Константин Станиславский - Письма 1886-1917

• Название: Письма 1886-1917
• Автор: Константин Станиславский
• Жанр: Биографии и Мемуары

Седьмой и восьмой тома посвящены эпистолярному наследию Станиславского. В них публикуются избранные письма Станиславского к деятелям искусства, литературы и науки, а также к родным, друзьям и ученикам, начиная с юношеских лет и кончая последними годами его жизни. Широко представлена переписка Станиславского с крупнейшими писателями, художниками, актерами и режиссерами современного театра. Письма являются ценнейшим первоисточником для изучения творческой личности Станиславского, его эстетических воззрений и общественной деятельности. Они охватывают широкий круг вопросов теории и практики современного театра, раскрывают существо эстетических взглядов Станиславского. Большинство писем публикуется впервые.

---

Была ли Нюша у Калужского, или он у нее?2

Лидии Егоровне, Елизавете Ивановне, няне, Анне Ильдефонсовне с Павлом поклоны, Егору также.

Твой Костя

74*. Е. В. Алексеевой

Вторник 1 августа н. стиля

20 июля 1899

Виши

Дорогая маманя,

получил твое милое и интересное письмо и уже раз пять перечитал его, выучив почти наизусть. Мое сообщение с Марусей прервано – потому я не получаю никаких писем. Из Андреевки я имею одно письмо, писанное в день приезда Маруси. Ты поймешь теперь, с какой жадностью я накинулся на твое милое и интересное письмо. Спасибо за поздравление с Кирюлькой1, спасибо за память и за письмо, тем более что оно писано днем. Хотя ты хитрая, и меня берет сомнение – может быть, ты для моих только писем уделяешь день, перенося всю остальную корреспонденцию на ночь. Это было бы нечестно, так как это подтасовка. Если это так, то, как я ни дорожу твоими письмами, но не благодарю тебя за них.

Как я тебе писал, лечение мое идет недурно, хотя со вчерашнего дня я начинаю уже чувствовать некоторое утомление. Однако, слава богу, скоро все кончится. Мне осталось только шесть душей. В будущий понедельник я кончаю. Вторник – отдыхаю. Потом, по требованию доктора, перед путешествием еду в Швейцарию. Доктор желает, чтоб я пробыл 10 дней, но я этого сделать не могу и потому посижу там, чтобы передохнуть, два дня. Оттуда в Вену (Hotel "Metropole"), потом в Будапешт (вероятно, один день пробуду) и уж дальше не знаю маршрута. Конечный пункт – это Харьков. Там мы встретимся с Марусей, если за эти дни она не решит окончательно поездку в Ялту. В Феодосии, по газетам, все-таки карантин и нет никакой тени. С нетерпением жду возвращения в Москву, так как Запад со своей ложной культурой, рисовкой и ломаньем, со всеми признаками вырождения меня ужасно нервит. Нет… теперь очередь за нами, за славянами, мы будем диктовать правила.

Сегодня видел здесь чудо, на которое все французы смотрели как на нечто необычайное, – вроде того, как венецианец смотрел на лошадь. Знаешь, что это такое? Это беременная женщина. За все время, пока я во Франции – это первая. Всех детей, которые бегают на улицах и в парке, я знаю наперечет. Дай бог, чтобы их набралось несколько десятков.

Ну, прощай, милая мамочка. Поцелуй всех братьев и сестер. Остальным поклоны.

Любящий тебя Костя

75. А. А. Санину

23 июля 99, Виши

23 июля 1899

Добрейший Александр Акимович.

Благодарю Вас очень за Ваше милое и интересное письмо, которое я получил чуть не за день до отъезда в Виши. Здесь был занят корреспонденцией с Владимиром Ивановичем по спешным вопросам, с семьей, планировками сцены Замоскворечья1 и только теперь освобождаю секунду, чтобы написать Вам. Простите за задержку.

Сцена в Замоскворечье послана третьего дня, и Вы скоро ее получите.

Послана она в конверте, по почте, заказным (квитанция заказного письма No 794 – на печати написано в квитанции (3-е/2 aout. 99 Vichy, Allier).

Сцена оказалась ужасно трудной и дающей мало материала для фантазии. Больше того, что написано в mise en scene, придумать трудно. Главное внимание при репетициях обратите на то, чтобы было поменьше крику и побольше придавленности, следов голода трясущихся от мороза голодающих. Словом, два главных настроения это – мороз и голод. Два, три места остервенения толпы требуют накоротке страшнейшей силы, которая – сейчас же, сразу – ослабевает и переходит в полный упадок нерв.

Вот в чем будет отличие от "Яузы", от "Акосты" и проч.2. Разумеется, все это должно быть жизненно и правдиво.

Монтировку поскорее передавайте Геннерту. Там не хватает только рисунка телеги, который при сем прилагаю.

Имейте в виду, что колеса без спиц (нужно было бы сани, но – рисунка их не добудешь).

Если же добуду – тем лучше.

В Малороссии сохранились такие экипажи.

Я бы начал народные сцены с Замоскворечья и с последней картины для того, чтобы статисты успели сродниться с ними. В других картинах – напр., 1, 2, 5 (у царицы), кометы – статисты не играют почти никакой роли. Приучите их почти не давать голоса, а только играть мимически. Больше того шума и крика, которого достигали мы с одними исполнителями, ни под каким видом не надо.

Одновременно с Замоскворечьем скорее знакомьте их с "Геншелем" и "Акостой", хоть начерно3. Сейчас же с получением письма вызовите Соловьева4, и пусть он соберет статистов и прочтет им все пьесы (уходит много времени на то, чтобы статист отдал себе отчет в том, что он делает). Не зная пьесы, статистам трудно понять, что от них требуется. Хорошо бы, если бы перед началом репетиций Влад. Ив. почитал бы Годунова с Вишневским5, а то за лето он наготовил много сюрпризов. Я могу вернуться в Москву даже 20 августа, это самый короткий срок курса моего лечения. Возвратясь раньше этого времени, может развиться малокровие, которого я очень боюсь при дьявольской сезонной работе. Мое отсутствие может вызвать ропот в труппе, поэтому в ответ на их ропот имейте в виду следующие доводы.

В то время как труппа отдыхала июнь месяц, я был занят костюмами, декорациями, денежными вопросами (за отсутствием Вл. Ив.), конечно, и фабриками до 29 июня, включая 10 дней поездки на [Волгу.]

Тут доктор потребовал немедленного моего отъезда за границу, и только к 20 августа могу кончить лечение. Без этого лечения, по словам доктора, я бы не провел и половины сезона. Таким образом, это является необходимостью. На самом же деле, считая 20 дней, которые я проработал в июне, я догоняю в августе, так что мой отдых не превышает двух месяцев. Этот срок мне решительно необходим, чтобы иметь силы работать так, как я работаю. В нынешнем же году, благодаря Грозному, от меня потребуется еще гораздо больше силы.

Все это, милый Александр Акимович, имейте в виду при разговорах артистов. Официально же им не объявляйте. Не хочется повторять то же самое В. В. Калужскому, дайте ему прочесть это письмо, а также Георгию Сергеевичу, Александру Родионовичу, Марии Федоровне, словом, тем, кто меня знает6. Ради бога, не придавайте этому официальный тон и не сделайте из мухи слона. Чтобы избежать разговоров, пусть некоторые, на которых можно положиться, знают настоящую подкладку дела.

Разочек, другой пробегите "Бесприданницу".

Перехожу на другую страницу, чтобы Вы могли оторвать ее. Мне думается, что у Судьбинина не выйдет Кнуров 7. Поговорите с Вл. Иван. – не нужно ли быть готовым Калужскому? Пока ведь он не много играет. Хорошо бы с переходом в наш театр сейчас же сделать первую черновую "Грозного".

Куда еду отсюда – не знаю еще, тогда напишу. Чувствую себя недурно в смысле нервов, но утомлен лечением.

Боюсь утомиться предстоящим огромным путешествием в Крым. Такая духота!… Как Вы себя чувствуете?

Не истратьтесь весь сразу.

Не повторите ошибки прошлого года. Это будет непростительно. Не ждите результатов сразу. Боже мой, насколько мы ушли вперед в театре сравнительно с французами. Мне эта поездка помогла в том отношении, что я еще раз почувствовал отрицательную сторону театра. Возвращаюсь теперь с твердым намерением добиваться как в трагедии, так и в пустом фарсе жизненности и самой реальнейшей действительности. Только тогда театр – серьезное учреждение, иначе это игрушка (как во Франции), и притом игрушка очень скучная.

Ну, прощайте, милый Александр Акимович, целую Вас и от души желаю успеха. Всем нашим поклон. В. В. целую.

Ваш К. Алексеев

76*. В. В. Лужскому

Воскресенье

Коней июля 1899

Виши

Добрейший Василий Васильевич!

Как живете, отдохнули ли, как Ваш брат, успокоились ли после Вашего горя? Вот вопросы, которые интересуют меня. Если хотите узнать кое-что обо мне, спросите мое письмо у Александра Акимовича1.

Здешняя жизнь так скучна, что не хочется описывать ее и повторять то же самое. Обдумывая репертуар будущего года, мне представляется, что кроме "Завтрака у предводителя" нам надо играть еще "Безденежье"2. Конечно, главную роль Жазикова следовало бы играть Москвину, но он очень завален работой, а Ланской ничего не делает, не попробовать ли его, – конечно, если он обещается заняться этой ролью. Поговорите с Владимиром Ивановичем, и если он скажет, что пьеса должна итти, то подготовьте планировку.

По-моему, роли распределяются так: