Альберт Вандаль - От Тильзита до Эрфурта

• Название: От Тильзита до Эрфурта
• Автор: Альберт Вандаль
• Издательство: Феникс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1995
• ISBN: 5-85880-233-8, 5-85880-235-4

Франко-русский союз во время Первой империи» – одно из самых известных сочинений крупнейшего французского историка, члена Французской Академии графа Альберта Вандаля (Albert Vandal) (1853–1910). Этот фундаментальный трехтомный труд был впервые издан во Франции в 1891–1893 годах и удостоен первой премии Гобера, затем он многократно переиздавался в конце XIX – начале ХХ веков. В книге раскрываются корни политического устройства Новой Европы, которое создавалось в начале XIX века в ходе наполеоновских войн. Франция и Россия в тот период играли ключевые роли в европейской политике. В своем глубоком, основанном на огромном количестве источников, исследовании Альберт Вандаль показывает, как шаг за шагом обе державы и их императоры подходили к войне 1812 года, решившей судьбы России и Европы. В рассмотрении политических событий исследуемого периода историк делает акцент на взаимоотношениях Александра I и Наполеона, их личных качествах и психологии.

---

Хотя в 1801 г. принцип о независимости на морях надменно провозгласила Россия, но борцом за это дело выступила Дания; она проливала за него кровь и рисковала своей столицей. Ей-то с ее двадцатью линейными кораблями, хорошо обученным и храбрым экипажем, с населением из природных моряков, по-видимому, и теперь было предназначено снова взять на себя ту же роль, лишь бы царь, ее старинный покровитель, поощрил ее или, по крайней мере, перестал ее сдерживать. Так как для создания балтийской лиги необходимо было участие в попустительство Александра, то было вполне вероятно, что самым деятельным и усердным ее членом сделается Дания. Сразу же поставив Данию в невозможность бороться, Англия могла надеяться привести в замешательство других членов предположенной ассоциации и, быть может, предупредить их враждебные действия. Она решила, что для уничтожения в самом зародыше тильзитских проектов нужно нанести удар в Копенгагене.

Конечно, такой взгляд не был совершенством, ибо он не обозревал всю совокупность обязательств, подписанных Александром, но он был необыкновенно проницателен и верен. Действительно, ближайшие результат, которого Наполеон ожидал от союза с Россией, была возможность для него морской войны. Овладев континентом, он снова обращался к морю, где держалась его неуловимая соперница и где он поклялся до нее добраться. Он снова возвращается к своим проектам непосредственного нападения на нее, на которых еще недавно так упорно останавливался его гений. Видеть в блокадной системе, введенной его берлинским декретом, единственный принятый им способ борьбы с Англией, было бы важной ошибкой, вредящей пониманию его политики. Хотя в течение десяти месяцев после Тильзита он и старается ввести и распространить повсюду применение необычно строгой континентальной блокады, но вместе е тем он без устали и последовательно изучает планы морской войны, которые предназначает для поражения британского государства в его самых жизненных частях.

Между этими планами первый, за которым уже было право давности и который тотчас же пришел ему на ум, относился к северным морям. Наполеон рассчитывал создать из берегов Ла-Манша, точнее говоря, Северного и Балтийского морей, громадный фронт для нападения на Англию и снабдить его могучими средствами для морской войны: флотами, флотилиями, десантными войсками, чтобы затем целым рядом согласованных маневров тревожить неприятеля, угрожать ему и, наконец, подготовить и облегчить высадку.[207] В проектированном распределении французских или, лучше сказать, союзных сил, датский флот, единственный, с которым нужно было считаться на Балтийском море, занимал важное место и составлял наше правое крыло. Правда, Копенгагенский двор, несмотря на свои французские симпатии, все еще колебался открыто стать на нашу сторону и пытался сохранить нейтралитет, в котором видел свое спасение. Но император не допускал подобной роли: как известно, секретные статьи тильзитского договора устанавливали, что Дания волей или неволей будет нашим союзником. Впрочем намерение произвести на нее в случае надобности материальное давление явствует из поведения, предписанного императором своей дипломатии и войсками.[208] Итак, следует признать, что преемники Питта, отправляя против Копенгагена экспедицию с предписанием привести к покорности Данию и лишить ее флота, только разгадали и предупредили намерения Наполеона; они лишь разломали оружие, прежде чем он, решившись завладеть им, успел схватить его. Но их нападение по вероломству и жестокости, с которыми оно было совершено, по общей симпатии, которую внушала жертва, и по необычайным размерам катастрофы осталось самым жестоким примером того, как, к прискорбию, несовершенны те преграды, которые именуются правами людей, святостью договоров, уважением нейтралитета, и которые в решительные исторические моменты тщетно выдвигаются против необузданного произвола великих политических сил.

В последних числах июля английская экспедиция вышла в море. В начале августа эскадра из тридцати семи кораблей обложила остров Зеландию и высадила на нем армию. Известно, какими деяниями адмирал Гамбио и генерал Каткарт ознаменовали там свое присутствие. 1 сентября после ряда надменных требований с одной стороны и мужественных отказов с другой линия фугасных батарей открыла огонь по Копенгагену. После пятидневной бомбардировки часть города была в пламени, погибли сотни жертв. Тогда Копенгаген сдался, открыл городские ворота, передал арсенал, позволил увести свой флот и спас только честь. Принц регент удалился в Гольштейн. Отсюда он написал Наполеону, предлагал ему союз, теперь уже бесполезный, и призывал нас отомстить за него.[209]

Вышеописанный разгром захватил императора врасплох и привел в бешенство; уверяют, что со смерти Павла I он не подвергался таким припадкам гнева. В этом нет ничего удивительного. И в самом деле, если Наполеон хоть короткое время мог рассчитывать на то, что Англия, покинутая Россией, пойдет на переговоры, зловещее дело ее флота самым оскорбительным образом опровергало такое предположение. Оно означало, что постоянные неудачи Англии не только не ослабили, но, скорее, возбудили ее мужество, что в ее глазах Тильзит был только одним из событий великой борьбы, о прекращении которой она не хотела и думать и не собиралась слагать оружия. Сверх того, с захватом Англией датского флота исчез главный фактор первоначального плана, составленного для того, чтобы силой принудить Англию к миру в случае, если бы она отказалась от него. Следовательно, всему проекту не доставало основы, он рушился. Но характерной чертой Наполеона была удивительная способность приспосабливаться к обстоятельствам и постоянно видоизменять и возобновлять свои планы в зависимости от хода событий. Он из всего умел искусно извлекать пользу, даже из неудач. Рассматривая совершившиеся факты со всех сторон, он всегда старался открыть в них элементы, с помощью которых он мог бы овладеть событиями и повернуть их в свою пользу; так что после неоднократных размышлений неприятное, даже роковое событие становилось исходной точкой для его победоносных операций. Потерпев в Копенгагене косвенное поражение, он видит в потере датского флота средство привести в исполнение другую часть своих планов – закрыть англичанам доступ на континент. Объявив всей Европе об их гнусном поступке, он, в особенности, обратит на него внимание России; заставит ее сдержать все свои обещания, даже ускорит их исполнение и вынудит ее при первой возможности открыто выступить против Великобритании. Вместе с тем он воспользуется Россией для давления на остальные государства, на Швецию, даже на Австрию, чтобы побудить их к принятию суровых и исключительных мер против английских продуктов, агентов и подданных. Он предназначает царю задачу поднять против Англии север и даже центр континента, тогда как сам он займется югом; как в тисках сдавит он Испанию, займет войсками Португалию и будет преследовать до самых недр Иберийского полуострова влияние и торговлю наших соперников. Так как англичане еще раз доказали, что на океане они хозяева, он вооружится их преступной победой, чтобы закрыть им доступ на континент и изгнать их из европейского общества.

В письме к Александру от 28 сентября, он указывает на копенгагенскую экспедицию как на знаменательный ответ англичан на предложения России. “Мне кажется, – добавлял он, – что нам легко будет прогнать их со всего континента: это должна сделать совместная декларация”.[210] 13 октября в длинной депеше к Савари Шампаньи, заместивший Талейрана на посту министра иностранных дел, подробно излагает принятые Россией обязательства и напоминает, что 1 декабря она должна закрыть свои гавани и начать войну. “Гавани Португалии и Швеции, – продолжает министр, – должны быть также закрыты добровольно или силою. Сила обстоятельств требует, чтобы Франция взяла на себя закрытие португальских гаваней, а Россия шведских… Оба двора должны сообща повлиять на венский кабинет и заставить его примкнуть к общему делу”.[211] Последняя просьба вскоре должна была сделаться бесцельной. Предвидя такое требование, Австрия сочла за лучшее избавиться от него, предупредив наше желание, и после простого намека отозвала своего посланника из Лондона. 7 ноября Наполеон приказал Савари передать известие об этом императору Александру. Оно было такого свойства, что должно было поторопить русского государя и подстрекнуть его усердие в случае, если бы он не занял еще того положения, которое требовалось обстоятельствами. “После события, которое так близко касается России, было бы постыдно для нее остаться позади, – говорил Наполеон; но я надеюсь, что лорд Говер уже изгнан”.[212]

II

О проходе кораблей Гамбие через Зундский пролив в Петербурге узнали в августе. Вслед за этим были получены один за другим потрясающие бюллетени об английских операциях. Волнение росло с каждым днем. Как только стало известно о бомбардировке города и о первых случаях пожара, Александр тотчас же приказал передать Говеру ноту с протестом и в то же время в частном разговоре сообщил Савари о своем негодовании. При первых же предложениях генерала выступить против Англии, он ответил, что готов принять против нее меры, которые ему укажет император, что он ждет только сигнала.[213]