Александр Вельтман - Приключения, почерпнутые из моря житейского

• Название: Приключения, почерпнутые из моря житейского
• Автор: Александр Вельтман
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1957

Предлагаем знаменитый роман известного русского писателя А.Ф. Вельтмана (1800-1870 гг.). "Плутовской" сюжет, авантюрная интрига, оригинальные персонажи, искрометный язык повествования создают яркую картину подлинной русской жизни.

---

– А кого ж обманул пан Дмитрицкий?

– Меня!

– А ты кто такой?

– Кто?… я пан…

– Ну, ну, ну, договаривай скорей!

– Пан грабе Черномский.

– Врешь! ты знаешь ли кто? Черномский побледнел.

– Пан грабе Черномский вот этот парик, – продолжал Дмитрицкий, – а пан Желынский вот этот парик; а пан Дмитрицкий нанялся на службу к вельможному пану Черномскому, а не к тебе, не пану, а лысому болвану! Как же ты смеешь говорить, что пан Дмитрицкий тебя обманул?

– Пан Дмитрицкий, – сказал Черномский, – не я обыграл пана, даль буг же [94] не я; но я готов из своих денег возвратить пану десять тысяч.

– Скажи пожалуйста, какой богач!

– Будь ласковый, пане, кончим шутки… Отдай, пане, мои ключи.

– Да ты кто?

– Перестань, пане, шутить… получай десять тысяч, и бог с тобой.

– А я с тобой вот как шучу: хочешь ты у меня служить Maтеушом? Я люблю это имя: у меня, пана грабе, все люди назывались Матеушами… хочешь? а не то – убирайся!

– Я прошу пана оставить шутки; а не то я объявлю полиции, что пан хочет ограбить меня и убить.

– Так ты ступай в полицию скорей, а не то я уеду… Ну, пошел же!

– Пане, я двадцать тысяч дам.

– Ба, уж рассветает! Пора ехать мне! Эй! кто там?

– Пане! – вскричал Черномский. – Прочь!

– Что угодно пану? – спросил вбежавший хозяин.

– Вот тебе за постой, – сказал Дмитрицкий, бросив красную бумажку на стол. – Неси сундук в коляску.

– Пошел, я сам понесу! – вскричал Черномский, совершенно потерявшись, – ступай вон!

– А, мерзавец, одумался! Жид, помоги ему; где ему дотащить до коляски.

– Караул! грабят! – вскричал Черномский как сумасшедший, оттолкнув жида и обхватив сундук, – караул!

– Хозяин, ступай к городничему, чтоб прислал солдат взять этого пьяницу! Скорей!

– Не буду! – проговорил Черномский, задыхаясь, – я понесу! Ступай, мне нужно поговорить с паном.

– Ни слова!

– Пане!

– Ну!

– Я понесу, понесу!

– Жид, тащи вместе с ним!

Черномский и жид понесли сундук в коляску. Черномский нес и стонал.

Вслед за ними вышел и Дмитрицкий.

– Ну, живо! – вскричал он, садясь в коляску. – Ты так и поедешь без фуражки, в одной рубашке? дрянь! ну, пошел, надень сюртук и фуражку!

– Панья матка бога! – проговорил Черномский жалобным голосом, держась обеими руками за коляску.

– Ну, долго ли будешь думать? Ямщик, пошел! Ямщик приподнял кнут.

– Караул! – вскричал Черномский, ухватясь за коляску, – постой, постой, еду! Вынеси, хозяин, картуз да сюртук мой.

– Ах ты, дурак, трус; боится, что я уеду, брошу его! Черномский охал, держась за коляску.

Жид вынес венгерку и картуз.

– Не мой сюртук, – сказал Черномский, – это венгерка пана.

– Не узнает своего платья! вот нализался! Долго ли я буду ждать? Куда? на козлы!

– Нет, этого уж не будет! – вскричал Черномский, – я не хлап какой-нибудь.

– Так оттащи его, жид; прощай, пан!

– Еду, еду!

И Черномский взобрался со стоном на козлы.

– Пошел! – крикнул Дмитрицкий, – болван! думает, что я с ним не справлюсь! Нет, брат Матеуш, заикнись только у меня, ступи не так, – не пожалею медного лба! мне, брат, все равно, семь бед один ответ… Хочешь служить верой и правдой – служи, а вздумаешь проказить, грубиянить, пьянствовать, подниматься на какую-нибудь штучку, чтоб опять парик надеть; так тогда уж извини – на все пойдет!… Слышишь ты там?…

Черномский в ответ простонал.

«Э! да куда ж я еду? – спросил Дмитрицкий сам себя, – куда ж мне ехать? а? вот вопрос». – Эй, ямщик, куда идет эта дорога?

– Да в Могилев же, в Могилев.

– А что ж я буду делать в Могилеве? А еще куда?

– Из Могилева в Минск, да на Смоленск.

– А что ж я буду делать в Минске и в Смоленске? Мир велик, а прислониться негде, и ни одной души, которой бы можно было сказать откровенно: послушай, душа моя, поверишь ли ты мне, что я ужасная свинья. «Неужели?» – Ей-ей! черт сбил меня с пути, и вот, сам не знаю, что делать на белом свете. – «Женись». Да не знаю, где живет невеста, – куда к ней ехать? Родилась ли она, жива, или умерла, ничего не знаю. Другим как-то счастье: все само ладится. Уж если влюбится и навяжется на шею, так по крайней мере девушка, а не чужая жена, как, например, Саломея Петровна. Уверила, что я создан, собственно, для нее, а она для меня, я и поверил, да и увез ее. Что ж из этого вышло? она на стороне, я на другой… А желательно было бы знать, что с ней делается: где она? что она?… Удивительный характер! Поскакала от мужа, от отца, от матери, черт знает куда, точно как из гостей домой!… Отец и мать!… Господи боже мой, отец и мать!… Я бы поехал теперь к отцу и матери… «Здравствуй, Вася, здравствуй, сынок!» У Васи сердце бы порадовалось, Вася бы заплакал. «Это что у тебя? где это ты нажил?» – «Бог дал». – «Ах ты мое нещечко», – сказала бы матушка и заплакала бы с радости. «Врешь, брат, – сказал бы отец, – верно, ты черту служишь!» – и заплакал бы с горя… Да это все мечта: батюшка умер давным-давно, а матушка недавно скончалась… Э! Да у меня есть тетка и сестра невеста… Верно, в бедности живут… Вот случай осчастливить Наташеньку… прекрасно!…

Дмитрицкий стал развивать и лелеять эту мысль в голове.

Приехали на станцию.

– Матеуш! – крикнул Дмитрицкий, – распорядись скорей о лошадях.

– Нет, пан, – отвечал Черномский, соскочив с козел, – лошадей успеют запрячь; прежде всего надо решить, кому пановать на этом свете; если пан благородный человек, то не откажется на мой вызов… пара пистолетов есть…

– Изволь, брат, пойдем! вот тут же в рощице. Только не иначе, как оба заряда в один пистолет; а потом выбирай любой; но подлецу я в руки не дам пистолета, а сам, одним дулом себе в пузо, а другим тебе.

– Нет, я на это не согласен!

– Так пошел, записывай подорожную! ну!

– Это, пан, бесчестно!

– Ну!

Черномский бросился от Дмитрицкого.

– Постой, поди сюда! Вот что я тебе скажу: хочешь, чтоб я возвратил тебе название плута грабе Черномского, и все, разумеется, кроме того, что у меня выиграли мошенники? Хочешь?

– Пан обязан воротить мне все!

– Ну, это мечта; ты слушай, что я тебе говорю; во-первых, отвечай, женат ли ты?

– Женат, пане, имею шесть человек детей, на руках моих все родные; все, что нажил трудом, нажил для обеспечения своего бедного семейства; а пан хочет лишить меня всего, пустить по миру по крайней мере двадцать человек!

– Так ты женат? Ну, черт с тобой, ступай, да чтоб скорее лошадей.

– А пану для чего знать, женат я или нет?

– Дело кончено, так нечего и говорить условий, на которых я бы тебе возвратил парик с усами и имущество Черномского.

– Да я прошу сказать мне, пане, какие условия, может быть, я их исполню.

– Нет, уж кончено; ты женат и мне не годишься.

– Я пану нарочно сказал, что я женат.

– Подлец! думал разжалобить; теперь уж я не поверю.

– Ей-ей, не женат!

– Так хочешь жениться на моей сестре? девочка чудо, с хорошим состоянием, умна; ну, просто, отдаю ее тебе, как свинье апельсин, для того только, чтоб исполнилось мое предсказание, что она будет графиня.

– Пан все отдаст мне?

– Все, кроме выигрышных у меня.

– То есть восемь тысяч?

– Нет, любезный, сто восемь.

– Э, нет, пане, не могу согласиться.

– Ну, не можешь, так оставайся холостым Матеушем.

– Но какие ж выигранные сто тысяч у пана? Я и не знаю об них.

– А вот те, что шайка твоя выиграла у меня.

– Пан обижает меня!

– Ну, обижаю, так оставайся холостым Матеушем.

– Я готов двадцать тысяч из своих кровных прибавить к восьми, а больше не в состоянии.

– Ты дурак: изо ста тысяч я шестьдесят назначил твоей будущей жене в приданое.

– Восемьдесят, пан, и мне отдать в день свадьбы.

– Торговаться? так ни жены, ни копейки! убирайся!

– Пан сдержит свое слово свято? – Еще спрашивает!

– Ну, так и быть, я согласен. Вот рука моя.

– Пошел к черту с своей грязной рукой!

– Прошу пана отдать мне ключи.

– Нет, приятель, это будет все сделано следующим образом: теперь мы поедем в Шклов; там я кое-что куплю к свадьбе, – там, говорят, все есть у жидов, и дешево; а потом поедем в Путивль, где живет моя тетка. До тех пор ты будешь Матеуш, слышишь?

– Пан не верит мне, что я исполню данное слово? Я не могу унижать себя, ехать на козлах.

– Врешь, поедешь и на деревянном козле, на котором вашу братью мошенников кнутом дерут.

– А если, пан, свадьба как-нибудь не состоится?

– Если только не ты в этом будешь виноват, получишь все, как сказано.

– И условленное приданое?

– Половину.

– Ну, так и быть!

Лошади были запряжены; Черномский, понимая нрав Дмитрицкого, верил ему на слово, и как низкая душа обратился в совершенного холопа. Прикрикивал в подражание Дмитрицкому на ямщиков, на смотрителей, называл барина его сиятельством; но только портил дело.