Чингиз Гусейнов - Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина

• Название: Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина
• Автор: Чингиз Гусейнов
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Горе вам, пасите там, где пасет пастух дочери Абу Зуайба! Но их скот всё так же приходил по вечерам голодным и не давал ни капли молока, а мой возвращался сытым, с полным выменем, и мы одаривали молоком голодных и нищих. И не переставали узнавать новые благоволения богов к нам: мальчик рос как никакой другой, и начал самостоятельно есть, когда ему ещё не было двух лет, и я, отняв младенца от груди, вернула его матери. - ... Такая вот история про собственное младенчество. - Но не всё вспомнил! - Разве? - А обретший дар речи мул, на котором вы с кормилицей ехали? - Не мул, а ослица! - Неважно! Но животное вдруг промолвило, что ребёнок будет велик и прославится в мире. - А луна надолго однажды остановилась на небе, зачарованно глядя на светлый лик спящего младенца.

- Ну да: в три месяца стоял на ногах, в семь бегал, в восемь говорил, в девять свободно изъяснялся, а в десять метко стрелял из лука!

- И дерево иссохшее, как встал в жару под ним, покрылось густой листвой.

9. Татуировка

Следом за отцом Мухаммеда вскоре уйдёт и мать. Богам Каабы виднее! говорили курайши: на всё воля богов. Может, какой тайный знак, словно татуировка в исчерченном венами запястье словоохотливого Абдул-Мутталиба, прочитывается как мой раб? - Не в названии дело, а в памяти младенчества. Помнит ли деда, к кому перешёл жить после смерти матери, шесть лет ему тогда было? Абдул-Мутталиб надоумил сыновей, Хамзу и приёмного Мухаммеда, стать пастухами. Не было, кажется, в мире ни одного пророка, который не пас овец. Но не каждый, кто пас, - пророк! Зато каждый пастух - грешник!

Не зарежешь овцу - не поешь! Смутен облик деда, характер - тоже. Что был строг? Резок? Вспыльчив?

Но разве Абдул-Мутталиб - не араб, не курайш? В его устах частое, когда собиралась вся многолюдная семья: - Мы, хашимиты! И удивился, когда однажды услышал из уст внука, множество народу собралось во дворе Каабы:

- Мы, курайши! Что дальше - не помнит. Ему Абу-Талиб, брат отца, единоутробный и единокровный, став после деда третьим отцом, рассказал: "Так кто мы, - бесстрашно и дерзко спросил у деда, - хашимиты или курайши? - И, не дав тому опомниться, продолжил: - То ты говоришь, что мы хашимиты, а то - курайши". Абдул-Мутталиб вспыхнул: "Ах ты! - но, глянув на внука, отчего-то смягчился: - Мал ещё, - строго заметил, - задавать мне вопросы!" И впредь... Якобы после твоей дерзости он чаще вспоминал племя курайшей, нежели собственный свой род - хашимитов. Но зато хорошо запомнил другое: однажды, усталый был очень, набегался в жаркий день по мекканским улицам, особенно любил развилку дорог, откуда, где акация растёт, вид на гору Сафа открывается. Не акация, а тутовник. Тутовник по другую сторону, здесь - акация, поодаль - ююба, или лотус, тернистый кустарник, из его ветвей был свит венок пророка Исы! ... Прибежал в Каабу, прошел на теневую её сторону, будто впервые увидел коврик Абдул-Мутталиба. Краски излучали прохладу, особенно синие полосы на нем, как морская вода, а белые нити - как пена. Решил: сяду, будь что будет! Сел, понимая, что этого делать нельзя. Но заранее знал прибежал, чтобы сесть! Мама наказывала: сюда, где коврик, не приходи! "Ниспослан богами!.. Когда я была маленькая..."

- Как? - удивился.

- Ну да, девочкой когда была маленькой.

- И тебя!.. - Вдруг ужаснула мысль, что маму могли закопать! Тут же, перепрыгнув через мысль-ступеньку, испуганно произнёс - мать сначала не поняла, о чём я: - А как бы тогда я родился?

- Сказка спасла. Боги летящий ковер послали, не смогли закопать, улетела, обгоняя птиц. Дяди твои почтительно ждут, когда дед к ним выйдет, тогда вокруг коврика рассаживаются! - Он что же, священный? Обо всем здесь в Мекке говорится: священное! И фигуры богов, и улица, ведущая в храм, и Чёрный камень, и вода колодца Замзам. "Не подходи к колодцу близко!" - кричал дед. Страшно упасть в чёрную дыру, когда крышка колодца снята. Светится в глубине воды круг, а в нём - твоё отражение. Долго опускается пустое ведро, звонко о стены колодца ударяясь, гулко отзывается, коснувшись воды, ложится на бок, сразу наполняясь, став тяжёлым. И большие сильные руки тащат его осторожно, чтобы не расплескать - каждая капля дорога и священна. Коврик меня манил, и тут входят мои дяди. "Как посмел?" - Абу-Лахаб двинулся на меня, чтобы сбросить с ковра. Нет! Вцепился в ворс, как в гриву коня, не стащить! А взгляды! Помню, кто как смотрел из братьев отца, родных и сводных: с ужасом в глазах, недоумённо, с возмущением... Окрик деда спас: "Оставьте моего внука!" С точностью известно, что случилось это через восемь лет, два месяца и десять дней после похода Слона, когда дед поклялся, что тебе суждено великое будущее. Кто клянётся, не думая о будущем? Не счесть и ложных клятв. Как отличить истинную от ложной? Ложны, когда клянутся многими богами, опасно кого-то забыть. Но клятва деда тогда ложная: ведь поклялся богами Каабы! Не богами - Аллахом!

Не твоим: был другой, как известно, Аллах, идол, чьи дочери богини Узза, Лат и Манату были жёнами старшего его брата Хубала! Аллах един. Это - нынешняя вера! Твоя тоже!

И даже отец был назван Абдуллой, рабом Аллаха!

В знак почитания не идола, а Того, Кто Всевышен, - моего!

10. Гадательные стрелы

Благословенны Хубал и брат его Аллах! - из всегдашних молитв Абдул-Мутталиба при сборе семьи, прежде чем приступить к трапезе: мясо крупными кусками, в глубоких глиняных пиалах бараний навар, приправленный пряностями, гора риса в котлах. Но прежде - Хубал, властелин грома и дождя, главный бог в Каабе, самый большой из каменных изваяний, супруг трёх богинь: Лат, Уззы и Манату, они же дочери Аллаха (а джинны - его сыновья). Помещён внутри храма неподалеку от бесценного колодца Замзам - много воды. Вокруг - идолы поменьше, бесформенные для непосвящённого камни, да падёт кара на голову сомневающегося! И паломники приходят поклониться своим богам, будто жар они источают. Абдул-Мутталиб не уставал благодарить Хубала, что Мекке явлена Кааба, которой восторгался ещё Птолемей, макораба, или храм, говорил он. Им, хашимитам, доверено владеть ключами Каабы, множество и других обязанностей, выстроенных столбцом на свитке: судить, поминальные обряды, заключать браки, разводить; беречь священное знамя и определять знаменосца, который присягает, что в бою не выпустит из рук знамя;

дела казны, встречать и провожать караваны, чьи пути пролегают по пустыням, где ядовитые змеи, скорпионы, шакалы, встретишь и льва, лучшая пища для которого - дикий осёл;

летом караваны шли в Сирию, увозя шкуры, кожу, финики, зимой - в Южную Аравию и Йемен, страну пряностей, кофейных древ, благовоний и ладана, жемчуга, который вылавливается у берегов Персидского залива;

оберегать священный колодец Замзам, расчищенный в свое время Абдул-Мутталибом, чьими водами поддерживается жизнь паломников*.

______________ * На свитке автор - или переписчик? - искусно владеющий мастерством каллиграфии, соткал из букв нечто вроде кольчуги, а также изобразил рисунок из арабских букв, нарисованных симметрично или зеркально, - скачущую газель. В комментарии, приведённом тут же, поясняется: "При расчистке колодца Замзам были обнаружены кольчуга и золотая статуэтка газели".

Не все обязанности перечислены: ещё - хранение гадательных стрел! "Клянусь Аллахом, - воскликнул дед, - что..." Сказано о том, что он предрёк. Что будешь избран! Именно ты! Кто не считает себя избранным? Но каждый, кто сумел услышать Аллаха! Важен случай, хоть он часто не случаен: не здесь, так в другом месте. Случайность случая? Но есть свидетельствующие! Услышанное передаётся другому, это магическое: "Сказал я..." - и называю имя. А поведал тот, чей титул Правдивый, а тому - кто-то ещё из Истинных. И уже не отыщется тот, с кого первого пошла притча. Как искусно сочинённая быль? Но со слов очевидца, некоего, как говорится, знающего человека, обладающего к тому же хорошей памятью!.. А у каждого - своя память. И тайна тоже! И знаки требуют разгадки? А притча и есть знак! Но дна достичь не каждому дано. Это как царапина на груди. Шрама нет, но след остался: понятливый - да поймёт. А непонятливому что ни поведай - не уразумеет.

11. Весомость истины

История о том, как Мухаммед с молочным братом Хамзой пасли ягнят однажды за шатрами. ...Два человека, чьи имена сокрыты, лишь буквы, высвечивающиеся в темноте, Лям и Нун, вышли из-за уступа скалы, подошли к нам в белых одеждах. Таз несли золотой, полный снега. Впервые Мухаммед видел снег: белый-белый, смотреть больно, и золото блестящее тускнело пред снегом! И не заметил, как подошли к нему и, повалив, разрезали грудь. Ахнуть не успел, но и больно не было. Вынули сердце, и Мухаммед видел, как оно трепетало и билось в руке Ляма, рассекли его, извлекли оттуда нечто чёрное - чёрный сгусток крови - и отбросили прочь, чтобы поглотила земля! Потом обмыли сердце белым снегом, вложили в грудь и зашили.

(5) Сбоку римскими цифрами обозначен год: DLXXX, или 580*.

______________