский генерал издал приказ: «Победа или смерть!», но это не возымело никакого действия: немецкая армия стремительно захватывала территорию Франции так же, как перед этим Голландию. Мадам Лерош была так расстроена, что не пришла на курсы. Не пришли на учебу и многие студенты, особенно из числа беженцев. Они все время проводили у радиоприемников или бегали за газетами с последними новостями.

Но не Анна.

Как ни странно, Анну больше не беспокоили немцы. Она просто об этом не думала. Она то и дело думала о Максе: куда его отправили? Она отчаянно желала, чтобы с ним ничего не случилось, и каждое утро первым делом бежала к почтовому ящику: вдруг Максу наконец удалось отправить ей письмо?

Война оказалась за пределами ее мыслей. Анна не могла повлиять на происходящее и поэтому не читала газет и не слушала новости. Она ежедневно ходила на курсы и училась скорописи. Если научиться хорошо это делать, можно будет устроиться на работу и зарабатывать деньги. Организация помощи беженцам только поэтому и согласилась платить за Анну. Чем больше времени Анна будет уделять скорописи, тем меньше времени у нее будет думать о чем-то еще…

Однажды днем, когда Анна вернулась домой, оказалось, что ее поджидает мадам Бартоломью:

– Мне нужно поговорить с тобой, дорогая.

«Па-га-ва-рить… – прозвучало в голове у Анны, и ее пальцы автоматически стали двигаться по воображаемой клавиатуре. – Ста-бой…» В последнее время она взяла в привычку мысленно транскрибировать все, что слышала. Это заметно улучшило скорость ее письма и предохраняло от необходимости слушать то, что она не хотела слышать.

Миссис Бартоломью пригласила ее в гостиную.

– Американское посольство настоятельно советует нам как можно скорей уехать в Штаты, – сказала она.

«На-ста-я-тель-на са-ве-ту-ет нам… как мо-жна ска-рей у-е-хать…» – двигались пальцы Анны. Но что-то в голосе миссис Бартоломью прорвало барьер ее нечувствительности.

– Мне очень жаль, – сказала миссис Бартоломью, – но нам придется отказаться от дома.

Пальцы Анны перестали скакать по колену, и она посмотрела прямо на миссис Бартоломью.

– Что ты будешь делать? – спросила та.

«Это ее тревожит. Как трогательно…» – подумала Анна.

– Не беспокойтесь об этом. Я перееду жить к родителям.

– Но смогут ли они это потянуть? – уточнила мисс Бартоломью.

– Конечно. Кроме того, я надеюсь скоро найти работу.

– О господи, как же мне все это неприятно, – и миссис Бартоломью сняла телефонную трубку, чтобы позвонить маме Анны.

В состоянии возбуждения мама всегда начинала кричать. К тому же Анна понимала: мама, услышав звонок, сразу подумает, что ей звонят по поводу Макса. И все же в глубине души Анна надеялась, что на новости миссис Бартоломью мама не будет реагировать слишком громко и осуждающе.

– Как я понимаю, Анна больше не сможет жить в вашем доме?! – кричала мама, и ее искаженный от возбуждения голос в телефонной трубке долетал даже до Анны, которая сидела в другом конце комнаты.

Анна, так же как и мама, знала, что у них нет денег платить еще за один номер в гостинице. Но какой смысл кричать из-за этого на миссис Бартоломью? Миссис Бартоломью ничего не могла с этим поделать. Мама, по крайней мере, должна была пожелать миссис Бартоломью удачной поездки, думала Анна, и ее пальцы прыгали на коленке: «У-дач-най па-ест-ки…»

* * *

Бартоломью начали паковать вещи. Стопка вещей, отложенных для Анны (из тех, что не понадобятся Джуди и Джинни в Америке), все росла и росла. Анна сама отвозила вещи в «Континенталь» на метро (чтобы сэкономить на такси), по несколько вещей за раз.

Мама пересчитала все их деньги, включая те, что остались от папиного гонорара за листовки, и те, которые ей удалось сэкономить из ее скудного еженедельного заработка. Этого хватало, чтобы оплатить проживание Анны в гостинице в течение трех недель. А там видно будет. Заглядывать слишком далеко не имело смысла. В то же время не стоило тратить ни одного пенса сверх необходимого. И Анна надеялась, что Бартоломью разрешат ей жить с ними до последнего момента.

– Конечно, конечно, – заверила ее миссис Бартоломью. – Мы будем только рады.

Но по мере того как сборы продолжались и все больше привычных вещей исчезало в чемоданах, пребывание Анны в доме Бартоломью выглядело все более странным. Джуди и Джинни по-прежнему играли в теннис и болтали, сидя на солнышке. Но их теперь занимали перспективы переезда в Америку, и иногда казалось, что они уже далеко отсюда. Когда день отъезда наступил, никто не знал, что сказать на прощание.