Хайнц Конзалик - Человек-землетрясение

• Название: Человек-землетрясение
• Автор: Хайнц Конзалик
• Издательство: Олимп
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1993

Хайнц Г. Конзалик – популярнейший западногерманский писатель, автор многих остросюжетных романов, выпущенных на Западе огромными тиражами. На русском языке произведения Конзалика издаются впервые.

Главный герой романа «Человек-землетрясение» Боб Баррайс – наследник миллионного состояния, ведущий беззаботную жизнь красавца-плейбоя. Друзья и возлюбленные, попадающие в плен его обаяния, гибнут один за другим. Идя по жизни, Боб Баррайс все разрушает на своем пути и в конце концов погибает сам.

---

«Нет, так дело не пойдет», – сказал себе Хаферкамп. Он был абсолютно спокоен и сохранял холодный рассудок, это был компьютер власти и возможностей. Существует лишь один приемлемый путь, имеющий к тому же то преимущество, что он безупречен в моральном отношении и элегантен: Боб Баррайс должен уничтожить Боба Баррайса. Если уж кому-нибудь удастся одолеть Боба, то это самому Бобу. У него непревзойденный талант саморазрушения.

– Хорошо, – объявил Хаферкамп. – Мое последнее слово: пятнадцать тысяч марок ежемесячно и квартира в Каннах. В качестве задатка – новая машина по твоему выбору.

– Изо Гриффо.

– Согласен.

– Малыш весьма признателен. – Боб шаркнул ножкой, но глаза его сверкали: – Это всего лишь временное перемирие.

Хаферкамп пожал плечами и вышел из библиотеки. Он уходил со смутной надеждой, что Боб и года не проживет с такими возможностями. Гоночная машина и пятнадцать тысяч марок в месяц должны сломать шею Бобу Баррайсу.

Боб посмотрел на Гельмута Хансена, подняв брови. Они остались одни: бросивший вызов судьбе и обласканный судьбой.

– Когда ты женишься? – спросил Боб.

– На Рождество.

– Желаю, чтобы в первую брачную ночь удар молнии поразил тебя между ног…

Засунув руки в карманы, Боб вышел. В общем и целом он был доволен этим вечером.

Свадьба, как ни пытались держать ее в тайне, все же взволновала Вреденхаузен больше, чем этого хотелось Теодору Хаферкампу. Люди понимали, что Хаферкамп, знавший всех в лицо в маленьком городке, возьмет на заметку каждого любопытного, кто придет поглазеть на эту странную свадьбу в ратуше. Жители всегда надеялись, что свадьба в семье Баррайсов будет сопровождаться небывалым фейерверком, раздачей бесплатного пива на заводах и другими торжествами, и вот единственный наследник женится втихомолку, почти тайно, никто не знал невесту, а пастор Лобзамен даже венчал дома. Все это было более чем странно.

Поэтому все окна вокруг ратуши были раскуплены, как только стали известны день и час регистрации брака, опять же благодаря чьей-то необъяснимой несдержанности. Как в Кельне во время карнавала за месяц вперед продают все места у окон на улицах, по которым пройдет шествие, так и жители с ратушной площади Вреденхаузена сделали хороший бизнес. Три окна пекаря Ломмеля непосредственно возле ратуши стоили по десять марок с носа. У каждого окна могло разместиться шесть человек, так что чистый доход составил сто восемьдесят марок без всяких налогов. Такой высокой не была порой даже дневная выручка в булочной.

Теодор Хаферкамп не пытался сосчитать или опознать лица, прилепившиеся ко всем окнам. Он с достоинством прошествовал в ратушу, за ним следовали Гельмут Хансен, бывший свидетелем, жених с невестой и доктор Дорлах в ослепительной визитке. Боб Баррайс женился на современный манер, в итальянском темно-синем костюме в широкую белую полоску, сшитом на заказ. Марион Цимбал была в розовом – целое облако тюля и нежных кружев, по которому растекались ее длинные черные волосы. Эта картина сразу дала повод для самых невероятных предположений.

Две пожилые дамы якобы узнали ее по картинке в иллюстрированном журнале.

– Она принцесса, – объявили они. – Откуда-то из Италии, очень древний дворянский род. Баснословно богата. Всегда вот так – богатство на богатстве женится.

В версию с принцессой город поверил сразу и без комментариев. От Боба Баррайса ожидали всего, чего угодно, – и то, что он дворянку в рурский бассейн привезет. Но почему так секретно? Почему так поспешно? Ведь именно в этих кругах пышная свадьба – обязательный ритуал. Чем же должна жить масса журналов, если принцессы будут выходить замуж не с блеском, а тайком?

Несмотря на предостерегающие взгляды, чиновник не удержался от речи, и Хаферкамп был рад, когда через полчаса он, наконец, вышел на площадь и быстро сел в свою машину. Боб и Марион Баррайсы (ее рука сильно дрожала, когда она выводила эту фамилию на брачном свидетельстве), выйдя из ратуши, огляделись по сторонам. Головы отпрянули от окон. Доктор Дорлах громко засмеялся:

– Как в древнем Китае. Там тоже никто не смел смотреть в глаза императору!

В замке Баррайсов уже поджидал пастор Лобзамен и символически ввел молодую жену в ее новый дом. Это должен был сделать Хаферкамп, но он уговорил пастора взять на себя эту миссию, пообещав больше пожертвовать на новые скамьи в церкви.

И здесь венчание было скромным, лишь в рамках положенной церемонии. Никто даже не пел, да и смешно было бы, если бы дядя Теодор и доктор Дорлах завели церковную песню. Так что пастор один пропел свою литанию, двое служек, без которых Хаферкамп не смог обойтись, старались вовсю и получили потом каждый по двадцать марок и полную тарелку пирожных. Потом дворецкий Джеймс с важным видом пригласил к столу.

Но единственная часть всей церемонии, обещавшая стать приятной, была прервана появлением бледной от ужаса горничной, которая ворвалась в столовую и, прикрыв рот фартуком, пролепетала:

– Экспедитор выгрузил подарок. Он… он стоит в холле. Он… он сказал, что так заказано. – Потом она умчалась прочь.

– Это должно быть что-то невероятное! – воскликнул Хаферкамп. – Элли не из пугливых. Пойдем посмотрим подарок.

Но потом и они обескураженно остановились у двери, уставившись на прибывшее чудовище. Только Боб засмеялся, хотя и слегка хрипловато, и подошел поближе, чтобы рассмотреть подарок. Как на букете цветов, сверху в целлофановой упаковке лежала карточка.

Посреди холла стоял гроб.

Большой, тяжелый, полированный, красивый, дорогой дубовый гроб.

Боб разорвал упаковку и вслух прочитал поздравление:

«Наши лучшие пожелания к свадьбе. Если у тебя не окажется супружеской постели, довольствуйся этой, но имей в виду, что она без аккумуляторного охлаждения.

Чокки и K°».

– Я подам в суд на Чокки! – закричал Хаферкамп. – Дорлах, завтра же примите меры! Полицию! Полиция должна это сфотографировать! Чокки и K°… Какая наглость! Я расскажу об этом в Промышленном клубе!

– Это Фриц Чокки, – сказал Боб и смял письмо. – У него своеобразный юмор. Оставь его, дядя! У меня достаточно фантазии, чтобы отплатить ему той же монетой. Джеймс?

Дворецкий, стоявший у двери, не шелохнулся.

Боб Баррайс указал на гроб:

– Позаботьтесь о том, чтобы эта милая штучка была внесена в мою комнату. Да-да, в мою комнату. Если Чокки думал, что я сейчас возьму топор… Не тут-то было. – Он обнял Марион за талию. Она была бледна и с трудом держалась на ногах. – Марион его знает, нашего Чокка! – воскликнул Боб. – Вечно у него голова забита безумными идеями. К столу, дорогие гости!

Это была мрачная трапеза. Лишь однажды Хаферкамп спросил после долгих раздумий:

– Что это, собственно, значит – без аккумуляторного охлаждения? Ведь этого не бывает в гробах!

Первым нашелся и ответил доктор Дорлах:

– Что-то вроде афоризма этого Чокки. Он имеет в виду эту модную чушь в США, где замораживают мертвецов, чтобы потом, на новом уровне развития медицины, разморозить их для новой жизни!

Это прозвучало убедительно, Хаферкамп принял объяснение, но отнюдь не успокоился. Он решил довести до сведения старого Чокки неподобающее поведение его сына.

Вечером Боб и Марион отправились обратно в Эссен.

– Моя первая брачная ночь в этом доме? – сказал Боб Хаферкампу. – Ни за что! Разве я могу зачать нового Баррайса в этой отравленной атмосфере, при таких свидетелях?

– Кстати, о свидетелях, – лицо Хаферкампа стало очень серьезным: – Старый Адамс так и не объявился. Какая-то свинья прячет его во Вреденхаузене. Он не должен появиться на суде!

– Это забота доктора Дорлаха, а не моя.

– А если он придет в зал суда?

– Ну и что? Разве он был там? Реконструировать всегда можно с двух сторон. Никто не несет столько чуши, как эксперты на процессах. На месте происшествия тогда, ночью, составили картину, и она одна истинна. Я не мог помочь Лутцу. Он был зажат рулевой колонкой.

– А ты как выбрался?

– Теперь я этого уже не знаю. Я вдруг очутился на снегу. Чудо, может быть.

– Настоящее баррайсовское чудо. Смотри, как бы тебя в один прекрасный день не причислили к лику святых…

– Можешь тогда поставить мне свечку! – Боб боролся с искушением двинуть по этой физиономии. «Сколько высокомерия! Для него я куча дерьма. Но они все виноваты, что я стал таким. Теперь, видя плоды своих трудов, они рядятся в тогу невиновности, как во вторую кожу. Но погодите! Я распорю эту вторую кожу!»

В Эссене, на Хольтенкампенер-штрассе, 17, они наконец остались одни. Боб привоз с собой три бутылки шампанского в сумке-холодильнике и теперь, вопреки всем правилам беззвучного открывания шампанского, выстрелил пробкой в потолок.

– Фрау Баррайс, – сказал он, – я приветствую вас! Это была не свадьба, а гнусность!

– Лишь бы мы были счастливы, – тихо ответила она. Она выскользнула из розового волшебства тюля и кружев. Ее лифчик и трусики тоже были розовыми. Она стояла с опущенными руками, воплощенная детская наивность, так что Боб ошеломленно отставил свой фужер.