Юлий Анненков - Штурманок прокладывает курс

• Название: Штурманок прокладывает курс
• Автор: Юлий Анненков
• Издательство: Детская литература
• Жанр: О войне
• Год: 1972

Это книга о разведчике. О том, как юноша, оказавшийся в тылу врага в годы Великой Отечественной войны, вырабатывает в себе черты характера, свойственные бойцу невидимого фронта: о том, как он овладевает мастерством разведчика и выполняет свой воинский долг в мундире эсэсовца и в форме немецкого морского офицера, находясь на территории оккупированной Украины, в Румынии и в Германии, на суше и на море. Через всю книгу проходит тема любви русского юноши и немецкой девушки, пронесенной сквозь годы и испытания.

---

— Это и есть «железная дорога»?

— Была. До прошлой недели. Шкипера арестовали. Все баржи проверяют с собаками.

Это был удар. Завтра улетать — и никакого выхода... «Насколько же мне стало труднее, когда появилась Анни, — подумал я и тут же обругал себя: — Неблагодарная ты скотина! А кто, рискуя жизнью, связал тебя с Центром? Кто передал о Тегеране? И все-таки так плохо мне еще не было никогда, даже в шталаге, даже в плену у Бальдура, в клуне на полу...»

— В чем дело? — спросил Эрих.

Я рассказал ему об Анни. Мы сидели молча у бездействующего фонтана. Так прошло минут десять. Надо было расходиться.

— На сутки-двое можно спрятать здесь, в городе, — сказал он.

А что потом? «Не может быть, чтобы не было выхода!» — говорил брат Коля в подземной галерее в Южнобугске. Но то был родной город. Там я нашел бы выход. Здесь, в гитлеровском рейхе, мне не поможет никто. И главное — завтра вылет.

Я взглянул на небо. Тяжелые тучи подступали широким фронтом. Наверно, опять будет дождь. Но самолет вылетит все равно. Когда речь идет о Тегеране, не станут откладывать из-за погоды.

Стоп! Дикая, невероятная идея пришла мне в голову:

— Эрих, где, ты говоришь, можно укрыть Анни на двое суток?

Он рассказал, что в мастерских Высшего технологического училища есть свои люди, двое коммунистов, — старик и безногий инвалид войны. Они и живут в мастерских, у медеплавильной печи. Там есть система вентиляции — огромные трубы-коллекторы, в которых прятали подпольщиков перед отправкой в Чехословакию.

— Хорошо! Иди туда, предупреди. Через час привезу Анни.

Анни я застал в той же позе, в какой она сидела, когда я уходил, на скамеечке в прихожей. Она не сняла даже перчаток.

— Я обдумала все, — сказала она, — ты не должен рисковать. Попрощаемся. Нельзя слишком многого требовать от жизни: мы были счастливы друг другом почти сутки. Это не так мало. Теперь я их не боюсь. Сейчас я уйду.

— Нет, поедешь со мной. Только переоденусь в штатское.

Мы поехали в район «Зюд». Анни была моим штурманом, так как мне не приходилось бывать в этой части города. Оставив машину на стоянке у главного корпуса Высшего технологического училища, прошли переулком. Полицейский проводил нас взглядом. Наверно, принял меня за студента, ведущего девицу к себе в интернат.

В высокой полутемной комнате, напоминавшей цех завода, мы застали Эриха и его друзей. Хилый на вид старичок мастер неожиданно сильно пожал мне руку, включил лампочку под жестяным абажуром на верстаке. С койки поднялся парень лет двадцати в солдатском мундире без погон, перепачканном машинным маслом. Все его лицо было в голубых пятнышках въевшегося в кожу пороха.

Анни бросилась к Эриху. Он поцеловал ее в щеку.

— Эрих, скажи ему, — умоляла Анни, — пусть он уезжает! У него очень важное дело. Он мне не поможет.

— Он знает, что делать, лучше нас с тобой, — сказал Эрих. — Поешь, и мастер отведет тебя в свой дворец.

— Меченый, сервируй стол для дамы! — весело приказал мастер.

Парень расстелил газету на верстаке, нарезал гороховой колбасы и хлеба, а мастер снял с электроплитки бурый кофейник.

Странно мне было видеть бледную Анни в черном, закрытом платье, сидящую между медеплавильной печью и токарным станком; ее тонкие руки, держащие двузубую вилку с костяным черенком и жестяную солдатскую кружку. А она чувствовала себя здесь как дома. Выпила горячей ячменной бурды, оживилась, по-хозяйски налила кружку Меченому, начала вспоминать, как Эрих учил ее плавать брассом и как весело было на Альтмаркте до прихода «этих».

— Всё они испакостили! Аль-оша, если бы ты видел старый Дрезден до них!

Меченый смотрел на Анни с откровенным восхищением.

— Еще до войны, — сказал он, — я был в музее. Там до черта картин разных. Я запомнил одну. Женщина, как девочка, с ребенком на руках, идет по облакам и смотрит прямо тебе в сердце. Забыл, как называется. Теперь я думаю: наверно, тот художник нарисовал вас, фройляйн. — Вдруг черты его перекосились, запрыгала синяя сыпь на впалых щеках: — Если придут за ней, зубами им горло перерву!

— Много ты сделаешь со своим костылем! — усмехнулся мастер. — Ну, банкет закончен! Пошли, дочка, а то действительно принесет кого-нибудь.

В темном углу, за компрессором, мастер открыл люк. Широкая труба уходила вперед и вниз. Мастер подсвечивал фонариком:

— Полезай, дочка, там чисто. Голову береги. Я иду следом.

Свет фонарика скрылся за поворотом трубы. Мастер вернулся минут через десять, задраил люк, навалил на него листы железа.

— Фонарик я ей оставил. И вода там есть. Будь спокоен.

Я дошел до автомобильной стоянки, уселся за руль на упругое сиденье «фиата». Мрачные улицы текли за опущенными стеклами. Сырой туман застилал дорогу, забирался за воротник, как скользкий гад. Утром — снова Готфрид, шеф, Ирма с ее овчаркой. Но, как всегда, на самых крутых поворотах моего курса я был не один в штормовом море. Эрих Бауэр, фрау Шведе, двое рабочих, старик и юноша-инвалид, обожженный войной, и еще... женщина в музее, которая смотрит прямо в сердце, — вот подлинная Германия.

9

Утром Готфрид спросил:

— Ну как?

— Все нормально.

— Чудесно! Теперь не скоро увидишь немецких девочек. Румынки тоже ничего, только от них пахнет луком. Но это все чепуха. Ты помнишь о своем обещании?

— Ну конечно. Сыграть роль твоего шофера.

— Это займет у тебя два часа. Понимаешь, как все неудачно складывается. Эти картины из пражского музея привезли только вчера вечером, а сегодня — вылет. Если не взять сейчас же, картины уплывут. Когда вернемся от шефа, поедем на склад. Потом я уеду по делам, встречусь с тобой уже на аэродроме. Ты отвезешь картины домой и спрячешь их в сейф за кроватью.

— А меня не задержат с этими картинками?

— Ну, не думаю, — важно сказал Динглингер. — За ворота склада выведу тебя я, а в дороге, если бы и случилось, пошли их ко всем чертям. Покажешь свой документ.

Если меня задержат с ворованными картинами, Анни погибла. Но отказывать Готфриду нельзя. Его доверие мне необходимо. В том числе и ради спасения Анни. Задача, конечно, усложняется. А может быть, так даже лучше?..

Динглингер взял свой чемодан, и мы поехали на служебной машине к Ригеру. Он встретил нас торжественно:

— Хайль Гитлер! Сегодня, двадцатого ноября, в восемнадцать тридцать вы вылетите в Будапешт, а оттуда в Констанцу.

Шеф еще раз повторил всю инструкцию, отдышался, вытер платком лысину и добавил:

— Берегите Ирму! Это бесценная женщина. Вчера я был у нее, предупредил, что вы заедете по пути на аэродром. Вы, Динглингер, будете на аэродроме раньше, а вам, Вегнер, надлежит прибыть в восемнадцать часов — не раньше и не позже.

— Слушаюсь, герр капитан цур зее. Мы будем иметь честь видеть вас на аэродроме?

— Нет, это лишнее. Я провожаю вас здесь. Выполнение задачи началось. — Он пожал мне руку, а Динглингера обнял. — Германия смотрит на вас, Готфрид!

Семиместный «хорх» доставил нас на Вальштрассе. Пелевин, в модном костюме и элегантном пальто, с интересом поглядывал вокруг. В дороге он пытался со мной говорить, но я оборвал его. Ковров был, одет не хуже Пелевина, но все сидело на нем колом.

Я сдал их обоих дежурному по отделу:

— Запереть. В двенадцать — обед. Никаких контактов до моего возвращения. Распоряжение шефа.

После этого мы с Готфридом поехали за Эльбу на его «фиате». Машину беспрепятственно пропустили во двор здания, напоминавшего тюрьму. Там в багажник положили три цилиндрических запломбированных футляра. К каждому футляру была прицеплена бумажка.

— Это огромная ценность, — шелестел мне в ухо Динглингер, — тут подлинный Франс Гальс и два этюда школы Рембрандта.

Он сам вывел машину за ворота, предъявив пропуск часовому, а за воротами уже ждало такси. Я понял, что Готфрид заблаговременно вызвал его сюда. Не успел я отъехать и четверти километра, как шуцман на перекрестке поднял жезл. Рядом стояли солдаты. Вот она, западня! Задержат — придется звонить шефу, и еще неизвестно, сможет ли он меня выручить. Воры не любят, чтобы у них крали. Картины могут предназначаться для самого высокопоставленного грабителя, вплоть до рейхсмаршала Геринга.

Я решил не останавливаться. Будь что будет! Прибавил газу и промчался мимо патруля, но на следующем углу большой грузовик перегораживал улицу от одного тротуара до другого. Снова патруль! Офицер в форме войск СС подошел к машине, заглянул в нее:

— Откройте багажник!

— А в чем дело? — Я показал удостоверение СД.

— Дело в том, — сказал он, — что мне позвонили по селектору. Вы проскочили блокпост. Конечно, везете картины?

— Да как вы смеете досматривать багаж офицера СД! Через полчаса будете под арестом!

Он нисколько не испугался:

— Распоряжение обергруппенфюрера Кальтенбруннера — проверять все машины, идущие со склада двести шестьдесят семь.