Сара Пеннипакер - Пакс

• Название: Пакс
• Автор: Сара Пеннипакер
• Жанр: Зарубежные детские книги
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-91759-672-3

Питер и Пакс, мальчик и его лис, лис и его мальчик – в этой жизни они помогают друг другу пережить горе, которое у каждого – своё. Родители Пакса погибли, когда тот был лисёнком, а Питер, недавно потерявший маму, спас его от смерти. Они не друзья и не братья, они не хозяин и питомец. Они – одно целое. Но Питер осознаёт это, только когда ему приходится расстаться с Паксом. А осознав, отправляется на поиски своего лиса. Пронзительная и искренняя книга о правде и лжи, о бессмысленности войны, о хрупкости природы, о верности себе и умении сопереживать, лучшая детская книга 2016 года по версии Amazon.

---

При виде солдатика Игла издала горловое ворчание. Человек.

Брось это. Домой, быстро, приказала она брату.

Мелкий, играя, обхватил передними лапами лапы Пакса.

Тотчас подскочила Игла и укусила Мелкого. Воняет людьми. Помни.

И она передала брату образ, который показался Паксу странным, пугающим: завывание холодного ветра; пара лисиц, самец и самка, пытаются вырваться из стальной клетки, клетка похожа на загородку Пакса, только вместо прутьев – зубастые зажимы. Стальные зубы зажимов и снег на земле – в крови.

Игла вскинула голову, вглядываясь в небо, и понюхала ветер, прилетевший с юга и пропитанный запахом близкой грозы. Домой.

Покорно опустив хвост, Мелкий двинулся за сестрой. Но, пройдя немного, он обернулся к Паксу и позвал его за собой.

Пакс колебался. Он не хотел уходить с этого места, куда должны вернуться его люди. Но уже приползли тёмные тучи, и вдали только что прогромыхал гром. Пакс знал, что в грозу его мальчик не выйдет из дому. Если Пакс останется, его будет хлестать дождь. И он будет сидеть у дороги, мокрый насквозь. Один.

Он взял игрушечного солдатика в зубы и потрусил за братом и сестрой.

Почуяв его присутствие, Игла обернулась. Только одну ночь, Воняющий Людьми.

Пакс согласился. Когда гроза кончится, он вернётся сюда, отыщет дорогу по запаху. И тогда его люди придут за ним. И он найдёт своего мальчика, и они уже никогда не расстанутся.

Глава 6

Питер узнал эти звуки ещё до того, как полностью проснулся: толпа мальчишек, которых только что отпустили, их топот, их гиканье, нетерпеливое туканье их кулаков о кожаные перчатки. Он выбрался из-под скамьи и схватил рюкзак. Слишком поздно: двадцать бейсболистов вместе с тренером уже сбегают вниз по склону. Наверху, на парковке, стоят несколько взрослых, некоторые из них в форме, – наблюдают. Самое лучшее, что он мог сейчас сделать, – забраться на трибуну, где с десяток зрителей уже расселись по двое – по трое, а когда всё закончится, смешаться с толпой и уйти вместе со всеми.

Питер забрался на последний ряд и скинул рюкзак. Подросток пришёл смотреть тренировку по бейсболу – это абсолютно нормально, нормальней не бывает, но сердце всё равно стучало странно, будто пробуксовывало.

Внизу тренер уже подавал мячи, один за другим. Всё как на любой тренировке: мальчишки бегают по полю, красуются друг перед другом и орут как резаные. Питер выбрал одного, за которым ему хотелось понаблюдать: худенький парнишка с соломенным «ёжиком», в красной линялой футболке, шортстоп[5]. Пока остальные игроки бестолково, по-щенячьи, носились туда-сюда, этот стоял как статуя, руки наготове на уровне пояса, взгляд прикован к бите тренера. Как только бита ударяла по мячу – дерево по коже, – он прыгал. И каким-то немыслимым образом доставал все мячи, прилетавшие в его часть поля, хотя с виду – то ли недоросток, то ли чей-то младший брат, которого старшему приходится таскать за собой.

Питер знал, что он и сам не слишком типичный бейсболист: он всегда чувствовал себя чужим в дагауте, где все хлопают друг друга по плечу и треплются о всякой ерунде. Зато на бейсбольном поле он был на своем месте – будто для того и родился. На поле у него возникало такое чувство – он даже не пытался его никому описывать: и потому, что оно слишком личное, и потому, что всё равно не подобрал бы нужные слова. Разве что – «небесно». Да, это слово было ближе всего. И ещё где-то рядом – «спокойно». И шортстопу тоже знакомо это небесное спокойствие, ни с того ни с сего подумал вдруг Питер, – может, он даже ощущает его прямо сейчас, вот в эту самую минуту.

Тренер, стоя на горке[6], подавал, бэттеры[7] отбивали мячи то в воздух, то в землю, и аутфилдеры[8] тоже наконец проснулись – ну или, во всяком случае, делали вид. Но шортстоп по-прежнему притягивал внимание: он весь был будто простёган живой проволокой, взгляд прикован к мячу.

Питеру была знакома эта сосредоточенность, у него самого, бывало, пересыхали глаза: он даже забывал моргать, так напряжённо следил за каждым движением каждого игрока – и это себя оправдывало. На бейсбольном поле Питер, как и этот парнишка в красной футболке, владел своей территорией. Он любил эту территорию всю целиком, вместе с запахом пыли и стриженой травы. Но больше всего он любил забор по краю этой территории. Забор указывал Питеру абсолютно точно, что входит в его ответственность, а что нет. Если мяч по эту сторону забора – значит, надо ловить. Перелетел на ту – всё, можно больше о нём не думать. Чётко и ясно.

Питер часто жалел, что в жизни его ответственность не обнесена такими же красивыми высокими заборами, как на бейсбольном поле.

Когда мама умерла, он какое-то время ходил к психотерапевту. Ему было семь лет, и он не хотел ни с кем разговаривать, а может, просто не знал, как втиснуть такую утрату в слова.

Психотерапевт – женщина с добрыми глазами и длинной серебряной косой – говорила ему, что это ничего, это ничего, ничего. Целый час, от начала до конца занятия, Питер вытаскивал из ящика с игрушками маленькие автомобильчики и грузовики – их там были, кажется, сотни (наверное, думал потом Питер, психотерапевт скупила ради него целый магазин игрушек) – и сталкивал их между собой, пара за парой. Когда Питер заканчивал, она всегда говорила ему одно и то же: «Должно быть, тяжко тебе пришлось. Самый обычный день, мама садится в машину, чтобы съездить в магазин за продуктами, – и не возвращается».

Питер никогда не отвечал, но ему запомнилось ощущение, что всё происходит правильно – и эти слова, и весь этот час – будто он наконец там, где должен быть, и будто это ровно то, что он должен делать – сталкивать между собой игрушечные машинки и слушать слова о том, что ему пришлось тяжко.

Но однажды психотерапевт произнесла другие слова.

– Питер, – сказала она, – ты иногда злишься?

– Нет, – быстро ответил он. – Никогда.

Ложь. Потом он поднялся с пола, взял единственный леденец в яблочно-зелёной обёртке из медной вазочки у двери – у них был уговор с психотерапевтом с добрыми глазами: если он чувствует, что ему хватит, он забирает леденец, и это конец занятия – и ушёл. Но на улице он бросил леденец на землю и ещё пнул ногой, а по дороге домой сказал отцу, что больше к ней не пойдёт. Отец не спорил. По правде говоря, ему так было легче.

А Питеру нет. Эта добрая женщина – она что, с самого начала знала, что Питер злился в тот последний день, что он сделал ужасное? И что его мама в наказание не взяла его тогда с собой в магазин? И психотерапевт думает, что это он виноват в том, что случилось?

Спустя несколько месяцев Питер нашёл Пакса. На дороге недалеко от его дома задавили лису – она лежала у обочины. Его маму недавно похоронили, опустили гроб в землю, и теперь Питер почувствовал властную, непреодолимую потребность похоронить лису. Он зашёл в лес, чтобы найти подходящее место, начал копать – и нашёл логово, в котором лежали три остывших одеревенелых тельца и один тёмно-серый меховой шарик – ещё тёплый, дышащий. Питер сунул Пакса в карман курточки, и принёс домой, и сказал – не спросил, сказал: «Он будет жить у меня».

Отец ответил: «Ладно, пускай немного побудет».

Всю ночь лисёнок жалобно мяукал, и, слушая его, Питер думал о том, что, если бы он мог снова ходить к психотерапевту с добрыми глазами, он бы сталкивал эти игрушечные машинки с утра до вечера и с вечера до утра, всегда, всё время. Не потому, что он злится. А просто чтобы все видели.

При мысли о Паксе знакомая змея тревоги подползла, сдавила грудь. Пора было двигаться, навёрстывать упущенное время. Тренировка заканчивалась, бейсболисты убегали с поля, по дороге забрасывая инвентарь в дагаут. Когда поле опустело, Питер спустился с трибуны, вздёрнул рюкзак на плечи и тут заметил шортстопа.

Питер колебался. Лучше бы, конечно, не задерживаться, выйти с территории школы вместе с остальными. Но остальные слиняли, а этот парень должен теперь подбирать разбросанный инвентарь, а потом возвращаться один – Питер знал, каково это. Он поднял пару мячей и передал их шортстопу.

– Привет.

Парень неуверенно улыбнулся и забрал мячи.

– Привет.

– Неплохо играл. Последний лайнер[9] был нехилый, скажи?

Шортстоп молча повозил кроссовкой по пыли и отвернулся, но Питер видел, что ему приятно.

– Ну, первый бейсмен[10] с ним как-то справился.

– Ну да, после того как ты вытащил мяч. Не хочу никого обидеть, но без тебя ваш первый бейсмен и глаза бы не успел вытаращить.

Шортстоп наконец улыбнулся по-настоящему.

– Ага. Но он племяш тренера. Играешь?

Питер кивнул.

– Центр-филдер[11].

– Новенький?

– Да нет, я не отсюда, я из… – Питер неопределённо махнул рукой куда-то на юг.

– Хэмптона?

– Из Хэмптона, ага.

Лицо шортстопа захлопнулось.

– Шпионишь перед субботней игрой? Ну и гад. – Он сплюнул и направился к дагауту.