Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

• Название: Три круга Достоевского
• Автор: Юрий Кудрявцев
• Жанр: Научная Фантастика

Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Московского университета

Монография (1-е изд. — 1979 г.) представляет собой попытку целостного рассмотрения мировоззрения Достоевского, одного из наиболее сложных художников-мыслителей. Автор анализирует проблемы событий­ного, социального и философского плана, поднятые Достоевским. Ориги­нальное прочтение произведений Достоевского, новая трактовка наиболее важных художественных образов дают современное понимание многих идей писателя, его философии человека.

Для философов, филологов, всех интересующихся проблемами твор­чества Достоевского.

Научное издание

КУДРЯВЦЕВ Юрий Григорьевич

ТРИ КРУГА ДОСТОЕВСКОГО

Зав. редакцией Н. А. Гуревич

Редактор Ю. С. Ершова

Оформление художника Е. К. Самойлоза

Художественный редактор Л. В. Мухина

Технические редакторы М. Б. Терентьева, Н. И. Смирнова

Корректоры Е. Б. Витю к, С. Ф. Будаева

Сдано в набор03.08.90. Подписано в печать 17.12.90.

Формат 60X9016. Бумага офсет.

Гарнитура литературная. Высокая печать.

Усл. печ л. 25,0 

Тираж 20 000 экз. Зак. 329. Изд. № 1254.

Цена 3 р. 50 к.

Ордена «Знак Почета» издательство Московского университета.

103009, Москва, ул. Герцена, 57.

Типография ордена «Знак Почета» изд-ва MГУ.

119899, Москва, Ленинские горы

ISBN 5 — 211 — 01121 — X

© Издательство Московского

университета, 1979

© Ю. Г. Кудрявцев, 1991 дополнения

---

Ошибочны некоторые прогнозы Достоевского. В частности, вы­сказанный в пятидесятых прогноз о Толстом: «много не напишет». Правда, тут же была оговорка: «...впрочем, может быть, я ошибаюсь» [П, 1, 167]. Ошибся. Ошибочен прогноз международного» плана, высказанный в семидесятых относительно ненавистной Турции: «...и сама Турция вряд ли год простоит» [1895, 11, 39]. Турция, как известно, стоит по сей день.

Мне не нравится Достоевский, всюду видящий заговор клери­калов против России. Не нравится Достоевский, выражающий свою солидарность с «Московскими ведомостями», клеймящим» какую-то партию в России, «которая питает гнуснейшими корреспонденциями враждебную нам заграничную печать» [1895, 11,. 345]. В то же время у меня не вызывает симпатий Достоевский, именующий предателем автора одной из статей в «Биржевых ве­домостях» и угрожающий ему: «Неужели вы думаете, что вам по­зволят предавать Россию...» [1895, 11, 352].

Все это я вижу у Достоевского как ошибочное в отражении! конкретики России. Не главное. Но имеющееся.

Причины ошибочных оценок разные. Нельзя забывать и та­кую: трудно, очень трудно мыслителю оценивать свое время. К тому же Россия была не самым уютным местом для справедливо» оценивающего ее человека. А отсюда и некоторые уступки и неко­торые «ошибки». Всего высказать нельзя. И ради того, чтобы: высказать хоть что-то, чем-то приходилось жертвовать. И введе­ние рассказчиков в романы есть отчасти попытка спрятать свое лицо за их лица. Умный поймет, дурак... до дурака не было дела.

Но то отрицательное, что было здесь отмечено, есть всего лишь пятна на солнце. Маленькие пятна на большом солнце.

Достоевский отразил не только свое время, но и время многих: будущих поколений. Отразил алгебру жизни.

Симпатии и антипатии писателя в этом плане видны хорошо, не замаскированы. Они, конечно, не всегда однозначны, часто на­ходятся в борьбе, но их контуры обозначены четко. Идеал писа­теля — единение всех людей, всех народов. Идеал благороден и чист. Все симпатии — на стороне народа. Но служа народу, вы­ступая за народ, Достоевский не исключал из единения и другие слои общества. Он за единение всех. За такой процесс единения, в результате которого каждый станет частью народа, его едини­цей. Единицей, а не нулем.

Буржуазность, порождаемые ею нравы отрицаются Достоев­ским не только как мешающие единению, но и как не стремящие­ся к нему. Буржуазное общественное устройство пожинает плоды-разъединения и довольно ими. Почти сто лет, прошедшие после Достоевского, обнажили неспособность этого устройства создать истинное единение людей. Писатель нашел связь буржуазности с католицизмом и показал такую же неспособность последнего.. Как подтверждает время, эти мысли были алгебраичны.

Почему Достоевский видит в социализме не антипода буржу­азности, а продолжателя? Потому что социализм, стремящийся к единению людей, исключает из единения часть общества, отсекает ее как неспособную к единению. Силой. Писатель считает, что силой никто не может быть отсечен. Все в конечном счете до­стойны единения. Это первое. Второе. Достоевский считает, что принявшие в качестве условия единения отсечение войдут во вкус и вряд ли смогут остановиться. Приведенные в движение силы отсечения, уничтожив «чужих», примутся за «своих», за тех, для которых и с которыми устраивалось единение.

Сегодня по миру, в том числе и по его частям, именуемым со­циалистическими, как будто разъезжает Петруша Верховенский и отсекает, и сеет «бесовство» как семена социализма. «Бесовство» дает всходы, превращаясь из семейной традиции Виргинских (там все были «бесами») в традицию больших человеческих общ­ностей. Написать сегодня роман «Бесы» (беру идею, а не ее худо­жественное воплощение) не так уж трудно. Материала предоста­точно. Но увидеть суть и будущие размеры «бесовства» сто лет назад — это дано не каждому. Надо было видеть сквозь толщу будущего. И Достоевский видел. В зародышевом явлении свое­го времени, нечаевщине, он увидел чудовищнейшую суть замаскировавшегося под человечность человеконенавистничества будущего. Почти все «бесы» списаны как будто с сегодняшних прото­типов. В конце жизни Достоевский писал: «В «Бесах» было мно­жество лиц, за которые меня укоряли как за фантастические, потом же, верите ли, они все оправдались действительностью, стало быть, верно были угаданы» [П, 4, 53]. Уже практика того времени подтвердила алгебраичность образов. Времена последую­щие укрепили это подтверждение.

У Достоевского было глубокое предчувствие неминуемого на-. ступления социализма, его победы. Пророчество его в этом аспек­те поразительно. Но его прогноз был направлен на Европу. Пи­сатель считал, что Европу трудно спасти от духа социализма. А дух этот злой. И несет он миру конец. Несет то, что увидел Рас­кольников в уже рассмотренном выше сне. Там он видел будущее человечества. Язва, моровая язва идет на мир. Души людей зара­жены идеями человеконенавистничества. Признается верной лишь своя точка зрения, проявляется нетерпимость ко всему, хоть сколь­ко-нибудь за нее выходящему. Суждения выносятся безапелляци­онные, на основе сознания собственной непогрешимости и права судить. Чудовищное разъединение людей прикрыто ширмой псев­доколлективизма. Дело забыто ради слова. Да к тому же ложно­го. И все это не только в индивидуальном, но и в общественном сознании. И на этом зловещем фоне моровой язвы слабо, в силу их малочисленности, видны люди, способные противостоять эпи­демии и обновить человечество.

Такой прогноз вытекал у Достоевского из предположения торжества верховенщины в социализме. Это торжество людей, ни о чем не задумывающихся, живущих в плену догм устаревших, да м никогда не бывших верными. Это торжество людей, всерьез счи­тающих, что лучшее средство от перхоти — гильотина, людей, уповающих на топор как универсальное средство решения всех соци­альных проблем. Это торжество людей, понимающих свободу как право на бесчестье, забывших благородство, снисхождение и жа­лость. Эти люди не выдуманы Достоевским. И существовали онк не только в девятнадцатом веке.

Это торжество околокультурных людей, проводящих колос­сального масштаба «культурные революции», низводящих тем са­мым культуру до бескультурья. Провозглашающих низведенное вершиной культуры. Это торжество людей, словарь которых отда­ет кровью («недорезанные» и т. п.), людей, считающих, что луч­шее опровержение изложенных в книге мыслей — как минимум, запрет, как максимум костер. Людей, создающих человеческий му­равейник и провозглашающих его вершиной социального совер­шенства. И наконец, это торжество людей, объявляющих всю со­вокупность перечисленного прогрессом, связавших понятие про­гресса с собою. Это сверхчеловеки по претензиям и дочеловеки по способностям.

Выдуманы ли они Достоевским? Конечно же, нет. Как я уже сказал, они живы и сегодня. Своими экспериментами они многое осветили. И прежде всего себя. Себя собою. Если, конечно, тем­ное может светить. Сеющих моровую язву вынесло на поверх­ность. И мы их увидели.

Но был на земле человек, который увидел их сто лет назад, при их зарождении, увидел в марте 1870 года, когда он начал пи­сать свой роман «Бесы». Он ничего не выдумал. А говорил прав­ду, которая, однако, была пострашнее лжи. Он ни на кого не кле­ветал, просто не исходил из созданных для самооценки стереоти­пов прогрессивности. Выносил стереотипы на свет, рассматривая» явления по существу, а затем уже прикладывал их к понятию прогресса. Не все соответствовало. Но вина ли в этом того, кто сопоставлял? Путь таких «прогрессистов» четко определен авто­ром уже эпиграфом к роману, где есть слова: «сбились мы». Сби­лись. А потому-то и так велика цена экспериментов. Даже не це­на, а издержки, ибо куплен-то нуль.

Можно, конечно, упрекнуть художника за то, что он не пока­зал других преобразователей, с набором иных качеств, ведущих мир не к мору, а от мора. Но будем судить об авторе не по тому, о чем он не написал, а по тому, о чем он написал. Ибо автору, и только ему, принадлежит право выбора тех аспектов действи­тельности, которые его больше волнуют. Достоевского больше всего волновала тупиковая ветвь преобразований, ветвь, ведущая к мору.

Современникам это казалось неправомерным. Они исходили из. интересов своего времени и в критике своей, может быть, были правы. Но у Достоевского была иная точка отсчета, он творил не только для своего времени. И потому современники времени ино­го, когда тупиковая ветвь усиленно стремится стать генеральной, должны по-иному оценить Достоевского.

Достоевский не принимает «бесовство». А вы его принимаете, вы, судьи писателя? Если нет, то оцените вклад мыслителя в рас­крытие ваших глаз. Он заботился о вас, когда вас еще не было на свете. Если да, то я вам ничего доказать не смогу — говорим на разных языках.

То, что Достоевский увидел, он назвал мерзким. Оно и было мерзким. Писатель дал прогноз развития общества при торжестве в нем «бесовства». Наше время подводит предварительные итоги этого торжества. Они устрашающи. Окончательные можно будет подвести только после смерти «бесовства». Но и предварительные показывают правильность прогноза.