Василий Абрамов - На ратных дорогах

• Название: На ратных дорогах
• Автор: Василий Абрамов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1962

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Эта книга с сайта «Военная литература», также известного как Милитера. militera.lib.ru

---

Максимов прочел приказ об упразднении чинов, орденов и о выборах на командные должности. Затем указал порядок выборов, предупредил о необходимости соблюдать выдержку, чтобы не допускать «нежелательных эксцессов».

— Перед лицом врага нельзя допускать ослабления боеспособности, — сказал он в заключение.

После совещания я зашел в полковой околоток. Врач внимательно осмотрел мои глаза, определил, что начинается весьма опасное заболевание и стал настаивать на немедленной отправке меня в тыл для серьезного лечения. Я все же добился отсрочки на неделю.

Созвав всех офицеров батальона, сообщил им содержание приказа командира дивизии. Ротным предложил каждому в определенное время построить личный состав, а сам пошел в свою, одиннадцатую. Солдат тоже ознакомил с приказом. А затем тут же, перед строем, вместе с младшими офицерами мы спороли с гимнастерок погоны и бросили в костер.

— Теперь, — сказал я солдатам, — мы не офицеры, и, обращаясь к нам, нужно говорить не «господин», а «товарищ». Сейчас я ухожу, а вы здесь посоветуйтесь и выберите себе командиров. Только выбирайте таких, которые могли бы руководить и в случае опасности не растерялись и не погубили людей…

Я начал обход других рот. Там тоже офицеры снимали погоны. После краткого напутственного слова роты приступили к выборам командного состава.

Чтобы не стеснять солдат, весь офицерский состав собрался в моей землянке. Скоро туда пришел председатель ротного комитета одиннадцатой и доложил, что рота выбрала своим командиром меня. Оставлены также на своих должностях Кичигин, фельдфебель и взводные.

Сообщение обрадовало меня. Возвратившись к строю, я поблагодарил солдат за оказанное доверие и обещал полностью оправдать его.

Остались прежние командиры и в 9-й, 10-й ротах. Только 12-я не избрала подпоручика Юдина, что меня, знавшего его прогрессивные взгляды, несколько удивило. Но дело оказалось в том, что Юдин почему-то все время держался обособленно от солдат и они чувствовали в нем «барина».

Вообще, на примере батальона мы убедились, что солдаты подошли к выборам серьезно. Особенно это проявилось на примере 10-й роты.

Незадолго до того поручик Шпаченко подал рапорт на группу солдат, нарушивших приказ. Виновные пошли под суд. Но сейчас рота признала, что Шпаченко действовал правильно, и утвердила его своим командиром.

Ночью поступила телефонограмма из штаба дивизии. Меня вызывали на заседание революционного комитета. Из полка пригласили еще командира 4-го батальона капитана Померанцева.

Мы вместе поехали в Ботошаны. В большой комнате собрались офицеры штаба и представители полков. Скоро пришел командир дивизии генерал-майор Семенов. Он пригласил всех к столу. Угощение было простое, но сытное.

После обеда нас провели в комнату совещаний. Там уже были Ф. Г. Виноградский, молодой прапорщик С. Малкин и несколько унтер-офицеров и солдат.

Сели за стол, и я подумал: «Какое необычное совещание! Генерал, капитан, прапорщики, поручики, полковой музыкант, унтер-офицеры и солдаты собрались за одним столом и будут решать судьбу дивизии». Мы с Померанцевым чувствовали себя скованными, унтер-офицеры и солдаты сидели словно по команде «смирно», да и генерал смотрел на всех с видом человека, спрашивающего себя: «Не сон это?» Только Виноградский и Малкин вели себя непринужденно.

После непродолжительной паузы Семенов спросил Виноградского:

— Начнем?

— Пожалуйста, — привстал тот.

— Господа, — сказал генерал. Вам известно уже, что согласно декрету нового правительства в армии отменяются чины, звания и ордена, а также проводятся выборы на командные должности. Это сложное и беспрецедентное мероприятие. Проводить его нужно немедленно, в условиях, когда мы находимся на чужой территории, перед лицом сильного и коварного врага. Прошу вас выбрать нового командира дивизии, чтобы он вместе с дивизионным комитетом провел демократизацию армии без особых осложнений.

Померанцев посмотрел на меня, и я понял его взгляд. Так вот, оказывается, зачем нас вызвали, нам предстоит выбрать командира дивизии.

Семенов сел. Виноградский обратился к нему:

— А если, господин генерал, дивизионный ревком попросит вас остаться нашим выборным командиром?

— Да, да, просим! — поддержал Померанцев.

— Благодарю за честь, — поклонился генерал, — но, к сожалению, я должен срочно уехать на лечение. Думаю, что мое присутствие здесь сейчас излишне. Честь имею. — И ушел.

— Что ж, — развел руками Виноградский, — ничего не поделаешь Ревком еще до совещания предложил генералу остаться, но тот не согласился. Теперь нам нужно избрать нового командира дивизии. Мы рассматривали этот вопрос и предлагаем кандидатуру прапорщика Малкина. Он только недавно окончил школу, и хотя еще не воевал, но зарекомендовал себя энергичным, смелым, идущим в ногу с революцией.

Выдвижение Малкина поразило меня. Мы еще мало его знали. Он только что прибыл в дивизию, и его сразу же кооптировали в дивизионный комитет.

Я посмотрел на Померанцева и по его виду заметил, что он тоже в смятении. И волноваться было отчего. До сих пор нам доказывали, что командовать дивизией может только генерал, окончивший академию генерального штаба. На худой конец, временно — полковник. А тут — прапорщик. Да еще новичок на фронте, не нюхавший пороха, не командовавший даже ротой. Глядя на безусое, в очках лицо Малкина, я подумал, что даже мой заместитель Кичигин имеет больше права рассчитывать на такой пост.

Только я было раскрыл рот, чтобы предложить кандидатуру полковника Максимова, как все унтер-офицеры единодушно поддержали Виноградского. Один из них, представитель Челябинского полка Петров, ныне пенсионер, встал и говорит:

— Прапорщика товарища Малкина я знаю давно. Будет из него хороший командир дивизии.

И Малкина выбрали.

Виноградский снова встал:

— Дивизионный ревком хорошо понимает, что у товарища Малкина мало боевого опыта. Поэтому предлагаем выбрать начальником штаба дивизии поручика Абрамова.

От неожиданности я вздрогнул. Что же это?.. Штабная наука представлялась мне недосягаемой… Мои мысли никогда не залетали выше должности командира батальона. Повинуясь внутреннему порыву, я твердо заявил:

— Есть возражение! Для предлагаемой должности у меня нет ни знаний, ни опыта. Кроме того, если я не выполню советов врача и не выеду завтра-послезавтра в госпиталь, мне угрожает слепота. Предлагаю избрать капитана Померанцева.

Кандидатура капитана прошла единогласно.

После этого мы обсудили вопрос о мерах, которые следовало принять для быстрейшей демократизации дивизии и для поддержания ее боеспособности. Каждый высказывал свое мнение, и его внимательно слушали. Особенно смело, с неожиданными предложениями выступил Малкин. Глядя на него, я просто удивился: пороху не нюхал, а какие здравые суждения!

На обратном пути в батальон я зашел в штаб полка и получил направление в госпиталь. Поскольку Кичигин уехал в отпуск, командование ротой передал прапорщику А. Пирогову. Жаль было оставлять подразделение «на распутье», но ничего не поделаешь — надо вылечить глаза.

На ближайшей станции меня приняли в санитарный поезд, и он отправился на восток, в Россию. Наш вагон был заполнен больными и ранеными офицерами. Они вели бесконечные разговоры о положении в стране. Некоторые в истерике кричали, что Россия погибла. Другие успокаивали их, утверждая, что большевики не продержатся дольше января 1918 года.

Я еще очень многого не понимал, в разговоры попутчиков почти не вступал. Но по всему было заметно, что в стране повеяло чем-то новым, радостным для народа. И представлялось мне, будто сейчас, в зимнюю декабрьскую стужу, над Россией взошло солнце, яркое и желанное…

В морозное утро наш санитарный поезд остановился у перрона харьковского вокзала. Сквозь закрытые окна и двери в вагон врывался гул толпы. По перрону пробегали озабоченные бородатые солдаты с вещевыми мешками за спиной.

В Харькове мы разгрузились и примерно через час очутились в большом сером здании госпиталя, расположенного на привокзальной площади.

Пребывание в госпитале в начале восемнадцатого года много дало мне для понимания происходящих событий. Харьков был тогда столицей молодой Украинской Советской Республики. Здесь формировались, сюда прибывали из Петрограда и Москвы революционные войска. Отсюда они направлялись к Ростову для борьбы с калединцами и на юго-запад, чтобы освободить Украину от буржуазных националистов. Каждый день жизни в Харькове приносил новое и очень важное. Все это хотелось получше осознать.

Повышенный интерес к событиям проявляли все молодые офицеры военного времени, вроде меня. Мы жадно наверстывали упущенное за вторую половину семнадцатого года.