Степан Злобин - Пропавшие без вести 2

• Название: Пропавшие без вести 2
• Автор: Степан Злобин
• Жанр: Книги

---

В заключение этого второго разговора Балашов был приглашен на совещание, которому, видимо, придавали какое-то особо важное значение.

Когда Балашов в назначенный час явился, в приемной собралось уже человек десять. Это были все незнакомые Балашову полковники и генералы. Многие радостно здоровались между собою и заводили вполголоса оживленные разговоры. Петр Николаевич подумал, что в прежние времена, хоть и не часто ему случалось бывать на совещаниях с высоким начальством, все же всегда оказывалось большинство хотя бы в лицо знакомых людей. Затем появился Чалый, а вслед за тем — Рокотов и еще человека три, прибывшие с фронта, которых Петр Николаевич знал раньше, — при виде его они проявили радость, поздравляли с наградой, с присвоением звания генерал-лейтенанта, расспрашивали о здоровье, о жизни в Москве.

Все собравшиеся были возбуждены предстоящим совещанием. Рокотов пояснил тихонько, что совещание, возможно, будет происходить за городом...

— Так случалось: соберутся здесь, а их по машинам — и за город... «к самому»! — таинственно добавил он.

Время шло, а начальство все не решалось начать работу. Прошло уже минут сорок, когда через приемную в кабинет начальника промчался бегом немолодой тучноватый полковник.

Вокруг зашептались: «Вызвал по телефону!» А несколько минут спустя, каким-то необъяснимым путем, без всякого объявления, снова сами собой все узнали, что «вызвал» лишь для того, чтобы разрешить совещание на месте.

Кто-то сказал шепотом, что «сам», возможно, все-таки будет присутствовать, но, так сказать, незримо.

Балашову подумалось: «Как бог — вездесущ и всеведущ!» Он усмехнулся этой веселенькой мысли. И тут же ему припомнилась поездка во Францию в начале тридцатых годов, в составе военно-дипломатической миссии... Хоть время было предельно загружено, а все-таки кое-где они тогда побывали. Запомнились поездки на кладбище Пер-Ляшез, в Пантеон, в Сите — Нотр-Дам, Дворец Правосудия, Святая капелла Людовика Благочестивого, покоряющая волшебством древнейших готических витражей, а в этой капелле — каморка с тайным внутренним входом и узенькой смотровой щелью, будто из танка, откуда король, незримо присутствуя, наблюдал народ... Да, в наше время исчезла нужда в каморках и смотровых щелях. Можно «незримо присутствовать» при помощи микрофона...

— Идемте, Петр Николаевич, начинается, — позвал Чалый.

В зале заседания на хозяйском месте появился давно известный генерал-полковник, который в коротких словах очертил задачу предстоящей работы и предоставил слово основному докладчику.

Докладчик, так же как и начальник, в звании генерал-полковника, хотя очень еще молодой, начал с итогов зимней кампании и характеристики положения на сегодня.

Часть войск Красной Армии, освободивших район Ржева, нависает выступом с севера, западнее Вязьмы. Южнее — так же с запада — группируются кавалерийский корпус и на широком пространстве — партизаны. Однако противник прочно удерживает район Вязьмы — Гжатска, автостраду и железнодорожную магистраль. При наступлении весны зимние операции остались незавершенными. Линия фронта, рваная и извилистая, является весьма спорной. Даже незначительный перевес в ту или иную сторону при первом же ударе может изменить положение в течение каких-нибудь суток.

Балашов, так долго оторванный от военной жизни, совсем вниманием силился вникнуть в ту «вводную», которую предлагало командование.

— В том и задача, чтобы этот решающий перевес создан был не фашистским командованием, а нами, — продолжал докладчик.— Овладение Москвой, как важнейшим центром СССР, гитлеровские генералы считают своей главной задачей. Весьма вероятно, что именно здесь, на этом кратчайшем направлении, фашисты желали бы начать наступление, и начнут, если мы не опередим их в подготовке. Но Верховное командование достаточно мудро, чтобы предусмотреть эту возможность. Весьма вероятно, что именно здесь развернется генеральное сражение предстоящего лета. И в этом случае именно здесь мы и нанесем противнику смертельный удар, после которого он начнет откатываться на запад в нарастающих темпах...

Докладчик далее декларировал, что освобождение района Вязьмы сняло бы угрозу Москве с запада и открыло бы Красной Армии путь на Смоленск и в верхнее Заднепровье...

Балашов слушал гладкую речь генерал-полковника и чувствовал, что что-то здесь не совсем так.

Участникам совещания не было приведено никакой характеристики советско-германского фронта в целом. Каково положение на соседних фронтах? На какие доводы может опираться утверждение, что гитлеровские генералы готовятся именно здесь к нанесению решающего удара? Только на геометрию? На то, что это кратчайшее расстояние до Москвы? Но ведь война — это сплошная диалектика. Война — это пример наиболее сложного переплетения взаимосвязей при самом напряженном обострении всех мыслимых внешних и внутренних противоречий. Как же возможно метафизически вырвать одно направление фронта, может быть, лишь одну шестую или восьмую часть всего протяжения, и априорно считать эту шестую часть главной? Так теоретизировать мыслимо было бы только в том историческом случае, если бы наш перевес был бесспорен в общем масштабе, — тогда мы могли бы сказать, что навяжем противнику нашу волю и, хочет или не хочет, он вынужден будет принять генеральный бой в той точке фронта, которую мы для себя считаем наиболее выгодной...

Впрочем, командование созвало это совещание не для общестратегических рассуждений, а для стратегического планирования летних операций на данном участке фронта, на данном направлении. Конечно, можно представить себе и так, что следует ожидать важнейших событий предстоящего лета именно здесь. Может быть, в результате настоящего совещания и сопоставления его с другими такими же частными совещаниями Главное командование и будет строить свои окончательные планы.

И Петр Николаевич, успокоив себя таким образом, сосредоточил всю волю и внимание на решении этой сравнительно узкой задачи. Считая, что доказательств о намерениях гитлеровских генералов не требуется, что условно они именно здесь готовятся к нанесению главного удара, он представил себе, как все хозяйство Европы, захваченное гитлеровской Германией, на гусеничном ходу орудий и танков, на крыльях тяжелых бомбардировщиков, на тысячах железнодорожных составов ринулось снова на эту в прошлом году истерзанную огнем и железом землю, на которой местами от одной до другой воронки, взрытой минами и снарядами, расстояние всего-то в десяток метров, на эти разрушенные укрепления, на сожженные деревни...

«А готовы ли мы к тому, чтобы месяца через два здесь встретить отпором эту махину или, опережая ее удар, бросить в бой наши превосходящие силы?.. Создать здесь техническое и численное превосходство, сохраняя и на других направлениях достаточной мощи заслоны, чтобы противник не смог обмануть нас и нанести решающий удар на другом фронте?! Готовы ли мы?» — задавал себе вопрос Балашов.

Из содокладов, которые они слушали, получилось, что всюду и ко всему все готовы, что все в подготовке совершенно благополучно, и особенно рьяно подчеркивал это главный докладчик, провозгласивший, что предстоящая летняя кампания будет проводиться широкими наступательными операциями Красной Армии.

«Неужто же так-таки в эту одну такую тяжелую зиму действительно мы все успели?» — с изумлением думалось Балашову. Он обвел вопрошающим взглядом лица слушателей — всех этих уже получивших опыт командиров и работников штабов, и он заметил, что взгляды их избегают друг друга.

Балашов опять посмотрел на докладчика, который по-прежнему многословно и в полной уверенности утверждал всеобщее благополучие, мобильную гибкость железных дорог, готовность автотранспорта...

«Врет! — подумалось Балашову. — И ведь многие здесь понимают, что врет!»

От возмущения он даже приподнялся и встретился взглядом с Рокотовым. Тонкое, всегда чуть насмешливое лицо его с крылатым разлетом бровей выражало грустную иронию. Прищуренные, глубоко посаженные глаза понимающе и дружески улыбнулись, как бы призывая к спокойствию. Петр Николаевич внял этому молчаливому взгляду, но мысль его возмущалась.

«Так что же такое творится? — думал он. — Так он и будет петь свою лживую песенку: «Любимый город может спать спокойно», а все серьезные люди будут слушать... И что? Верить, что ли, должны? И спокойно спать?! Так кому же это на руку?! Ну, а что же он, «бог», там, за этой завесой, что же всевидящий и вездесущий не скажет грозного слова? Или он считает что это «ложь во спасение»? Считает, что ложь заставляет тех, кто ее сочинил, из кожи вылезть, а все-таки претворить ее в правду?!»

И вдруг Балашов припомнил сказанные вскользь слова Чалого о том, что докладчик вхож в «высшие сферы» и произносит здесь то, что вчера уже признано там, «наверху», угодным и правильным. Значит, никто не решится встать и хотя бы простым вопросом вселить смятение в умы и речи собравшихся, потому что никто из них не захочет, чтобы его вышвырнули на генеральскую пенсию по инвалидности или с клеймом недоверия, и все пошло бы мимо него — война, смертельные схватки за самое существование народа, события мирового значения, все — мимо. Он оказался бы не участником, а посторонним в этой борьбе, ее современником. А то, что он был бы способен делать, поручили бы делать кому-то другому...