Феликс Кандель - Врата исхода нашего (девять страниц истории)

• Название: Врата исхода нашего (девять страниц истории)
• Автор: Феликс Кандель
• Издательство: Effect Publications
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1980

---

— Ты видишь? Сразу покорил женское население…

Вечерами мне было грустно, и я не выходил к ним, когда они пели, сидели возле костра. Я лежал в палатке. Ида сидела до ночи и часто звала меня, говорила:

— Принц! Идем к нам, идем к костру…

Она звала меня Принцем…

Я не шел к ним. Мне не хотелось…

А Ида сидела вечерами на берегу реки, они пели песни, разговаривали, слушали «Голос Израиля». Москва-река, лес, луга, далеко за городом, где-то восемьдесят километров: мы ехали туда на «Ракете»…

Очень компанейская женщина. Все время меня вытаскивала из палатки:

— Принц, что ты там лежишь? Погляди, какой вечер!..

Было много детей там, у костра. Дети ее все знали, дети ее любили…

Ида — единственный человек, которого я уважаю, по-настоящему уважаю, потому что Ида… Ида — она бескорыстна. Она ради чего-то живет, ради какой-то цели. Мне всегда нравились такие люди, которые живут ради цели…

Днем мы ходили за продуктами. В соседнюю деревню.

В деревне ее окликали, говорили: «Девушка!» Она так молодо выглядела в те дни, настолько следила за собой — изящная женщина…

Ей говорили:

— Девушка, девушка, девушка…

Вполне серьезно говорили…»

Свидетель защиты:

«Я, Нижников Абрам Иосифович, с балкона моей квартиры заметил скопление народа у противоположного дома. Я вышел на улицу и увидел, что на балконе своей квартиры стояла Ида Нудель, которая прикрепляла небольшой плакат с еле читаемым издалека текстом: «КГБ, отдай мне визу!»

В соседних квартирах, на балконах и в окнах стояли люди в штатском и размахивали длинными предметами, стараясь попасть в безвинные плакаты, а с верхнего этажа один в штатском размахивал длинной веревкой, на конце которой был прикреплен тяжелый предмет. Я страшно испугался за жизнь моей соседки Иды Нудель, но кончилось тем, что разбили окно в кухне.

Все эти действия людей в штатском невольно вызвали скопление народа, и какие-то лица кричали: «Евреи бунтуют! Гитлера на них нет, Сталина на них нет!!» Все это происходило на глазах милиции, которая не предпринимала никаких мер к обузданию хулиганов. Перед моими глазами предстал 1918 год, еврейские погромы на Украине, когда безнаказанно в домах еврейских семей выбивали окна и призывали к убийству евреев…»

Свидетели обвинения:

«В квартире № 28 нашего дома проживает гражданка Нудель, которая своим поведением позорит звание советского гражданина. Вывешивает на балконе антисоветские флаги и лозунги, делает клеветнические выкрики в адрес советского строя. В результате этого в доме создаются ненормальные условия для жизни. Просим принять решительные меры и оградить нас от гражданки Нудель».

«Меня ее поведение очень возмутило. Я считаю, что она не только нарушала общественный порядок, но и опозорила, вернее, бросила тень на своих соседей, и поэтому она должна понести наказание. Ее нужно судить за подобные провокации».

«Я считаю, что Нудель нужно строго наказать, а если бы это было в моей власти, то я предложила бы самую строгую меру наказания, так как таких людей нечего жалеть, они позорят наш народ и государство».

«ПОСТАНОВЛЕНИЕ.

Народный судья Волгоградского районного суда г. Москвы, проверив материалы предварительного расследования и находя достаточно оснований для рассмотрения дела в судебном заседании…

ПОСТАНОВИЛ

предать суду Нудель Иду Яковлевну…»

«Помню, мы тогда опаздывали на самолет: я уезжал в Израиль.

И она взяла такси, и в такси мы поехали в аэропорт.

Я спрашивал:

— Чем я могу вам помочь?

Она говорила:

— Ты ничем не можешь помочь. Делается достаточно, но в моем случае это все не помогает. Единственно, чем можешь помочь: пиши мне…

Отправил я ей письма четыре, наверно. Недавно получил двести девять лир возмещения, за то, что мои письма к ней не доходили…

Потом оборвалось. Все. Конец.

Последним пришло от нее письмо к сестре. В Израиль.

«Ребятки, мои дорогие! Я уже сообщала, — если предыдущее письмо прошло, — что я полна решимости пробиться к вам. Получится или нет — это уже не моя вина, лично я сделаю все, что в моих силах. Ждите меня, я пробьюсь!

Целую вас. Ида…» * * *

…Я совершенно уверена, мой мальчик, что ты не вырастешь одуванчиком, который летит туда, куда ветер дует. Я верю, что ты будешь самостоятельной и самобытной личностью, а потому присматривайся к себе, анализируй свои поступки и мысли, и ты научишься понимать себя. А это крайне важно потом, когда ты станешь взрослым, вдруг оказаться в ладу с самим собой. Это важно, и приносит много радости, даже если ты в тяжелых условиях и одинок. А потом, через два года, мы поговорим с тобой о любви, о любви мужчины к женщине, о радостях и страданиях, которые приносит это чувство. Пока еще рано, и не все можно разбирать…

Очень боюсь, что этот разговор состоится на бумаге. Если мир не изменится, то едва ли эти изверги выпустят меня живой. Не потому, что я необыкновенная ценность, а потому, что суть их душевная такова. Но об этом не в цензурируемом письме. И об этом будет еще много книг и исследований, которые покажут глубину явления, участниками и свидетелями которого мы являемся.

Я не претендую на то, что рассказала тебе все, я сама мало думала о предмете — радость жизни, ибо через меня, через мое сердце проходит так много человеческого страдания, что трудно думать о другом. Но не этот предмет — тема моего письма к тебе, малыш…

Я призываю тебя искать и находить радостные и прекрасные стороны в человеческой жизни, не только в прекрасной природе, но и, главным образом, в окружающих людях, и стремиться быть другом таких людей, проходя мимо нытиков, попрошаек, хвастунов и эгоистов. Пусть они живут сами по себе, не становись их рабом и опекуном, это неоправданная трата времени.

Вообще, я так много передумала за эти годы, так много пропустила через свои руки и сердце людей, что теперь очень хорошо знаю природу человека, а потому еще раз тебе говорю: ищи умных и добрых, преданных и честных, их не так много, они разбросаны золотыми крупицами в серой массе потребителей, — но общение с ними приносит громадную радость, ищи ее и ты будешь счастлив необыкновенным счастьем, которое знают единицы.

Мой мальчик, я от души поздравляю тебя с возмужанием и желаю тебе вырасти честным, добрым и умным человеком.

Целую тебя

Ида.

Женщина, которую я люблю

«Мудрая, добрая, неустрашимая Ида, — здравствуйте!»

(письмо из тюрьмы).

Вот и мне довелось это увидеть.

Вот и мне, наконец.

Вот и мне…

Сколько раз приезжал я сюда, год за годом, провожая друзей своих! Сколько раз стоял я тут, задрав голову кверху, а они уходили за стеклянную перегородку, они улетали свободными, они пропадали навсегда!

Сколько раз это было, сколько несчитанных раз!

Я провожал многих, и возвращался назад, в свой отказ, и опять провожал, опять и опять, не зная, когда же придет, наконец, мой черед.

Я провожал многих, и это было тяжело.

Это было невыносимо — возвращаться назад, к ожиданию, к чемоданам, к полной безысходности завтрашнего дня.

Но насколько оказалось тяжелее, когда провожают тебя!

Насколько это невыносимее!

Вот и мне, наконец, довелось это увидеть.

Вот и мне…

Я стою наверху, на лестнице, и гляжу вниз, в последний раз, на друзей своих.

Стыдно глядеть им в глаза. Стыдно и больно.

Потому что я уезжаю, а они не могут уехать.

Я получаю свободу, а они остаются заключенными.

Заключенными, у которых нет срока заключения!

Одни ждут уже три года, другие — пять, третьи — восемь…

И завтрашний день — не их день.

И завтрашняя жизнь — еще не их жизнь.

Я уезжаю, а они остаются…

И дети — среди них.

И женщины — среди них.

И Ида Нудель…

«…здесь, действительно, зима, снег и холод, холод внешний и холод внутренний…

…в Москве гнусная атмосфера — допросы. Ищут слабого и потом набросятся, как шакалы…

…если с кем-то из здешних что-то случится, то главная задача ваша — не лить слезы и выдумывать ужасы, а спокойно и упорно, печатать, контактировать..

..жизнь — это борьба, и надо жить, борясь. Конечно, в борьбе летят ободранные куски мяса и кровь, но что делать?..

…я обдумываю одно дело: взвешиваю пока все за и против. Я проживу здесь еще пару лет и стану как мужчина, — все взвешивать, все оценивать, — провались они все пропадом, что они из меня делают, сволочи?!.»