Юрий Никитин - Мне – 65

• Название: Мне – 65
• Автор: Юрий Никитин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-07045-1

Едва ли не самый брехливый и в то же самое время скучный жанр – мемуары. Автор старательно кривляется, описывая жизнь, которую хотел бы прожить, но читающим все равно скучно. Вообще, завидев на титульной странице слово «мемуары», стараются не брать в руки.

И вообще, что может сказать Никитин? В Кеннеди стрелял вроде не он, во всяком случае, не признается, порочащие связи с Моникой тоже отрицает, что совсем уж неинтересно. Шубу, правда, вроде бы спер, не зря слухи, не зря, но что шуба? Так, мелочь. Вон какие скандалы каждый день!

И в то же время – самый трудный жанр.

И почти невозможно писать так, чтобы прочли все, чтобы дочитали до конца.

---

Мое настроение упало после первого же врача. Хоть я и не надеялся попасть в армию, но все-таки надеялся хотя бы чуть продержаться в общей группе, но меня забраковали в первом же кабинете, что, однако, не освободило от необходимости пройти остальные. И в каждом отмечали на листке: «негоден». В каждом!

Нас водили, как стадо овец, скоро мы перестали стесняться, переходя голыми по коридору из кабинета в кабинет, заходя голыми даже к стоматологу или окулисту, ведь в следующем кабинете нам заглядывали в задницы, потому для врачей проще, чтобы мы и не одевались, а что чувствуем мы… но солдаты должны быть готовы ко всему.

Евлахов вышел зареванный: хоть и выучил таблицу и отвечал почти верно, но врач что-то заподозрил и, отойдя к дальней стене, показывал ему пальцы и спрашивал, сколько их. Гену Босенко забраковали из-за того, что у него нет одного из коренных зубов. Приговор: будет есть медленнее других, а такое в армии недопустимо, может ослабеть, похудеет. Такие к службе в армии непригодны. И еще из моей родни вылетел Саша Кудрявцев: у него зрение оказалось минус полтора, о чем он даже не догадывался, полагая, что с глазами все в порядке.

Это был позор, я стеснялся выходить к водозаборной колонке, чтобы не встретить знакомых парней или девчонок, которые обязательно спросят: а тебе когда в армию? А если все-таки приходилось, сперва долго высматривал через дырку в заборе, чтобы никого не было поблизости, торопливо выскакивал и спешил к колонке, жал на рычаг изо всех сил, чтобы полный напор, и так же бегом, расплескивая воду, нес ведра обратно.

Еще через месяц отобранным счастливцам повестками сообщили, чтобы прибыли на вокзал в такой-то день и в такое-то время. Отгремели веселые проводы, парней повезли на вокзал, а я прятался в комнате и следил за отъезжающими из-за занавески.

Часа через четыре ко мне вошел раздраженный Худяков, лицо злое, вытянутое.

– Что стряслось? – спросил я испуганно и в то же время с нехорошей радостью. – Не взяли?

Он со злостью стукнул кулаком по столу.

– Мы прибыли на вокзал, собрались на платформе и ждали целый час! Потом пришли офицеры, построили нас по росту, рассказали, куда нас отвезут служить. Еще через полчала подали вагоны. И тут, представляешь, какие сволочи…

– Да что случилось?

– Нет, ты даже не представляешь! Я сказал, что нас выстроили по росту?

– Сказал.

– Как думаешь, это ж правильно?

– Ну да…

– И я о чем говорю! Так вот, эта сволочь, старший из них, капитан, сволочь редкостная, начал посадку в вагоны по… фамилиям!

Он задохнулся от возмущения, руки дрожат, я дал ему воды, он залпом выпил всю кружку.

– И что?

– Понимаешь, из строя выходили и садились в вагон сперва всякие там Агарковы, Архиповы, потом Босенки, Будяковы… А когда подошла очередь до буквы «х», оказалось, что вагоны уже заполнены! Мест нет.

Я удивился:

– А вас разве собирались везти в пассажирском?

– Нет, в привычном «телятнике»! В том-то и дело, что там мест никаких и не бывает. Я доказывал, что нас тоже можно поместить, или взять еще хотя бы одного меня, в вагоне и не заметят, что на одного человека больше, но капитан сказал, что положено только шестьдесят на вагон, а если будет шестьдесят один, то его отправят под трибунал. Это уже пятьдесят восьмая статья, от десяти до пятнадцати лет.

Я спросил затаив дыхание:

– И что теперь? Больше не возьмут?

Он прорычал зло:

– Пообещали, что на следующий год возьмут первым. А если нет, я до Кремля дойду!..

Миша похвалился, что придумал, как гладить брюки, не тратя электричества. Взять два цельнолитых чугунных утюга, ставить на газовую плиту. Одним гладит, а когда остывает, то ставит его снова на горящий огонь – ведь газ бесплатный! – а гладит другим. И так по очереди.

А еще раньше, вспомнил я, у богатой соседки я видел паровой утюг с откидывающейся крышкой. Туда загружают угли из печки, и, пока те угли сохраняют тепло, утюгом можно гладить. А потом эти угли высыпаешь, кладешь другие.

Здорово! Вот до чего дошла техника!

Непонятная новинка, о которой все заговорили: магазины самообслуживания! Правда, пока не магазины, а только отдельные полки, но прилавка перед ними нет, можно подходить и самому выбирать товар.

С утра перед таким магазином огромная очередь, пускают по пять человек, все выстаивают по четыре-пять часов, чтобы попасть в это удивительное место, где есть такая секция.

Мне, честно говоря не понравилось: когда подошел к полке, с обеих сторон сразу же появились два продавца, что неотрывно смотрели в мои ладони. Гадостное чувство, словно просвечивают, так и хочется начинать оправдываться, доказывать, что не воровал ничего, ну не воровал, точно не воровал, я просто взял вот эту пачку печенья, сейчас пойду заплачу за нее и сразу же прямиком к выходу.

И больше сюда не приду.

Жара, на небе ни облачка солнце припекает так, что плавится асфальт. Я иду с расстегнутой рубашкой, возле проходной завода встретил Котенко, замначальника цеха, он нахмурился, укоризненно покачал головой.

Я вежливо поздоровался, а он протянул руку и заботливо застегнул мне все пуговицы, вплоть до последней, что туго стянула шею и уперлась в кадык. Так принято, я не стал спорить, все либо косятся на распахнутую грудь, либо застегивают, вот как Котенко, но едва он отошел, я снова расстегнул пару верхних пуговиц и сразу ощутил себя легче.

Что значит жить на Украине?.. Это – владение двумя языками: русским и украинским. В отличие от всех других республик, в книжных магазинах Украины везде есть отделы иностранной литературы. Конечно, оригинальной с капиталистического Запада не было, зато в изобилии книги «братских социалистических республик»: на польском, болгарском, чешском, сербском… Особенно много на польском, сказывается близость к Польше, общие корни. С удивлением я обнаружил, что легко читаю названия. Взял в руки детективчик на польском, варшавское издание, с легкостью прочел страницу, хотя глаза с трудом идут по непривычной для нашего глаза латинице. Странное ощущение, что польские книги написаны как бы на смеси русского с украинским, а непривычность возникает только из-за латинского шрифта.

Через неделю такого привыкания, я читал на польском так же просто, как на русском, а затем, обнаглев, начал покупать на сербском, чешском, болгарском… С болгарским, как ни странно, оказалось труднее всего. Попавшись на обманчиво родную кириллицу, сразу же начал спотыкаться на обильно вкрапленных в текст тюркских словах, оставшихся то ли со времен хана Аспаруха, основателя и создателя Болгарского государства, то ли со времен турецкой оккупации.

На языках «братских народов» часто попадаются переводы, что немыслимы в Советском Союзе. Так познакомился и с современными властителями умов на Западе и, конечно же, с американской фантастикой, что щедро переводится на польский, чешский…

Вышел закон или постановление, хрен их разберет, запрещающий водителям подавать звуковые сигналы. Похоже, это ударило здорово: все привыкли гудеть беспрерывно или же по всякому поводу подавать длинные сигналы. Все щеголяли, у кого сирена круче, устанавливали чуть ли не пароходные, от рева которых шарахались не только пешеходы, но даже в квартирах соседних домов за толстыми стенами.

Милиция следила ревностно, это же добавочный корм, штрафовали нещадно. Конечно, полностью сигналы никто не запретил, но у нарушителя спрашивали: мог ли обойтись без сирены, и он начинал крутиться, как уж на сковородке.

Но, странное дело, на проезжей части тихо стало уже в первую же неделю. Наверное, многих и самих раздражал этот рев, гам, настырное гудение и металлические кваканье, но другие ж гудят, почему и мне не гудеть, но начали крупно штрафовать, прокалывать талоны, грозить лишением прав… И – прекратилось.

Постепенно машин стало так много, что их разрешили припарковывать на тротуаре. Правда, только двумя колесами. Появились строительные бригады, что начали расширять дороги. А потом еще и еще.

По телевидению показывали, что в Америке на дорогах часто возникают пробки, для нас абсолютно неизвестное явление.

Футболист, забив гол, не побежал с достоинством через поле на свое место, а начал с перекошенным лицом носиться по стадиону, вскидывая кулак, выкрикивая что-то, а другие футболисты, вместо того чтобы остановить обезумевшего, смотрели на него с интересом.

– Рехнулся?

– Нет, – объяснил Босенко, великий знаток футбола. – Сейчас это входит в моду. Это раньше мужчины стеснялись выражать свои эмоции на публике, а сейчас футболистам для привлечения публики на трибуны велят быть актерами, вот так орать, прыгать, падать и кувыркаться…

– Да ладно тебе, – не поверил Грацкий. – Это ж какой стыд!

– Ха, стыд! А разве не стыд, что хоккеисты уже начинают надевать дурацкие маски?