Павел Огурцов - Конспект

• Название: Конспект
• Автор: Павел Огурцов
• Издательство: Права людини
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8919-86-2

«Конспект» – автобиографический роман, написанный архитектором Павлом Андреевичем Огурцовым (1913–1992). Основные события романа разворачиваются в Харькове 1920-х – 1941 гг. и Запорожье 1944 – 1945 гг. и подаются через призму восприятия человека с нелегкой судьбой, выходца из среды старой русской интеллигенции. Предлагая вниманию читателей весьма увлекательный сюжет (историю формирования личности на фоне эпохи), автор очень точно воссоздает общую атмосферу и умонастроения того сложного и тяжелого времени. В романе представлено много бытовых и исторических подробностей, которые, скорее всего, неизвестны подавляющему большинству наших современников. Эта книга наверняка вызовет интерес у тех, кому небезразлична история нашей страны и кто хотел бы больше знать о недавнем прошлом Харькова и Запорожья. Кроме того, произведение П.А. Огурцова обладает несомненными литературными достоинствами, в чем мы и предлагаем вам, дорогие читатели, убедиться.

---

— Там люди, и не поговоришь как следует.

— Так для начала засесть, а потом прогуляться и поговорить.

— Лучше уж поговорить, а потом засесть.

— Для начала, потом... Ни для начала, ни для потом нет денег. А у тебя?

— И у меня. — У меня немного денег нашлось бы, но теперь мне хотелось проводить редкое свободное время с Марийкой, а не в забегаловке.

— Ну, значит пустые разговоры. Так куда мы пойдем?

— Давай я тебя провожу, если не возражаешь.

— Какие могут быть возражения? Тогда пойдем по Артема — там меньше народу и как-то уютней.

Я рассказывал довольно подробно, пропуская лишь несущественные вещи. Толя спрашивал и изредка вставлял замечания.

— Вызвали опять в Гипроград?

— В гостиницу «Интернационал».

— Ишь ты, — резиденция! А как вызвали?

— По телефону. И первое, что я услышал — «Не повторяйте того, что я буду говорить». А я сделал вид, что плохо слышу и стал спрашивать «Чего не повторять»?

— Да ты что! Зачем ты их злишь?

— А почему и не позлить, когда это безопасно? Ведь плохо слышно. Рассказал как стучал, делая вид, что не заметил звонка.

— Не понимаю зачем ты делаешь такие вещи. Ничего, кроме неприятностей, не наживешь.

— Им же, наверное, годятся не любые люди, а обладающие определенными качествами. Ну, я и опровергаю свою характеристику, которую они получили от кого-то.

— Ну, предположим — опровергнешь. А что дальше?

— Отвалятся.

— Так просто отвалятся?

— А другого выхода у меня нет. Толя остановился.

— Петя, извини ради Бога — не подумал. Голова кругом идет. Пошли дальше. Продолжаю рассказывать.

— Значит съемку держат в резерве, для шантажа — я так понимаю.

— Я думаю, что чем больше уходит времени, тем меньше эта съемка становится пригодной для шантажа.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, но, по-моему, для них тут время не играет большой роли: всегда можно сказать, что раньше съемка никому не требовалась, и только теперь обнаружилось, что ее нет.

— Как бы не так! Тогда, кроме меня, надо будет привлечь к ответственности еще двоих: в нашем институте и в Гипрограде тех, кто отвечает за сохранность секретных материалов. Халатность, потеря бдительности...

— Да это их люди! Поди узнай — кого они привлекли к ответственности, а кого нет. Но, конечно, с течением времени шантажировать съемкой будет труднее. Да, и, вообще, какое они имели право доверить тебе относить секретную съемку!

Продолжаю рассказ, и мы уже подходим к дому, в котором живет Толя.

— Ну, Виту у меня сейчас застать трудно, а меня самого, пожалуй, еще трудней. Ладно, сыграем этот спектакль. Будем договариваться, когда ты ко мне придешь, а я побеспокоюсь, чтобы вы не встретились. Ну, раз ты уже дошел до моего дома — заходи.

— Открываем театральный сезон?

— Вот именно.

Когда мы раздевались, Толя заметил, что я без портфеля.

— А что в нем носить? Все, что надо, — в институте. Не носить же все это туда-сюда. А ты что в портфеле носишь?

— Завтрак. А ты что, — целый день ничего не ешь?

— Почему? И я беру с собой завтрак, только — в свертке. Вошли в темную комнату.

— Давно я тут был, года два назад, наверное.

— И не при таких неприятных обстоятельствах. Я вот о чем хочу тебя попросить. Я думаю — дело идет к тому, что эти твои новые друзья скоро станут нашими общими друзьями.

— А я так не думаю.

— Почему?

— Они знают, что вы с Новиковым — старые друзья, вместе ходили в школу, в профшколу и техникум — так сказал один из них, главный в этом деле. И они должны понимать, что тебя не заставишь давать порочащие его показания. И ты не относил съемку, им не к чему прицепиться.

— Ты так думаешь? Но все-таки на всякий случай, мало ли что... У тебя уже есть опыт в общении с ними. Так вот, — что они из себя представляют и как лучше с ними себя держать?

Их двое. Старший, — и по возрасту, а судя по всему — и по положению, — не дурак и, по всему, опытен в своем грязном деле. Судя по одной его фразе, а фраза была такая: «Вопросы есть? — как спрашивают на ваших лекциях», — я думаю: а не специализировался ли он на студентах? Наверное, и у них — специализация. Но все равно он не умней нас с тобой и делает промахи. Ты о них знаешь. Есть уже и другие. Если у них есть очень умные, то они, наверное, заняты более важными делами.

— А что за новые промахи?

— А то, что он поверил будто я о Новикове впервые узнал от него.

— Ты в этом уверен?

— Но не разрешил же он мне, чтобы ты познакомил меня с Новиковым.

— Да, это верно. Ну, а второй?

— Молодой красавчик да еще с завитыми волосами. Наверное, думает, что он неотразим. Производит впечатление физически очень сильного.

— А что? В определенном кругу и неотразим. Так что же он?

— Больше молчит, а когда говорит — подыгрывает старшему: «Не понимаешь, что он за фрукт? Звони». Это он направил мне свет в глаза.

— Что? Направил свет в глаза?

— А я тебе не говорил? В архиве, прежде чем начался разговор, он повернул настольную лампу так, что свет слепил глаза. Я отвернулся, он потребовал, чтобы я принял прежнюю позу, я сказал, что в таком положении ни о чем не буду разговаривать, а он в ответ: «Не будете говорить здесь — заговорите в другом месте». И это он сказал, что еще неизвестно, кому я отдал съемку Крюкова. Но это потом. Вообще, у меня такое впечатление, что его специализация — физические методы воздействия.

— Палач, значит.

— Значит, палач.

— Хорошая компания.

— А ты какую ожидал? Но бояться их не надо. Во всяком случае нельзя показать, что ты их боишься. Они рассчитывают на твой страх, для этого — их приемы и угрозы.

— Легко сказать — не бояться.

— Понимаешь, им надо, чтобы ты, ошарашенный, смотрел на них, как кролик в рот удава — тогда они из тебя будут веревки вить. А тебе чего бояться? Отвечая на вопросы, твердо стой на определенной позиции, и — ни с места. Надо только, чтобы твои слова невозможно было опровергнуть. Я твердо держусь позиции, что Новикова я никогда не видел и ничего о нем не слышал, и опровергнуть это они не смогут. Вот похожу, похожу к тебе без толку, они и отвалятся.

— Вроде бы логично. Тогда зачем тебе еще стараться опровергнуть свою характеристику?

— А я не считаю это таким уж рискованным, хотя, конечно, сердце немножко сжимается, когда откалываешь какой-нибудь такой номер. А делать это нужно, чтобы они махнули на тебя рукой: ну что с такого толку? И не пытались бы привлечь меня еще к какому-нибудь своему делу. А то понравлюсь им — и снова будут пытаться привлечь. Это, Толя, — профилактика.

— Да-а, тебе не позавидуешь. Хорошо, что меня ввел в курс дела, надеюсь — не застанут врасплох.

— Зато заранее напереживаешься.

— А что делать?

Во втором вагоне трамвая, — прицепе, — стоял на задней площадке и смотрел как убегают вечерние улицы. Толю учил, а сам? Растерялся, струсил и подписал эту гнусную бумагу, о которой даже вспомнить страшно. Вот теперь и выкручивайся. И выкручусь! Рассказывая Толе, я и себе лучше уяснил как это сделать. Ну, гады, посмотрим кто кого! — повторил я эту, уже не раз сказанную самому себе, фразу. Не хватит ли сидеть в обороне?

Теперь-то я понимаю, что не бодрое настроение это было, а агрессивное состояние, как у загнанного зверя, защищающего свою жизнь. Такое состояние сменялось волнением без видимого повода, а на смену ему опять приходила агрессивность еще более злобного характера, и порой меня охватывало, как возле Госпрома, сильное желание как-то расправиться с этими мерзавцами, и дело с концом!.. Трудно в таком состоянии работать. Понимал — недолго и диплом завалить, но до диплома ли, когда речь идет о жизни? Ну, завалю, ну и что? Велика ли беда? Огромное большинство живет без дипломов. А выживу — что помешает защитить через год? Но и томиться без дела невмоготу, и понемногу, понемногу я втянулся в работу, прорабатывая детали и постепенно вычерчивая начисто генеральный план этого окаянного Крюкова.

Марийка, как и другие, с утра до вечера работала над проектами, а когда усталость требовала хоть немного от них отвлечься, — проводила время с подругами. Она открыла мне их секрет: они называют свою компанию ТОВВ, что означает: тайное общество взаимного восхищения. И Марийка, и я считали: любишь — значит веришь. Мы не сомневались друг в друге и не докучали друг другу вопросами — где был, с кем была и тому подобными, и не потому, что считали нужным придерживаться такого взгляда, а потому, что действительно доверяли друг другу. Марийка, естественно, воспринимала мои посещения Мукомолова, — хотя мы и не говорили об этом, — как такую же, как у нее, потребность отвлечься от проектов, но эта моя молчаливая ложь еще больше отравляла мне жизнь.

17.