Ланьлинский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

• Название: Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
• Автор: Ланьлинский насмешник
• Жанр: Древневосточная литература

Самый загадочный и скандально знаменитый из великих романов средневекового Китая, был написан в XVII веке.

Имя автора не сохранилось, известен только псевдоним – Ланьлинский насмешник. Это первый китайский роман реалистического свойства, считавшийся настолько неприличным, что полная публикация его запрещена в Китае до сих пор.

В отличие от традиционных романов, где описывались мифологические или исторические события, «Цзинь, Пин, Мэй» рассказывается веселой жизни пройдохи-нувориша в окружении его четырех жен и многочисленных наложниц.

---

– Дом – совсем другое дело, – заметил Дайань. – С домом проститься можно, но как ты с ослом своим рассталась, мамаша, прямо ума не приложу. Ведь ты ему ни днем ни ночью покою не давала. Да, заезживала ты его что надо – от усталости падал.

Сводня захохотала.

– Ах ты, макака несчастная! – заругалась она. – Чтоб тебе ни дна ни покрышки! Я, старуха, дело тебе говорю, а ты как мне отвечаешь? Какой ты зубастый стал. Гляди, жениться подоспеет, поклонишься еще старухе.

– Я ведь быстро скачу, а ты будешь до вечера плестись, – говорил Дайань. – Батюшка из себя выйдет. Садись-ка на коня – вместе поедем.

– Да я ж не зазноба твоя! – воскликнула Вэнь. – А люди увидят, что скажут?

– Тогда на соседского осла садись, – предложил слуга и добавил: – А лавочнику потом оплатим.

– Вот это другой разговор, – согласилась сводня и велела Вэнь Тану седлать осла.

Тетушка Вэнь надвинула на глаза пылезащитную повязку, и вместе с Дайанем они направились к Симэнь Цину.

Да,

Когда взбредет тебе на ум
с красоткой в тереме спознаться,
Ее наперснице тогда,
как свахе, можешь доверяться.
Тому свидетельством стихи:
Персиковый источник,
нету к нему дорог!
Радует ветер весенний
персика росный цветок.
Где-то в горах затерян
чудный источник тот.
Пусть же рыбак разузнает,
к влаге волшебной проход.

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ СТАРУХА ВЭНЬ БЕЗ ТРУДА РАСПОЗНАЕТ ЖЕЛАНИЕ ГОСПОЖИ ВАН ТРЕТИЙ, ЧИНОВНИК, ИЩЕТ ЗАЩИТУ У РАСПУТНИКА

Он попытать решил судьбу и получил ответ:

К небесной фее путь открыт. Ступай, препятствий нет.

Она мела крыльцо и вдруг записку подняла,

А лунной ночью песнь Сыма[1186] красотку увлекла.

Свиданье в тутах[1187] гонит прочь тоску, унылый вид,

А ласка даже и Люся[1188] сурового смягчит.

Смеркается – бежит иной за полог поскорей,

Чтоб отходную заиграть невинности своей.

Так вот. Добралась наконец тетушка Вэнь до дома Симэня. – Батюшка напротив, – объявил Пинъань и пошел доложить. Симэнь сидел в кабинете с сюцаем Вэнем. Завидев Дайаня, он прошел в малую гостиную.

– Тетушка Вэнь пожаловала, – доложил Дайань. – У ворот ждет.

– Зови! – приказал хозяин. Сваха едва слышно приподняла дверную занавеску и принялась бить челом Симэню.

– Давненько мы с тобой не видались! – говорил хозяин.

– Вот и явилась, – протянула Вэнь.

– Где ж ты теперь проживаешь?

– Беда у меня стряслась, – говорила сваха. – По судам маялась. Прежний дом потеряла. Теперь в переулке Ванов обретаюсь. Это у Большой Южной.

– Ну, встань! Дело есть.

Тетушка Вэнь встала рядом с Симэнем. Он приказал слугам выйти. Пинъань с Хуатуном остались в ожидании распоряжений за боковой дверью, а Дайань спрятался за занавесом, чтобы подслушать разговор.

– Так к кому же из именитых горожан больше ходишь? – спросил Симэнь.

– У императорских родственников с Большой улицы бываю, – начала сваха, – у воеводы Чжоу, императорского родственника Цяо, у почтенных господ Ся и Чжана Второго. Я со многими знакома.

– А в дом полководца Вана вхожа?

– Постоянно навещаю, – отвечала Вэнь. – Госпожа с невесткой то и дело цветы у меня берут.

– Так у меня вот к тебе какое дело будет, – начал Симэнь. – Только не откажи в услуге. Он достал серебряный слиток весом в пять лянов и протянул его свахе Вэнь.

– Вот, стало быть, дело какое, – продолжал он шепотом. – Не могла бы ты как-нибудь зазвать госпожу к себе, а? А я бы с ней и встретился. Я тебя за это отблагодарю. Тетушка Вэнь расхохоталась.

– Интересно, откуда вы, батюшка, про нее прослышали? Кто же вам мог сказать?

– Говорят, дерево тень отбрасывает, за человеком молва бежит, – уклонился от ответа Симэнь. – А почему бы мне не знать?!

– А госпожа Линь, скажу вам, батюшка, – серьезно заговорила сваха, – родилась в год свиньи. Тридцать пять, стало быть, вышло.[1189] А на вид – тридцать, никак не больше. И умна, и речиста. Одним словом, другой такой не сыскать. А если она что себе и позволяет, то только в большой тайне. Скажем, во время выездов ее всегда окружает множество сопровождающих, которые криками разгоняют зевак. Но выезжает она только по необходимости и сейчас же спешит назад. Вот сына ее, господина Третьего, что правда, то правда, дома не застанешь, а она по чужим людям не ходит. Это только злые языки, может, наговаривают. Поглядели бы вы, батюшка, какой у нее дом! Целый дворец! Сколько одних дворов! Так что, случится, и придет гость, никто знать не будет. А вы говорите, ко мне! Да разве она пойдет на окраину в убогую лачугу?! Нет, батюшка, я и серебра вашего не решусь взять. Если о намерении вашем госпоже намекнуть, это другое дело.

– Стало быть, не возьмешь? – спросил Симэнь. – Отнекиваешься? На зло хочешь навести? Устроишь свиданье, атласу поднесу.

– Что вы, батюшка! – взмолилась Вэнь. – При вашем-то достатке я о награде не волнуюсь. Большой человек, говорят, лишь взглядом окинет – счастьем подарит. – Сваха отвесила земной поклон и, принимая серебро, в заключение сказала: – Ладно, поговорю с госпожой и вам ответ принесу.

– Ступай, а я ждать буду. Прямо сюда и приходи. Слугу посылать не буду, слышишь?

– Хорошо, батюшка! – отозвалась Вэнь. – Или завтра, или послезавтра, либо рано утречком, либо вечерком ждите весточку. С этими словами она и вышла.

– Мне твоего не нужно, – обратился к ней Дайань. – Но лян серебра вынь да положь. Я ж за тобой ходил. Не одной тебе пировать.

– Ишь ты, макака! Молокосос! – заругалась Вэнь. – Пока на воде вилами писано.

Тетушка Вэнь вышла за ворота и взобралась на осла. Ее сопровождал сын Вэнь Тан с фонарем в руке.

Симэнь Цин и сюцай Вэнь продолжали в кабинете беседу, когда прибыл надзиратель Ся. Его угостили чаем, и Симэнь в парадном облачении отправился вместе с ним на пир к сослуживцу Ло Ваньсяну. Вернулся Симэнь к вечеру, когда зажгли фонари.

Тем временем со слитком серебра, радостная, приехала домой тетушка Вэнь, а к обеду, проводив гостей, поспешила в дом полководца Вана. Она поклоном встретила вышедшую к ней госпожу Линь.

– Давно ты ко мне не заглядывала, – проговорила хозяйка.

Сваха рассказала ей о чаепитии, во время которого был дан обет совершить в конце года паломничество в горный буддийский монастырь и принести жертвы.

– А разве нельзя послать сына? – спросила Линь.

– Да где мне?! – подтвердила сваха. – Конечно, Вэнь Тана отправлю.

– Я тогда дам ему на дорожные расходы, – пообещала Линь.

– Премного вам благодарна, сударыня, за пожертвования. Госпожа Линь пригласила тетушку сесть поближе к огню. Служанка подала чай.

– А молодой господин дома? – отпивая чай, спрашивала Вэнь.

– Два дня не ночевал, – отвечала хозяйка. – Связался с этими бездельниками – от певиц не выходит. В лугах гуляет. А жену-цветок совсем бросил. Что делать, ума не приложу.

– А невестушка где же? – опять спросила гостья.

– Она из своих покоев не показывается. Тетушка Вэнь огляделась и, убедившись, что никого нет, сказала:

– Не отчаивайтесь, сударыня! Дело поправимое. Я знаю, как избавиться от шалопаев. А молодой господин сразу остепенится и перестанет навещать певиц. Я бы вам сказала, сударыня, как этого добиться, если вы, конечно, позволите.

– Да говори же, прошу тебя! – торопила ее хозяйка. – Я ж всегда прислушиваюсь к твоим советам.

– Видите ли, сударыня, – начала тетушка Вэнь, – прямо у городской управы проживает почтенный господин Симэнь, тысяцкий. Судебным надзирателем служит, чиновных особ ссужает, до пяти лавок держит: торгует атласом и лекарственными травами, шелком и шерстью. Корабли его бороздят воды всей империи. В Янчжоу соль продает, в Дунпин поставляет воск и благовония. У него приказчиков и управляющих не один десяток. Императорский наставник Цай ему отец приемный, главнокомандующий Чжоу – давнишний покровитель, а дворецкий Чжай сватом доводится. Ревизоры да инспектора с ним дружбу водят, не то что областные или уездные правители. А какими угодьями владеет! От рису закрома ломятся. Все, что желтеет – золото, белеет – серебро, все круглое – жемчуг, а блестящее – самоцветы. Кроме старшей жены, дочери здешнего тысяцкого левого гарнизона, которая заменила покойную супругу, еще не то пять, не то шесть младших жен, а певиц да танцовщиц, приближенных горничных и служанок и не перечесть. Словом, что ни день – весенние празднества Холодной пищи,[1190] что ни ночь – праздник фонарей. А год ему идет тридцать первый – тридцать второй,[1191] не больше. Мужчина, можно сказать, что надо! И ростом взял, и собой красив. И в этих делах знает толк – снадобья принимает, чтобы мощи придать. В двойную шестерку и шашки играет, нет того, чего бы он не постиг! А какие подает мячи! Знает всех философов и ученых, мастер разгадывать шарады, нет того, в чем он не осведомлен! Одно скажу, мастак на все руки. Так все и схватывает на ходу – вот талант. Так вот, сударыня, прослышал он, что род ваш потомственный, знатный, а сынок у вас, господин Третий, в военном заведении обучается, и решил нанести вам визит. Но прийти так сразу не совсем удобно, а тут, как ему стало известно, ваш день рождения подходит. Со всех концов, стало быть, подарки понесут, и так ему захотелось пожелать вам доброго здоровья! Что вы, говорю, батюшка! Как же так? Ни разу не видались и сразу подношения?! Погодите, говорю, я с госпожой посоветуюсь, тогда и нанесете визит. Разговор у нас, сударыня, шел даже не столько о знакомстве или свидании. Просто вы могли бы попросить его оградить молодого господина от этих бездельников, чтобы они не отвлекали его и не порочили репутацию вашего славного рода. Да, читатель! Ох уж эти женщины! Как воду влечет в низину, так и их – в омут.