Александр Вельтман - Приключения, почерпнутые из моря житейского

• Название: Приключения, почерпнутые из моря житейского
• Автор: Александр Вельтман
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1957

Предлагаем знаменитый роман известного русского писателя А.Ф. Вельтмана (1800-1870 гг.). "Плутовской" сюжет, авантюрная интрига, оригинальные персонажи, искрометный язык повествования создают яркую картину подлинной русской жизни.

---

– То ли еще говорила; да что ж вы так смутились, Фирс Игнатьич?

– Как же, братец, не смутиться, – отвечал Фирс Игнатьич, – что ж она говорила? скажи, пожалуйста.

– Просто, она влюблена в вас.

– Полно, братец, этого быть не может!

– Ей-богу; она сказала, что если вы переедете на другую квартиру, так она умрет.

– Голубушка моя! – вскрикнул Фирс Игнатьич, употребив любимое слово Дарьи Ивановны; но ему стало стыдно молодого человека, при котором он так забылся, – полно, брат, ты только смущаешь меня!

– Ей-богу, нет! клянусь вам, что Дарья Ивановна без памяти от вас.

– Полно, брат, полно! черт знает что говорит! как это можно!… Ей-богу, я рассержусь!

– Не верите, Фирс Игнатьич? так я вам скажу, что от вас зависит и мое счастье!

– Это как?

– Так! Обещайте, что вы не будете противиться моему счастию.

– С какой стати я буду противиться? я-то что такое?

– А вот то же, что без вас я не получу руки Натальи Павловны.

– Ты, братец, Андрей Павлович, загадки говоришь! что ж я такое? верно, в посаженые отцы хотите меня взять.

– Да, в посаженые отцы! Посмотрели бы вы, как Дарья Ивановна плакала.

– Плакала? да о чем же, братец?

– Она проговорилась мне насчет вас…

– Да говори, любезный друг Андрей Павлович.

– Когда я сделал предложение, она заплакала и сказала: что ж со мной будет, как я отдам дочь замуж, а Фирс Игнатьич съедет с квартиры…

– Да с чего она взяла, что я съеду с квартиры?

– Поневоле съедете, как дом развалится, а чинить ей не на что.

– Никогда не съеду, ни за что! на свой счет починю, да не съеду!

– Я и уверял ее, что вы не съедете, но она и верить не хотела, расплакалась, да и проговорилась: говорит, вы не порука мне за Фирса Игнатьича: дело другое, если б он был муж мне, тогда, говорит, я и не задумалась бы выдать за вас дочь, починила бы дом, на одной половине сами бы жили, а другую вам бы отдали.

Фирс Игнатьич ходил по комнате как помешанный; лицо его горело, глаза моргали; то тер себе подбородок левой рукой, то лоб и все лицо правой; то, запустив обе руки в хохол, приподнимал его горой, и, наконец, ни слова не говоря вышел и пропал.

«Верно, пошел к Дарье Ивановне», – подумал Андрей Павлович. Но Фирс Игнатьич ходил по саду в раздумье и проходил до полуночи.

На другой день Фирс Игнатьич прислал сказать в суд, что по болезни он не может быть у должности. Андрей Павлович побежал к нему и застал, что он продолжает ходить по-вчерашнему из угла в угол, но лицо его бледно, руки устали работать около подбородка и лба и висят как плети.

– Что с вами, Фирс Игнатьич?

Фирс Игнатьич вместо ответа провел над головой круг рукою.

Андрей Павлович испугался.

– Голова кружится? – спросил он.

Фирс Игнатьич только кивнул в знак подтверждения.

– Вам надо чего-нибудь принять; у Дарьи Ивановны есть разные домашние лекарства, я схожу к ней.

И Андрей Павлович побежал к Дарье Ивановне. Через минуту она, бледная, перепуганная, явилась с сткляночками в руках.

Фирс Игнатьич вспыхнул, ноги его подкосились; он присел и взялся за голову.

– Воды, воды! – вскричала Дарья Ивановна и сама побежала в кухню за водой.

– Выпейте скорее гофманских, – сказала она, возвратясь, и начала было отсчитывать капли; но руки ее дрожали. – Не могу» руки трясутся; Андрей Павлович, налейте пятнадцать капель… Успокойтесь, голубчик, Фирс Игнатьич, это все сейчас пройдет… Отсчитали? давайте… выпейте, голубчик» Фирс Игнатьич… Господи, благослови!…

Фирс Игнатьич выпил и поцеловал ручку Дарьи Ивановны.

– Вы бы прилегли, – сказала она, – прилягте, голубчик! успокойтесь.

Фирс Игнатьич прилег на диване, Дарья Ивановна и Андрей Павлович сели подле него и молчали. Через несколько минут утомленные глаза Фирса Игнатьича закрылись.

Дарья Ивановна дала знак пальцем, что теперь надо дать уснуть Фирсу Игнатьичу, и на цыпочках вышла из комнаты; Андрей Павлович вслед за ней.

– Что это с ним сделалось?

– Мне кажется, и вчерашнего дня он был нездоров; мы разговаривали об вас.

– Обо мне?

– Да. Он, Дарья Ивановна, вас очень любит и сказал мне, что ни за что от вас с квартиры не съедет, хотя бы, говорит, чинить дом пришлось на свой счет.

– Голубчик! да что ж с ним сделалось вдруг?

– Да заговорили о том, что вы покойного супруга очень любите… это, кажется, подействовало на него… он думает, что вы никого уж так любить не можете…

– Это кто ему сказал?

– Ему так кажется, потому что как ни начнет говорить с вами о себе, а вы сведете разговор на покойного супруга.

– Ах, батюшки, да как же мне его из головы выкинуть, согласитесь сами.

– Оно, конечно, да все лучше бы не упоминать.

– Право, не знаю, что может это мешать, если б я еще его не добром поминала.

– Все как-то неловко.

– Да, пожалуй, я постараюсь ни слова не говорить с ним о покойном муже.

Несмотря на данное слово, Дарья Ивановна не могла сдержать его. От гофманских капель Фирс Игнатьич совершенно оправился.

– Она воскресила меня! – говорил он Андрею Павловичу, – не приди она, я бы умер.

Собравшись с духом и подстрекаемый Андреем Павловичем, он, наконец, решился объявить Дарье Ивановне задушевное желание сочетать судьбу свою с ее судьбою.

«Теперь прекрасный случай, – думал он, – начну с благодарности за участие ко мне и за оказанную помощь, а потом и объявлю… Ну, с богом!»

И вот Фирс Игнатьич, разодевшись и прихолившись, отправился на половину хозяйки. Вошел и смутился, поцеловал ручку, сел и молчит. Дарья Ивановна, предчувствуя решительную минуту, также была смущена и тяжело дышала.

– Дарья Ивановна, – начал, наконец, Фирс Игнатьич, – я столько вам обязан, что уж и не знаю как благодарить.

– Помилуйте, Фирс Игнатьич, какая благодарность, вы как родной у меня, – отвечала Дарья Ивановна.

Фирс Игнатьич глубоко вздохнул.

– Если б я был так счастлив, – начал он; но на беду Дарья Ивановна чихнула.

– Желаю здравствовать!

– Покорно благодарю! Вот видите ли, что правда? Покойный мой муж необыкновенно как… Ах, дура, что это я? – прибавила про себя Дарья Ивановна, спохватившись.

– Что изволили сказать? – спросил Фирс Игнатьич.

– Ничего… так, я вспомнила… Ах, ты господи! – И Дарья Ивановна смутилась.

Приятная наружность Фирса Игнатьича вдруг обратилась в суровую. Это заметила Дарья Ивановна. «Ах, дура я, дура! – подумала она, – все дело испортила!»

И на глазах ее невольно выступили слезы.

Фирс Игнатьич посмотрел и вздохнул.

– Не угодно ли в пикет? – сказала Дарья Ивановна, желая отвлечь разговор от всех возможных воспоминаний.

– Если прикажете!

Но о предложении Фирс Игнатьич уже ни слова.

– Нет, брат, – сказал он на другой день Андрею Павловичу, – какое тут предложение, когда по сию пору только что вспомнит о муже, тотчас и слезы на глазах.

– Ей-ей, вы ошибаетесь!

– Нет, любезный друг!

– Ну, позвольте мне за вас объясниться с Дарьей Ивановной.

– Нет, это неловко! Спасибо, брат, у меня у самого язык есть, да дело не в том!

После усильных просьб и убеждений Фирс Игнатьич согласился, наконец, чтоб Андрей Павлович был его сватом. Дело решилось; однако же и тут, в минуту объяснений, Дарья Ивановна дала промаху: некстати упомянула о муже и заплакала; но по простоте души тотчас же призналась, что она плачет не об нем, а с досады на себя.

Когда душа в человеке расцветает, все вокруг него начинает цвести. Домик Дарьи Ивановны как будто снова оделся цветом: крыша покрылась железным листом, стены законопатились, снаружи обились новым тесом, внутри обклеились обоями. Помолодели и Фирс Игнатьич и Дарья Ивановна, точно как будто кто обшил их новым тесом, обклеил алыми обоями – весело смотрят, как все приходит в порядок, строится по обшей их мысли. О Наташеньке и Андрее Павловиче нечего и говорить. Наташенька тралла-ла, тралла-ла по комнате от радости, а Андрей Павлович то и дело: голюпцик мой, потялуй меня! Словом – День веселия настал, все утехи прилетели, птички громче все запели.

А в городе не одна уже, а все дамы говорят: «Я говорила, что Фирс Игнатьич не даром стоит на квартире у Дарьи Ивановны!»

Вот уж назначен и день свадьбы. Вдруг почтальон приносит Дарье Ивановне повестку: письмо со вложением двадцати тысяч, У Дарьи Ивановны подкосились от ужаса ноги. «Господи, боже мой, откуда такой клад?» – повторяет она, торопясь в почтовую экспедицию.

Там сам почтмейстер встречает и принимает ее под руки, помощник провожает, а почтальоны почтительно кланяются.

– Изрядная сумма! из Шклова! – сказал почтмейстер, разрезывая толстое письмо с пятью печатями и вручая ей.

– Господи, боже мой! от кого ж это из Шклова?… «Любезная тетушка… с год назад вы писали ко мне… просили прислать… тогда у меня, ей-ей, ничего не было… Теперь очень рад служить вам…» – Вася!… ах дорогой мой Вася! – проговорила Дарья Ивановна, едва переводя дыхание.