Хайнц Конзалик - Человек-землетрясение

• Название: Человек-землетрясение
• Автор: Хайнц Конзалик
• Издательство: Олимп
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1993

Хайнц Г. Конзалик – популярнейший западногерманский писатель, автор многих остросюжетных романов, выпущенных на Западе огромными тиражами. На русском языке произведения Конзалика издаются впервые.

Главный герой романа «Человек-землетрясение» Боб Баррайс – наследник миллионного состояния, ведущий беззаботную жизнь красавца-плейбоя. Друзья и возлюбленные, попадающие в плен его обаяния, гибнут один за другим. Идя по жизни, Боб Баррайс все разрушает на своем пути и в конце концов погибает сам.

---

– Я хотел попросить вас связаться с доктором Самсоном. Вы знаете Самсона?

– Если вы имеете в виду того, который работает на Чокки…

– Да, его. Он будет представлять интересы Чокки в одном деликатном деле.

– В котором вы замешаны?

– Нет. Я был в Каннах. Это вам известно. И вы должны сказать доктору Самсону, как бы ни развивались события, что я был в Каннах, и нигде больше.

– А что произошло в действительности? – Доктор Дорлах наклонился, взял сигару из ящичка кедрового дерева и закурил ее. Этим он дал Бобу время подумать, окупится ли доверие. Сквозь дым первой большой затяжки он посмотрел на молодого Баррайса: – Ну? Какое оружие мне выбрать. Деньги или параграфы?

– Ни то, ни другое. Ложь, опровержения, угрозы подать иск за клевету. – Боб Баррайс наслаждался растерянностью доктора Дорлаха. – Я вам все расскажу, доктор. Но, если хоть один звук вырвется из этой комнаты, все узнают, что вы каждую субботу спите в Эссене, в гостинице «Рурская жемчужина», с фрейлейн Хильман. По воскресеньям с ней спит дядя Теодор. Я не думаю, что в этом вопросе вы могли бы договориться…

– Я всегда знал, что вы свинья, Боб.

– Знание – сила! Не будем забывать эту мудрость. Так вот, слушайте, доктор…

Через полчаса доктор Дорлах распрощался и ушел с приема. Он выглядел несколько бледным и рассеянным. Хаферкамп, провожавший его к машине, – это была единственная возможность поговорить наедине – спросил без обиняков:

– Что он натворил?

– Ничего.

– Не говорите ерунды, доктор. Я же вижу, что вы выведены из равновесия. Это может таить опасность?

– Нет.

– Вы гарантируете?

– Я могу за это отвечать. «Пока еще, – подумал доктор Дорлах. – Сегодня еще могу. Но сколько времени понадобится этому Бобу Баррайсу, чтобы превратить всех нас в развалины?»

Он быстро отъехал, и Теодор Хаферкамп глядел ему вслед, пока красные задние огни не скрылись в ночи.

«Что-то должно случиться, – сказал он себе. – Боб Баррайс никогда не должен унаследовать предприятия. Что же, все мы напрасно вкалываем?»

Перед верхней прихожей, в которую выходили комнаты его матери, Боб натолкнулся на Ренату Петерс. Она явно караулила его.

– Мама в своем салоне? – спросил он.

– Нет. Она заперлась. – Рената Петерс загородила Бобу дорогу, когда он хотел мимо нее пройти в спальню матери. – Не ходи, Роберт. Не делай этого…

– Чего? – Боб резко остановился.

– Твоя мать боится тебя. Она не желает тебя видеть, во всяком случае не сегодня. Она плачет…

– В другом состоянии я ее и не видел. Слезы на глазах, задушевный голос, олицетворенная «Матер долороза».[5] Значит, она не хочет меня видеть?

– Нет, Роберт.

– Но именно сегодня она нужна мне.

– Тебе нужна твоя мать? Это что-то новое.

– Я хочу только посмотреть на нее… хочу молча посмотреть на женщину, в чреве которой я вырос и которая выдавила меня потом из себя в эту гнусную жизнь! Я хочу посмотреть на нее, чтобы почерпнуть силу. Силу ненависти. Это единственное, что вдохновляет меня.

– Ты действительно внушаешь страх, Роберт.

– Ты тоже боишься? Моя Ренаточка, так тщательно мывшая славному мальчику штучку, которую так страстно желала тетя Эллен? Когда ты, собственно, заметила, что мальчуган превратился в мужчину? Никогда, скажи, никогда? Вы все это не заметили. Сколько тебе сейчас лет?

– Сорок три. – Она покачала головой. – Во что ты превратился?

– В то, что вы все из меня делали: в наследника! Вы только при этом не заметили, что кладете свои головы под пресс! Я выжму вас по последней капельки пота. А теперь иди к любимой, жалующейся, плачущей, душещипательной маме и скажи ей, что ее сын опять уехал. Куда? В бордель… Тогда у нее будет повод лишний раз помолиться!

Он повернулся и легко сбежал по лестнице. Рената Петере устремилась за ним. В большом холле она догнала Боба.

– Когда я могу поговорить с тобой? – спросила она. – Наедине.

– Напрасный труд, Ренаточка. – Боб Баррайс злобно усмехнулся. – Я на тебя не польщусь.

– Я хочу поговорить о Лутце.

– Заткнись! – цыкнул на нее Боб таким голосом, что она испугалась.

– Его отец каждый день приходит сюда. Я должна поговорить с тобой.

– У старика не все дома. Это каждый знает. Выкини его коленом под зад, но только оставь меня в покое.

– Все это не так просто, Роберт. – Рената Петере крепко держала его за рукав. – Я размышляла над этим.

– Ты? – Это должно было прозвучать насмешливо, но в голосе было больше злости. Боб посмотрел на Ренату так, как разглядывают теленка, прежде чем приставить к его лбу стреляющее устройство.

– В детстве ты все мне доверял.

– Опять эта дурацкая болтовня о детстве! О Господи, если бы это можно было перечеркнуть! Отпусти, Рената, а то я начну блевать в этих священных стенах…

– Когда мы можем встретиться? Не здесь, а где-нибудь, где можно спокойно поговорить.

– Я не знаю. И вообще: для чего?

– Ты боишься?

Боб Баррайс смерил ее долгим взглядом. Его бархатистые глаза на красивом лице потеряли вдруг всякое выражение.

– Тебе бы не стоило этого говорить, – ответил он, растягивая слова. – Я ни перед кем не отступаю. Никогда! И перед тобой тоже, Ренаточка, честная немецкая душа. Я позвоню тебе.

Он посмотрел ей вслед, когда она поднималась по лестнице. Ядреная, широкобедрая, на крестьянских ногах – не красавица, но здоровое тело, так что хочется укусить. Он, собственно, никогда ее так не разглядывал, она всегда была для него старой няней.

Что она знала? Что рассказал ей старый Адамс? Могла ли она стать опасной в своем правдолюбии? Единственной любви, очевидно, которую она испытывала?

Боб Баррайс покинул дом, побродил по просторному парку и сел возле отключенного фонтана на белую, выдержанную в стиле начала века чугунную скамью.

Доктор Дорлах одолжил ему пятьсот марок. Истратить их? Поехать в Эссен, к Марион? Лежать в ее объятьях и заставлять притворяться, что ее насилуют, принуждать ее изображать мертвую, над которой надругаются?

«Я извращенная скотина, – сказал он сам себе. – Я это знаю, но ничего не могу с собой поделать. Каждый таков, какой он есть. А вся остальная болтовня – чушь. Психологическая брехня. Фрейдистский умственный коитус. Болтовня дубоголовых ученых. Во мне сидит разрушитель… Кто это может искоренить? Я создан для того, чтобы подтачивать человечество».

Он решил не ездить в Эссен, к Марион, не ездить в бордель, бар или клуб. Он вспомнил погибшего Фролини, который лежал сейчас где-нибудь на столе судебно-медицинского института и которого вскрывали. Безупречный выстрел в голову. А кому принадлежал зеленый универсал?

Бедный Чокки. Боб Баррайс прошел через боковую террасу снова в дом. Будем надеяться, что доктор Самсон так же хорошо выдрессирован, как доктор Дорлах…

Через три дня Рената Петерс и Боб Баррайс встретились. На машине из автопарка Баррайсов – на этот раз это был БМВ – Боб забрал Ренату по дороге на Вреденхаузен, как будто это было тайное любовное свидание. Был прохладный и довольно темный вечер… Месяц тощим серпом плавал в облаках и вскоре полностью исчез.

– Залезай, – сказал Боб и придержал дверцу.

Он получил хорошие вести, сегодня позвонил Чокки. Конечно, полиция быстро выяснила, кому принадлежит зеленый универсал, но, прежде чем они нагрянули в резиденцию Чокки, доктор Самсон уже дал объявление о краже. Потерю зеленой охотничьей машины заметили лишь тогда, когда генеральный директор Альбин Чокки собрался ехать в лес. Таким образом, вообще не было никаких допросов, а лишь протокол о краже. Мрак мягко опустился на незнакомого мертвеца в украшенном цветочками ящике. Следов не было…

– Как мы это обтяпали?! – радостно воскликнул Чокки. – Шофер уже выехал, чтобы забрать украденную машину из мюнхенской полиции. Представляешь, они протащились с трупом до самого озера Тегернзе… – Он буквально захлебывался от смеха.

– Куда поедем? – спросил Боб. Рената Петерс пожала своими круглыми плечами. На ней был плащ, довольно узкий в груди. «У нее красивые груди, самое красивое в ней, пожалуй. Материнские груди», – пронеслось в голове у Боба.

– Я не знаю, – ответила она. – Куда-нибудь, где можно спокойно поговорить.

– Кто-нибудь знает о нашей встрече?

– Нет. У меня сегодня выходной.

Боб Баррайс поехал по направлению к автобану. Под волосами на голове у него неожиданно засвербело, как будто там ползали муравьи. Он затаил дыхание, но зуд не проходил.

«Опять начинается, – промелькнула мысль. – О Боже, не дай этому усилиться. Лучше повернуть назад…»

Но он не повернул. Он ехал дальше. В ночь, к автобану, к мосту, связывавшему две проселочные дороги.

Он чувствовал, что руль стал мокрым от пота, электрические разряды пронизывали его тело.

«Вернись, – говорил он себе. – Боб, поворачивай назад. Это чувство будет все усиливаться… Она была твоей няней, она тебя вырастила, играла с тобой в парке, ты был ее маленьким любимцем…»