Борис Бирюков - Социальная мифология, мыслительный дискурс и русская культура

• Название: Социальная мифология, мыслительный дискурс и русская культура
• Автор: Борис Бирюков
• Жанр: Философия

Бирюков Борис Владимирович — доктор философских наук, профессор, руководитель Межвузовского Центра изучения проблем чтения (при МГЛУ), вице-президент Русской Ассоциации Чтения, отвечающий за её научную деятельность.

Сфера научных интересов: философская логика и ее история, история отечественной науки, философия математики, проблемы оснований математики. Автор и научный редактор более пятисот научных трудов, среди них книги, входящие в золотой фонд отечественной историко-научной и логической мысли. Является главным научным редактором и вдохновителем научного сборника, издаваемого Русской Ассоциацией Чтения — «Homo legens» («Человек читающий»).

---

9. Последствия идеологизации науки и культуры

Покажем теперь, как конкретно идеологизация сказывалась на развитии научного знания. В качестве примера обратимся к логике — науке о «правильном мышлении» и ее развитии в Советское время. Никто не запрещал, конечно, излагать логические правила, рассуждать и писать об истинности, доказательстве и тем более антиномичности познания. Наоборот, официальными идеологами это даже приветствовалось. Только размышления эти, особенно же их публичное изложение, должно было быть обязательно представлено как «диалектика» и «материализм» — с приведением стандартных цитат из официально признававшихся идеологических авторитетов, включая Гегеля. Всякий, писавший на данные темы, должен был служить сам себе цензором. А это гасило импульсы к самостоятельному продумыванию фундаментальных проблем. Результат известен: великие «ограничительные» теоремы — о неполноте логических формализмов, невыразимости истинности формальными средствами и т. п. (Гедель, Тарский, Чёрч) — были доказаны за рубежом. Пикантность ситуации при этом состояла в том, что сами эти теоремы объективно служили обоснованию тезиса о действительных (а не декларативно провозглашаемых!) возможностях диалектического подхода в логике, т. е. того, на чем голословно настаивали сторонники «диалектической» логики, эти хранители идеологической девственности «советской философии». Неклассическое же учение Н.А. Васильева было прочно забыто, так как этот логик не был марксистом.

Поначалу результаты работ западных ученых в СССР были объявлены «идеалистическими». Лишь в 60-е годы, в период «оттепели» и в последующий период, когда дать «задний ход» в данном вопросе уже не имело смысла, результаты Гёделя, Чёрча, Тарского, Клини и других великих логиков нашего века получили идеологическое одобрение, более того, стали рассматриваться как «подтверждающие» диалектику и материализм, как «новое свидетельство» превосходства «диалектической логики» над «метафизической» (антидиалектической) формальной логикой.

Примером подобного влияния идеологии на науку может служить нестандартный математический анализа. Соответствующая философско-математическая и логическая концепция была разработана за рубежом в 60-х годах. В ней был развит принципиально новый взгляд на обоснование исчисления бесконечно малых и бесконечно больших, созданного гением Ньютона и Лейбница. Едва ли нужно объяснять, что для формирования нового подхода к пониманию алгоритмов анализа, прорывающего стандартный взгляд на них в терминах предельного перехода, обоснованного О.Коши, нужна была интеллектуальная атмосфера, в которой только и мог вызреть синтетический, соединяющий идеи философии математики, логики и истории науки взгляд на вещи. Здесь нужно было духовное мужество, и его можно было обрести только на путях синтеза знания математико-логического, с одной стороны, и знания историко-математического, с другой. Но для носителей идеологизированной истории математики и логики — для тех, кто старался во что бы то ни стало доказать, что Ньютон был материалистом, а научные идеи Лейбница не зависели от его философских взглядов (которые считались «идеалистическими»), — такой синтез был вряд ли возможен. Кроме того, имелись и вполне конкретные принципы, коренящиеся в характере отечественного образования: математики, как правило, не имели ни философской, ни исторической подготовки, историки науки не знали логики. История науки для советских специалистов была на протяжении десятилетий идеологически «нагруженной», проникнутой установками на поиск в идейном наследии прошлого «борьба материализма и идеализма», на разыскание «классовых корней» и «связей с практикой». И пока отечественные специалисты по философии и истории математики искали, где у создателей анализа «материализм», а где «идеализм», за рубежом возник совершенно новый взгляд на анализ, позволивший понять, почему «необоснованные» алгоритмы дифференциального и интегрального исчисления Лейбница — Ньютона всегда давали верные результаты и могли быть перетолкованы на язык теории Коши.

Вообще в гуманитарных науках наблюдалась грустная картина. Напомним, что история науки, в частности математики, — это в известной мере есть область гуманитарного знания. Еще с большим правом мы можем отнести к ней историю логики. И рассматривая ее развитие в советское время, мы видим очевидные провалы. У нас фактически нет специалистов по греко-римской, схоластической, индийской логике, владеющих древними языками и современной логической техникой, необходимой для анализа соответствующих логических учений. Тоталитарная идеология, в частности ее этико-аксиологическая идеологема, препятствовала ориентации на изучение истории логической мысли. Очевидная связь этой истории с философскими концепциями ее носителей, концепциями, как правило, далекими от материализма (а для мыслителей эпохи схоластики и для индийской философии — и прямо религиозно-идеалистическими), делала занятие проблематикой исторической динамики логических теорий делом, так сказать, непредпочтительным.

Результатом господства любой идеологии является упадок интеллигентности в обществе. Упадок этот, пагубный для общества в целом, многократно пагубнее для науки. «Ученый»-полуинтеллигент, академик или высокопоставленный чиновник, не умеющий склонять числительные[12] или уснащающий свою речь украинизмами (или свою украинскую речь — руссицизмами) — что может быть грустнее этого.

Последствия идеологизации науки печальны. Властные структуры — носители идеологии, прорастая в науке, переплетаются с мафиозными группами. «Элитарный генезис» идеологии влечет, так сказать, мафио-идеологизацию знания и реализующих его социальных институтов. Здесь уместно сказать несколько слов по поводу самого понятия элиты.

Как известно, социально-философских и социально-психологических теорий, связывающих развитие общества с деятельностью элитарных групп, существует множество, и теории эти не столько противоречат друг другу (что, конечно, бывает), сколько дополняют одна другую. Для наших целей, однако, существенно подчеркнуть, что XX век выявил специфическую тенденцию: формирование элитарных слоев на базе политических партий, ориентирующихся на противопоставление классов (вообще, социальных слоев) или (и) наций (рас). Элитарные слои, которые выделяются по принципу «древности рода», восходящему к феодальным временам (родовитой аристократии), или занимают доминирующее социальное положение в силу богатства (олигархия), обычно не только «терпимы» к знанию, но и нередко прямо в нем заинтересованы. Подобное отношение формируется как этическими нормами, так и непосредственным диктатом производства. Не так обстоит дело в случае партократии, особенно в ее тоталитарном варианте. Будучи враждебной праву и морали — в ее естественном общечеловеческом варианте, — такого рода «элита» в состоянии терпеть истину только в тех узких ее пределах, которые не вступают в противоречие с ее идеологией. Но любое ограничение сферы истинного пагубно сказывается на ее носителях — членах ученых сообществ: происходит деформация их мотивации. У специалистов вырабатывается то, что можно назвать рабской психологией. Результат понятен — деградация научного знания, культуры вообще.

10. Герман Вейль о «нацистской» науке. Lehr- und Lernfreiheit: свобода как альтернатива идеологии

Конечно, для проявления последствий этого процесса требуется время. Великий математик и глубокий мыслитель прошлого века — Герман Вейль отметил это на примере «нацистской» науки. В статье «Университеты и наука Германии» он приводит выдержку из университетского учебного плана, утвержденного нацистскими властями и ставшего обязательным для всех университетов Германии: «В течение двух семестров студента надлежит ознакомить в расовыми основаниями науки. Лекции по расовым и национальным вопросам, по антропологии и доисторической эпохе, по историческому развитию германского народа, в особенности за последние сто лет, составляют одно из начал в преподавании всех гуманитарных наук».[13] Читатель легко может заменить в этом директивном тексте выражения «расовые основания» и «расовые и национальные вопросы», скажем, «классовым подходом» и «основами марксизма-ленинизма», а «германский» — «советским», сто же лет — на 40, 50 либо 60: получится то, с чем мы очень хорошо знакомы. Ведь в методических указаниях по преподаванию в вузах даже такой далекой от идеологии науки, как математика от преподавателя требовалось «раскрывать значение математики для развития научного материалистического мировоззрения», под которым, как известно, разумелись идеологические штампы «диамата-истмата» и «научного коммунизма», восходящие по сути дела к сталинскому «Краткому курсу» истории ВКП(б).