Николай Игнатьев - Походные письма 1877 года

• Название: Походные письма 1877 года
• Автор: Николай Игнатьев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

С утра государь послал к румынам князя Витгенштейна (Петра) с флигель-адъютантом Милорадовичем, чтобы следить за ходом дела, опасаясь, что прорыв произойдет в ту сторону, как слабейшую. Но Осман выдержал характер до конца. Он не хотел вести переговоры с румынами, признавать их за союзников и тем менее быть поставленным в необходимость им сдаться. До последней минуты он дрался и, наконец, удостоверился в невозможности сломить бронь русских грудей!

Милорадович первый прискакал с заявлением, что Плевна совершенно очищена, что румыны заняли укрепленный лагерь, перед ними находившийся, без боя и что входят теперь вместе с нашими войсками (корпус Криденера) в Плевно. Он проскакал по улицам, видел кланяющихся низко турок, улыбающихся болгарских женщин и девушек, показавшихся ему красивыми, зашёл помолиться в красивую церковь, оставшуюся без образов, взял там несколько валявшихся патронов остатков большого склада - и привез их вместе с турецкою галеткою (сухарь белый) царю для вещественного доказательства своего посещения. Государь, выслушав несвязный рассказ Милорадовича, не отличающегося ни блестящими умственными способностями, ни выправкой (tenue), спросил: "Да турки же где, наконец?" "Все выехали", - был ответ, вызвавший громкий хохот. Совестно было иностранцев, смотревших в такой исторический момент иронически на бестолкового и неталантливого флигель-адъютанта. Куда? Что? - Не могли добиться.

Через час приезжает Питер Витгенштейн и привозит более положительное известие: румыны заняли лагерь укрепленный вместе с Тамбовским полком. Турки, должно быть, сдаются, ибо Витгенштейн видел 3 дивизии пехоты, мирно стоящие с ружьями у ноги с 15-ю или 16-ю орудиями. Турецкий полковник, завидев его, подскакал к нему с непонятным для него приветствием, и они друг другу пожали руку. Огромный турецкий обоз, нагруженный припасами и мусульманскими семействами с пожитками, томился у выхода из Плевны к р. Виду, и люди оттуда махали белыми платками при проезде Витгенштейна. Выстрелы везде смолкли, и Витгенштейн проехал всю Плевну, в которую входили румынские войска и наш 9-й корпус. Интерес все увеличивался, и мы высмотрели все глаза, следя за каждым отдельным всадником. Наконец, летит на взмыленной турецкой лошаденке с казаком сзади полковник Моравский, посланный из Главной квартиры армии, и, весь запыхавшись, с расстегнутым сюртуком и обрызганном грязью лицом бросается к государю, сняв шапку. Ура! Осман со всею своею армией сдается безусловно, выговаривая лишь, чтобы имущество офицеров турецких им было оставлено (черта военных нравов - единственная забота главнокомандующего!). Он прислан от Ганецкого, командующего гренадерским корпусом. Осман храбро атаковал все утро гренадерскую дивизию, ранен в руку и, наконец, прекратил огонь, удостоверившись, что прорваться невозможно. Волынский и Литовский полки овладели с боя тремя турецкими редутами и взяли 3 тыс. пленных с пашою. Осман прислал своего адъютанта к Ганецкому сказать, что он болен и просит прислать генерала к нему. Ему было отвечено, что пусть пришлет вместо себя другого пашу. Наконец, сам Осман решился явиться к Ганецкому, который и предупредил его, что посылает представляемого полковника прямо к государю. Осман показался Моравскому пресмирненьким человеком. Вообще все турки, в особенности офицеры, были унылы и посматривали горько на наших. Действительно, даже нам тяжело смотреть на людей, исполнивших храбро и самоотверженно свой долг и поставленных в печальную необходимость сложить оружие. Тут царское лицо просияло. Государь снял фуражку и крикнул вместе с нами, крестясь, "ура!". Все друг друга поздравляли, как в светлый праздник. Казаки, конвой, ямщики, придворная прислуга - все заорало "ура!" Весело было посмотреть на радостную улыбку государя, приговаривавшего, когда мы подходили его поздравлять "quelle magnifique journ и ходившего взад да вперед по [валу] редута. Остановившись пред Д.А.Милютиным, государь сказал ему: "Мы тебе обязаны, что здесь теперь находимся. Я никогда не забуду, что когда хотели (Николай Николаевич, Непокойчицкий и Зотов) отступить после 31 августа, ты настаивал на оцеплении Османа и продолжении осады Плевны. Надень Георгия 2-й ст., который ты вполне заслужил, я тому свидетель". Милютин прослезился, стал говорить, что он недостоин, что ему совестно будет носить военный орден, и поцеловал у государя руку. Витгенштейн сделан генерал-адъютантом, а Моравского (первого вестника сдачи, хотя и не совсем достойного человека) и раненого под Горным Дубняком начальника конвоя линейных казаков Жукова [сделали] флигель-адъютантами. Казаку, скакавшему от Ганецкого - Георгиевский крест.

Под конец прискакал ординарец главнокомандующего улан Дерфельден и подтвердил сдачу Османа, сказав, что главнокомандующий и принц Карл в Плевне. Чтобы удостовериться, будет ли на редуте Николай Николаевич, государь спросил ординарца: "А где брат?". "В Москву отправился", - был наивный ответ человека, ошалевшего и воображавшего, что в такую минуту государь спрашивает о брате тоже ординарце, заболевшем и вернувшемся в Россию. Начало темнеть, и государь решился ехать обратно. По дороге он сам объявлял конвою о победе. Весь Порадим огласился криками "ура!", и пьяных в этот вечер было немало. Русский человек.

30 ноября

Вчера в Плевне получил я милейшее твое письмо, бесценный друг мой, несравненная жинка моя, от 20-го. Спасибо за деловые подробности. Моя телеграмма, отправленная в четверг, обрадовала вас известием, что плевненский эпизод войны закончен, и дала понять, что государь возвращается в Россию и, следовательно, переписка наша скоро закончится. Надеюсь увидеть скоро твои ясные очи и вас всех обнять. Хотел бы провести с вами праздники, то-то будет елка! Замечание твое касательно турецких раненых верно. К вам отправляются теперь до 25 тыс. пленных и в том числе 3 или 4 тыс. раненых.

Теперь дам тебе вкратце отчет о вчерашнем дне, предоставляя себе дополнить вскоре словесно. Государь хотел отслужить молебен благодарственный в самой Плевне в большой красивой и главной церкви болгарской. Но оказалось, что грязь по улицам непроходимая и войск для церковного парада свести трудно к этому месту. Главнокомандующий приготовил аналой на самой главной позиции турецкой между Гривицею и Плевною на восточной оконечности последней, на высоте, с которой расстилался превосходный вид на самую Плевну и на все окрестности. У подошвы этой высоты видно еще место близ телеграфа, где разбита была зеленая палатка, в которой и прожил Осман все время. Я взял с собою Базили (у него не было экипажа) и приехал на позицию заблаговременно вслед за главнокомандующим и его свитою. Когда государь с принцем Карлом Румынским приблизился к этому месту, великий князь со всем многочисленным штабом и офицерами, съехавшимися с разных позиций, пошел быстро к нему навстречу, махая шапками и крича "ура!" Государь вышел из коляски и также снял фуражку и кричал "ура!". Оба брата поцеловались, и государь надел на Николая Николаевича на пальто георгиевскую ленту. Тут же даны был Георгий 2-й ст. Непокойчицкому, Имеретинскому и ...Левицкому!

Духовенство стояло в облачении. Оба конвоя - государя и главнокомандующего - и несколько батальонов 5-й дивизии Вельяминова, а равно батальон Калужского полка (пехота не ела со вчерашнего утра, то есть с рассвета 28-го, когда пошла занимать турецкие позиции и преследовать Османа) стали вокруг. Государь объехал ряды. Солдатики - обтасканы, похудели и, видимо, заморились накануне, но смотрели весело, бодро и гордо. От души кричали "ура!" и благодарили государя, выражавшего каждому батальону признательность свою за молодецкую службу вместе с поздравлением с полною победою. Начался молебен. Все лица были исполнены благоговения. Солнце пронизало тучки и как будто пригрело нас и землю, радуясь торжеству креста и прекращению пролития крови на этом месте. Ксенофонт Яковлевич читал молитвы с особенным чувством, и голос его звучал сильнее обыкновенного. Нельзя передать словом чувств, мною овладевших, когда государь и все мы преклонили колена на турецких батареях, на изрытой нашими снарядами почве при провозглашении вечной памяти всем павшим до этой минуты на брани за веру, царя, отечество и единоверных нам братии.

По окончании молебна сели мы все на коней и отправились в Плевну. Везде кладбища и свежие могилы павших турок. Часть города около Раденицы пострадала от бомбардировки, но в остальных улицах едва заметны следы снарядов. Зато грязь, вонь и состояние мостовой поистине ужасны. С трудом пробрались мы до отведенного для главнокомандующего дома болгарского.

С бугра вид на Плевну прелестен. Вблизи - такое же разочарование, как и во всех почти восточных городах, не исключая Константинополя. По всему видно, что болгары тут зажиточны и есть дома очень большие и приличные. Следы грабежа так и бросаются в глаза. Болгары стали грабить турецкие лавки, но румыны всех перещеголяли и наделали такие безобразия, что великому князю Николаю Николаевичу пришлось (28-го) сломать свою любимую палку на румынском сержанте, не слушавшем никаких его увещаний. Беспорядок в городе еще полный, несмотря на назначение коменданта и полицеймейстера.