Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

• Название: Три круга Достоевского
• Автор: Юрий Кудрявцев
• Жанр: Научная Фантастика

Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Московского университета

Монография (1-е изд. — 1979 г.) представляет собой попытку целостного рассмотрения мировоззрения Достоевского, одного из наиболее сложных художников-мыслителей. Автор анализирует проблемы событий­ного, социального и философского плана, поднятые Достоевским. Ориги­нальное прочтение произведений Достоевского, новая трактовка наиболее важных художественных образов дают современное понимание многих идей писателя, его философии человека.

Для философов, филологов, всех интересующихся проблемами твор­чества Достоевского.

Научное издание

КУДРЯВЦЕВ Юрий Григорьевич

ТРИ КРУГА ДОСТОЕВСКОГО

Зав. редакцией Н. А. Гуревич

Редактор Ю. С. Ершова

Оформление художника Е. К. Самойлоза

Художественный редактор Л. В. Мухина

Технические редакторы М. Б. Терентьева, Н. И. Смирнова

Корректоры Е. Б. Витю к, С. Ф. Будаева

Сдано в набор03.08.90. Подписано в печать 17.12.90.

Формат 60X9016. Бумага офсет.

Гарнитура литературная. Высокая печать.

Усл. печ л. 25,0 

Тираж 20 000 экз. Зак. 329. Изд. № 1254.

Цена 3 р. 50 к.

Ордена «Знак Почета» издательство Московского университета.

103009, Москва, ул. Герцена, 57.

Типография ордена «Знак Почета» изд-ва MГУ.

119899, Москва, Ленинские горы

ISBN 5 — 211 — 01121 — X

© Издательство Московского

университета, 1979

© Ю. Г. Кудрявцев, 1991 дополнения

---

Эстетическая деятельность Достоевского, выразившаяся во мно­гих томах художественных и теоретических произведений, пока­зывает силу искусства и его способность отразить вечное, без по­нимания которого не прочно ни временное, ни текущее. Ибо толь­ко при правильном понимании связи текущего, временного и веч­ного возможна оптимальная человеческая деятельность, в какой бы области она ни осуществлялась. Это не каждым человеком по­нимается на уровне сознания, но каждым ощущается на уровне бессознательном.

Размышляя о статуе богини как произведении искусства, До­стоевский писал: «Но богиня не воскреснет и ей не надо воскре­сать, ей не надо жить; она уже дошла до высочайшего момента жизни; она уже в вечности, для нее время остановилось; это выс­ший момент жизни, после которого она прекращается, — настает олимпийское спокойствие. Бесконечно только одно будущее, веч­но зовущее, вечно новое, и там тоже есть свой высший момент, которого нужно искать и вечно искать, и это вечное искание и на­зывается жизнью..» [1895, 9, 79]. Здесь отражена суть жизни и место искусства в жизни — выражение ценностей вечного. Досто­евский выступает как певец вечности, певец того высшего, что может увидеть только художник. В текущем он видит отблески вечного, в вечном — текущее.

Роман Достоевского с полным основанием можно назвать философским романом, ибо в нем автор поднимается до вершин веч­ного, такого вечного, как смысл жизни. Этот роман обнаружива­ет у автора наличие мировоззрения как высшей формы постиже­ния миропорядка. Мировоззрения, не претерпевшего каких-то рез­ких переломов. В течение всего периода жизни.

В философии Достоевского есть, конечно, и спорное. Но судья этому — вечность, а не какое-то конкретное время. Только ей, при подведении окончательных итогов жизни человека, принадлежит право окончательного приговора.

Приступая к исследованию творчества, а на его основе и ми­ровоззрения Достоевского, я замечал, что у писателя, как худож­ника высшего класса, были свои особенности. Главная «из них (на нее-то я и хотел обратить внимание всем ходом своей ра­боты) — многокруговость. Почти каждое произведение Достоев­ского включает в себя три круга: событийное, временное, вечное. Каждый из этих кругов отражает проблемы текущие, социаль: ные, философские. Совокупность проблем, в трех кругах проя­вившихся, дает нам «сумму» Достоевского, его мировоззрение целостное, неделимое, в сути своей не менявшееся.

Рассмотрение всех трех кругов творчества убеждает меня в неправильности широко распространенной мысли о коренных из­менениях в мировоззрении Достоевского, расколовших его творчество на два периода. И если я в данной работе выделил пара­графы по периодам, то только лишь потому, что не хотел делать вывода до исследования. А кроме того, в заголовках параграфов выделены не два периода творчества, а три периода жизни пи­сателя. Что совсем не одно и то же.

Эволюция Достоевского происходила не от прогрессивности мировоззрении к реакционности в нем. Это просто была эволю­ция углубления в свое и чужое время. Эволюция от бытописа­тельства к философичности. Это как общая тенденция. Ибо фи­лософичен был уже «Двойник». Но период творчества был один: от первого и до последнего произведения. Отождествлять же пе­риоды жизни с периодами творчества можно лишь при вульгар­ном понимании связи сознания человека с его бытием, связи, от­рицающей всякую самостоятельность сознания.

Художник поднялся до проблем третьего круга. Это не исклю­чало двух, лежащих ниже. Три круга тесно взаимосвязаны. Ос­нова — чаще всего сюжетика. За нею видны временное и вечное. Например, оценка конкретных литературных явлений перераста­ет в проблему места печатного слова в обществе, а последняя — в проблемы эстетические. Конкретное судебное дело — основа. По кругу первому мы видим справедливость или несправедли­вость конкретного суда по конкретному делу. За этим видна проблема второго круга — судопроизводство как институт обще­ства, его достоинства и недостатки. Далее видна проблема тре­тьего круга — справедливость и несправедливость как юридиче­ские, а еще более как нравственные категории. Конкретный факт — самоубийство. По первому кругу — факт и больше ни­чего. По второму — социальность самоубийства. По третьему — смысл человеческого существования. Проблема денег. По пер­вому кругу — тот или иной герой стремится к ним, и только. По второму — социальная функция денег. По третьему — философ­ская проблема «быть и иметь». Факт широкости конкретного рус­ского человека и узости человека западного перерастает в со­циальное — русский и европейский пути общественного развития, далее в философское — сознательное и бессознательное в чело­веке.

Примеры можно было бы продолжить. Но не нужно. Ибо об этом говорилось во всей работе.

Подъем на более высокий круг означает наполнение старых проблем новым содержанием, появление новых проблем, повы­шение уровня обобщения. Круги связаны и в другом аспекте. Так, проблема целостной и разрушенной личности (третий круг) тесно взаимодействует с проблемой внешней свободы (второй круг).

Связующим звеном всех кругов является человек. В первом круге отражается не сущностное, внешнее в человеке, его быт. Второй круг представляет собой как бы отрицание первого. Че­ловек отрицается социальной общностью. От быта к социально­сти. Рассматриваются условия, оказывающие влияние на «чело­века. Третий круг — своего рода отрицание отрицания. Снова возврат к человеку. Но не к его внешнему, не к его быту, а к его внутреннему, к его сути, к смыслу его существования. Событий­ное отрицается временным, а оно, в свою очередь, вечным. Те­кущее отрицается социальным, социальное — философским. И в результате быт, повседневность смыкаются с вечностью, собы­тийное с философским, конкретика с абстрактикой.

От быта к философии через социальное. Спираль, а не круг? Но спираль прослеживается не всегда. А подгонять творчество Достоевского под категории Гегеля я не намерен. Поэтому не претендую на вывод о триаде Достоевского, а «говорю лишь о кругах.

Шел ли Достоевский в своем творчестве от быта к философии гили наоборот? На поверхности виден первый путь. Но часто ав­тор исходил из идеи, социальной или «философской. Так, Иван, рассказывая легенду о Великом инквизиторе, мало заботится о ее правдоподобии по первому кругу и на слова Алеши, что это есть фантазия, бред, отвечает: пусть так, инквизитору надо выс­казаться. Здесь автор идет от философии. И такой подход, как положительно подтверждают черновые материалы, в большин­стве произведений Достоевского. Иначе обстоит дело в критиче­ских статьях. Здесь автор идет от литературного факта, от конкретики и поднимается до социальных или философских обобще­ний. Совокупность того и другого вариантов — в «Дневнике пи­сателя».

Три взаимосвязанных круга. И каждый предполагает своего читателя. Ибо для восприятия проблем того или иного кру­га важен не только уровень восприятия мира писателя (тот уже свое дело сделал), но и уровень читателя. Что было заложено и есть ли чем это понять.

Каждый видит у Достоевского свое, в зависимости от способ­ности воспринимать разные степени абстракции. Отсюда и частые обвинения одних другими в непонимании Достоевского. Причина проста. Спорящие обладают разным уровнем восприятия мира, находятся в пределах разных кругов, не видят ничего, лежащего за пределами «своего» круга, считая его за предел. В этом при­чина многих наших бесплодных споров о Достоевском. Говорят на разных языках. Только четкое понимание трех кругов в тво­рящем и в воспринимающем творчество способно положить конец бесплодности споров. Все зависит от того, обладает ли читаю­щий Достоевского миросозерцанием, миропониманием или он имеет мировоззрение. Только с вершин мировоззрения можно постичь до глубин мир Достоевского.

Достоевский демократичен. Он пишет для любого человека. Порою, вводя разного рода исповеди, ослабляет проблематику третьего круга. Делается это для того, чтобы дать возможность воспринимать его произведения человеку, способному понять только сюжетику. И исповедь-то Ставрогина, как мне кажется, была написана для этого. Иначе одной категории читателей об­раз непонятен. Но писатель понимает, что это не главный путь для художника-мыслителя. И он вольно или невольно сам растит своего читателя.

Синтез трех кругов позволяет писателю подготовить читателя для восприятия проблем, ранее незамеченных. Достоевский не опускается до читателя, а пытается поднять его до своего уровня. Он тем самым формирует миропонимание или мировоззрение «взрослеющего» читателя. На такое способен лишь большой ху­дожник, мировоззрение которого я здесь попытался изложить.

Мировоззрение Достоевского в основном адекватно прояви­лось в его творчестве. И каких-либо больших расхождений меж­ду тем, что художник записывал для себя, и тем, что он публи­ковал, не было. «Быть» и «казаться» для него совпадали. Что тоже дано не очень многим.