Герберт Тихи - Чо-Ойю – Милость богов

• Название: Чо-Ойю – Милость богов
• Автор: Герберт Тихи
• Издательство: Физкультура и Спорт
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1960

В 1954 г. была покорена седьмая по высоте вершина мира – Чо-Ойю. Предлагаемая вниманию читателей книга написана организатором этой экспедиции, известным австрийским альпинистом Гербертом Тихи. Увлекательно, с юмором описывает он все трудности восхождения. С большой любовью рассказывает о шерпах, одной из народностей Индии и Непала, которые в тяжелых условиях экспедиции проявили самые лучшие человеческие качества.

---

Вдруг мы услышали выше себя крики и увидели, что шерпы возвращаются все вместе. Наверное, они несут тело Карми, но, может быть, есть надежда? Мы все подготовили.

Первым пришел,.. Карми! Он смущенно улыбался, следов травмы или переутомления на нем не было. Он выглядел так, будто выспался лучше нас.

Видимо, он действительно хорошо поспал. Уставший, с небольшой температурой, он слишком долго отдыхал на перевале и потерял нас из виду. Когда он попытался догнать нас, то сбился с дороги, ушел в сторону и остановился в маленькой пастушеской хижине. Там он очень хорошо провел ночь, ни на минуту не задумываясь о том, что о нем будут беспокоиться и его будут искать.

Сейчас Карми был здесь, и я почувствовал большое облегчение, а одновременно и желание оттрепать его как следует за чуб. К сожалению, этого сделать было нельзя.

Теперь нас ничто не задерживало, и мы могли продолжать движение. Носильщики, обрадованные спуском в долину, быстро взяли свои ноши и пошли по отчетливо видимой тропе вниз, сквозь лиственный лес.

Шерпы, воодушевленные желаниями, одинаковыми с моими, устроили Карми не совсем дружеский прием, но после этого все же накормили его сытным завтраком. Вскоре мы были в пути, и опасный перевал окончательно остался позади.

Немного времени спустя мы впервые увидели Эверест – (Джомолунгму). Безусловно, большой и незабываемый момент в жизни альпиниста – наблюдать Короля гор, высочайшую вершину мира. Потребовалось некоторое время, чтобы эти мысли дошли как следует до нашего сознания. Когда мы вышли на гребень, перед нами возникла группа красивых ледовых вершин. Только что мы находились в джунглях, закрывавших всякую видимость. Теперь листья стали реже, спустились как бы в глубину, как спускается в подвал занавес в современном театре, и открыли беспрепятственный вид на вершины.

Это были великолепные, внушающие страх вершины. Мы вооружились картой и компасом и установили названия некоторых из них: «Ага, это Кангтега, нет, та, севернее, а здесь – изумительно красивая еще безымянная вершина». Карта подсказывала, что где-то здесь находится Эверест. Потом мы его узнали: невысокий плоский скальный гребень, затененный близкими суровыми шеститысячниками; отсюда он выглядел не очень величественным. Только длинный снежный флажок, уходящий в синее небо горизонтально от вершины, подчеркивал ее значительность.

Мы показали Эверест шерпам. Они смотрели в указанном направлении, вежливо бормотали: «Аха», – видимо, потому, что видели нас немного возбужденными, и в свою очередь показывали вниз, в ущелье, и говорили: «Там Лукла – деревня, где родились Пазанг и Гиальцен». Теперь мы вежливо бормотали: «Аха». После этого обмена впечатлениями шерпы стали быстро спускаться, надеясь найти внизу теплое место для отдыха. Пока мы спускались, облака закрыли высочайшую вершину мира, казавшуюся отсюда маленькой.

Я всегда удивлялся безразличию, с которым шерпы смотрят на далекую картину вершин, хотя горы фактически господствуют над всей жизнью шерпов и являются целью их фанатического честолюбия.

В Катманду я наблюдал за европейцами и американцами, которые, не будучи альпинистами, могли долго и с возбуждением спорить об именах вершин, виднеющихся в ясный день на далеком горизонте. Многие из них по-настоящему влюблялись в фантастическую красоту какой-нибудь вершины, контуры которой они могли различить только в сильный бинокль.

Шерпы к этому относятся несколько иначе: «Аха!, – сказали они, – там внизу Лукла».

Мне вспоминается Пазанг, когда он год назад увидел недалеко перед собой Сайпал (7040 метров). Эту вершину, тогда почти неизвестную, мы впервые наблюдали на расстоянии нескольких сот километров. Она должна была стать последней альпинистской целью нашего путешествия. Мы знали, что только через несколько недель придем к ее подножью. Возможно, что она трудна для восхождения и, возможно, нам даже не удастся подойти к ней, но все мы, и в особенности Пазанг, очень хотели перед окончанием путешествия совершить восхождение на «высокую вершину». Таким образом, Сайпал стала темой наших вечерних разговоров.

– Теперь уже зима, – сказал тогда Пазанг, – но, если мало снега, можно идти.

– Самое лучшее по теплому южному гребню, – ответил я.

Мы знали, что исполнение нашего желания всецело зависит от еще неизвестного нам состояния вершины.

Наконец после долгого пути окольными дорогами мы подошли к Сайпалу. Я первый вышел на перевал, который открыл вид на вершину и самодовольно ожидал своих спутников.

Я гордился, что нашел правильный путь. Перед нами была «наша вершина», теперь мы, наконец, могли изучить маршрут подъема на нее.

Я сказал Пазангу, когда он подошел ко мне: смотри, эта вершина – Сайпал.

– Аха, – ответил он, вытащил из рюкзака сушеное козье мясо и начал его резать на тонкие ломтики. Только в таком виде мясо можно было кушать без особой опасности для зубов. То, что Пазанг делал, было несомненно разумным, но все же в этот момент я был им разочарован.

С тех пор я лучше узнал шерпов и теперь не ожидаю, чтобы они при первом виде вершины, которая может принести им почет или смерть, станут делать что-либо другое, чем резать козье мясо или скажут: – «Там Лукла».

Возможно, что не безразличие, а бессознательная робость заставляет их сдержанно и спокойно переносить вид вершины.

Возможно, то была одна из форм застенчивости, которая заставляла Пазанга в этот момент резать козье мясо. Совсем другое дело объясняться с вершиной, вонзая зубья кошек в ее крутые ледовые склоны, сопротивляться ее неистовым ураганам и лавинам, чем решать теоретические варианты подъема на расстоянии, как математическую задачу.

Возможно, что все сказанное мною – только размышления европейца, а шерпы были просто голодные и тосковали по родному дому.

Во всяком случае мы пошли за ними в долину.

Облака спустились, а нам нужно было еще пройти через один невысокий, но крутой перевал. Начался дождь. Наконец, мы прибыли в деревню Тате, населенную шерпами.

Глава V РОДИНА ШЕРПОВ

Местечко Тате встретило нас сильным дождем. Создавалось такое впечатление, что оно обещает нам «мокрое пребывание» и в дальнейшем. И действительно, дождь шел всю вторую половину дня, вечер и всю ночь.

Но я искренне радовался, что мы пришли в район, где наших носильщиков в каждом доме принимают, как потерянных и вновь обретенных сыновей. Они везде чувствовали себя дома. Мы были уверены, что с нами не может случиться никаких неприятностей до тех пор, пока у нас с шерпами будут хорошие отношения.

На следующий день нас ожидал короткий переход до следующей стоянки, и мы могли вдоволь выспаться.

Во время завтрака, который мы ели во дворе хозяина, сидя на ящиках, нас окружило почти все население местечка Тате. Красивая девушка из Иунбези, одна из наших всегда улыбающихся носильщиц, играла какую-то мелодию на губной гармонике. Пазанг, надев на руку двое ручных часов, показывал окружающим свои фотографии и вырезки из газет, где были описаны его достижения.

В приподнятом настроении, сопровождаемые многими дружественными заверениями, мы распрощались с гостеприимными хозяевами и продолжали свой путь. Переход был коротким, через два часа мы пришли в Гжать.

Пазанг ходил с удрученным видом. Через пару дней мы должны прийти в Намче-Базар – последний населенный пункт перед Чо-Ойю. Из длинных рассказов Пазанга я знал, что здесь в изобилии имеется масло, молоко, зерно и цзамба, но сейчас, как я об этом говорил раньше, оно превратилось в бедное село, где в лучшем случае мы сможем довольствоваться несколькими картофелинами. Поэтому Пазанг доказывал, что он обязан идти вперед, в деревню Лукла, где он родился, расположенную на другом берегу реки Дуд-Коси, и достать там необходимые для дальнейшего марша продукты. Пазанг говорил сдержанно, не делая мученического лица, достоинств своей деревни не превозносил. Анг Ньима, Гиальцен и несколько других шерпов, родившихся также в Лукла, к этому времени уже исчезли. Пазанг аккуратно сложил фотографии и газетные вырезки, завел пару своих часов – через некоторое время жители деревни Лукла узнают, какая знаменитость родилась в ее стенах.

Мы чувствовали себя несколько одинокими и заброшенными, но у устья неглубокого бокового русла реки нашли щавель, а так как у нас еще сохранились лимоны, то мы утешали себя надеждой покушать богатый витаминами салат.

Пока мы коротали, как могли, время после обеда, у наших палаток появилась пожилая чета европейцев. После выхода из Катманду мы впервые увидели белых людей и были очень удивлены: встретить здесь европейцев не альпинистов, а пожилых людей большая неожиданность. Это были священник христианской миссии в Дарджилинге и его супруга, которые ради знакомства со страной и посещения одного из своих питомцев – искалеченного ребенка местного крестьянина – не испугались двадцатишестидневного путешествия по горным тропам.