Брайан Бойд - Владимир Набоков: американские годы

• Название: Владимир Набоков: американские годы
• Автор: Брайан Бойд
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-89091-422-4

Биография Владимира Набокова, написанная Брайаном Бойдом, повсеместно признана самой полной и достоверной из всех существующих. Второй том охватывает период с 1940 по 1977-й — годы жизни в Америке и в Швейцарии, где и завершился жизненный путь писателя.

Перевод на русский язык осуществлялся в сотрудничестве с автором, по сравнению с англоязычным изданием в текст были внесены изменения и уточнения. В новое издание (2010) Биографии внесены уточнения и дополнения, которые отражают архивные находки и публикации, появившиеся за период после выхода в свет первого русского (2004) издания этой книги.

---

В Увалде на юге Техаса гроза превратила русло пересохшей реки возле мотеля в пышный цветистый луг — в «Аде» он станет «оцепененьем рожденных дождем пустынных цветов». Набоковы провели четыре дня в национальном парке Биг-Бенд, «великолепном полутропическом месте, новейшем (и дичайшем) из наших национальных парков», где их предупредили, что следует опасаться чересчур игривых горных львов и вездесущих гремучих змей. Молодой канадец, их новый знакомый, позаимствовал у них сачок и принес гремучую змею. Сам Набоков гордился пойманной «дивной, явно не описанной, зеленой хвостаткой, близкой к M. siva»75.

К середине мая они добрались до Флагстаффа, штат Аризона, и на следующий день отправились на двадцать пять километров южнее, в каньон Оук-Крик. Узкий каньон круто обрывается вниз с двухкилометровой высоты плато, поросшего пондерозами и пиниями; вдоль бегущего по склону ручья высятся клены, дубы, ясени и тополя. Внизу выступают из земли скалы — красные, округлые шероховатые наросты, словно толстые узловатые пальцы — страна Макса Эрнста, — и можжевельник вытесняет другие деревья. Еще ниже колючая груша и полынь — начинается пустыня. Набоков представил себе, что и фауна здесь должна быть подобна флоре — сочетание арктической и субтропической, — и решил остаться. Он позвонил Дмитрию из стеклянной телефонной будки, стоявшей среди этого безлюдья, и попросил срочно прислать ему окончание перевода «Приглашения на казнь»76. Этот телефонный звонок тоже нашел отражение в сцене «оцепененья пустынных цветов» из «Ады» («я позвонил к тебе в гостиницу из придорожной будки, чистый хрусталь которой еще сверкал слезами после страшной грозы»). Фантасмагорический успех «Лолиты» и набоковское восхищение его Америкой станут частью зачарованного мира Антитерры.

Долго не раздумывая, Набоковы решили остаться и снять один из так называемых «Лесных домов» — сдаваемых внаем маленьких коттеджей. На следующий день хозяин домика, Боб Китридж, принес им глянцевую брошюру: весенний каталог «Вайденфельда и Николсона» с рекламой «Лолиты» во всю страницу и — несколько более скромной — рекламой романа самого Китриджа. Супруги Китриджи, оба скульпторы, выстроили шесть или семь деревянных домиков с безупречным вкусом, на почтительном расстоянии друг от друга и от шоссе, зато близко к ручью. Ночью было прохладно, днем сияло солнце, и Набоковы с удовольствием прожили здесь два месяца77.

XIV

В мае «Лолита» поднялась с четвертого места в списке бестселлеров на третье — она оставалась в этом списке уже девять месяцев. В конце месяца роман вышел в Италии в издательстве «Мондадори». В начале июня Роберт Бойл, репортер из «Спортс иллюстрейтед», приехал посмотреть, как Набоков орудует сачком для бабочек. Заманив Бойла в Оук-Крик, «Лолита» запечатлела для нас Набокова-энтомолога за работой; эти кадры, редкостное сочетание спорта и науки, знания и игры, — пожалуй, самые интересные образы Набокова в повседневной жизни78.

В первое же утро, облаченный в брюки из грубой бумажной ткани, спортивную рубашку и свитер, Набоков в 8.30 вышел из домика проверить температуру воздуха и утреннее солнце. «9 часов», — объявил он — он постоянно переводил все часы в доме на полчаса вперед в надежде поторопить Веру и поскорей добраться до бабочек. Правда, он прекрасно знал, что бабочки появятся только через час, когда солнце поднимется над краем каньона и высушит росистую траву.

Он отвел Бойла в свой домик и открыл том «Бабочек Колорадо» на странице, где красовалась лесная нимфа Набокова — обнаруженная им в 1941 году в Гранд-Каньоне dorothea. «Я знаю, она встречается и здесь, но ее трудно найти. Ее надо искать в крапчатой тени в начале июня, но в конце лета появляется еще один выводок, так что вы приехали в самое подходящее время».

В 9.35 Набоков, как обычно, взял сачок и полотняную кепку и повел Бойла по тропе вдоль ручья. Ручкой сачка он указал на бабочку, припавшую к исподу листка. «Окраска, сбивающая с толку, — объяснил он, указывая на белые пятнышки на крыльях. — Прилетает птица и целую секунду недоумевает. Что это, два жука? Где голова? Где верх, где низ? За эту долю секунды бабочка улетела. Эта секунда спасает и особь, и весь вид». Кратко ликует, поймав прекрасную молодую Melitaea anicia, защемляет ей грудную клетку, укладывает ее в прозрачный конверт и в маленькую коробочку из-под пластыря; проходит полтора часа, прежде чем он радостно восклицает: «Ах! Какая интересная штука! А, черт, улетела. Белый мотылек, изображающий капустницу, которая принадлежит к совсем другому семейству. Уже лучше. Но все равно не слишком хорошо. Где моя лесная нимфа? Это душераздирающее занятие. Ужасное занятие».

Они вернулись к домику, где их встречала Вера, расправившаяся с дневной корреспонденцией. «Давай поторопимся, милая», — обхаживал ее Набоков. Снисходительно улыбаясь, она пошла к машине — машина не заводилась. «Машина нервничает», — предположил Набоков. Наконец Вере удалось завести машину, и они покатили. Чуть дальше к северу Набоков поймал несколько интересных образцов, но, увы, так и не нашел лесной нимфы.

Один раз он победоносно взмахнул сачком и полонил сразу двух бабочек… «Лигдамус голубой — самка, — сказал он. — А вторая, по удивительной случайности, — самец совсем другой голубянки, который летал с ней рядом. Это адюльтер. Или почти что адюльтер». Он позволил грешному самцу улететь безнаказанным.

В другой раз Набоков прянул в сторону и накрыл сачком сразу трех бабочек, одну углокрыльницу. «Какая у нее удивительная буква С на крапе. Будто щель в сухом листе, сквозь которую льется свет. Разве это не чудесно? Разве это не смешно?»

Пообедав в Седоне, они обследовали рощу, лежавшую к югу от городка, ничего не нашли и вернулись в Седону за покупками. Вошли в супермаркет, и, пока Вера выбирала мясные закуски, Набоков признался Бойлу: «Когда я был моложе, я съел в Вермонте несколько бабочек, чтобы выяснить, ядовиты ли они. Я не усмотрел никакого различия между бабочкой-монархом и вице-королем. Вкус у обеих был отвратительный, но отравиться я не отравился. Они напоминали миндаль с примесью зеленого сыра. Я ел их сырыми. Одну я держал в одной горячей ладошке, а другую — в другой. Будете завтра есть их со мной на завтрак?»

Назавтра Набоков собирался охотиться в окрестностях выморочного шахтерского городка Джерома, в часе езды от «Лесных домов». Утром он был «таким же бодрым и непоседливым, как и обычно. „Поехали, дорогая, — торопил он г-жу Набокову за завтраком. — Солнце чахнет. Без четверти десять“. Г-жа Набокова не спешила. „Он не знает, что все видят его насквозь“, — сказала она. В 10.10 Набокову наконец удалось заманить ее за руль. „Мы едем в Джером, — радостно сообщил он. — Я надеюсь повстречать лесную нимфу на горе Мингус“». Они остановились в Джероме на высоте 2150 метров, Набоковы взяли из багажника по сачку и пошли по обсаженному соснами проселку.

Мимо в диком танце порхнула желтая бабочка. Набоков взмахнул сачком и промахнулся. «Обычное дело, — сказал он. — Я еще только разминаюсь». К сожалению, 15-минутное обследование территории ничего не дало. Набоков повернулся к заросшему ирисом лугу. «Я не могу поверить, что здесь нет бабочек», — сказал он. Но их не было. «Я страшно разочарован, — проговорил Набоков, обшарив луг. — Rien, rien[139]».

Набоков вернулся к машине. «Как грустно. „И тут этот сильный человек уронил голову на руки и зарыдал как женщина“».

Они поехали в другое место — и вернулись в Джером ни с чем.

«Грустно, — сказал Набоков. — „Теперь его лицо превратилось в маску из слез“».

Пять минут спустя он заставил г-жу Набокову остановиться в каньоне Мескал. «Может, здесь нас ждет сюрприз», — предположил он. Увы, сюрприз нас не ждал. Набоков один пошел вверх по проселочной дороге. Г-жа Набокова одолжила свой сачок гостю. С радостным воплем гость поймал белокрылую красавицу. Держа в пригоршне, он показал ее Набокову, который небрежно отмахнулся. «Крылатое клише». <…> Когда машина повернула в сторону дома, Набоков развел руками и грустно вымолвил: «Что я могу сказать? Что тут можно сказать? Мне стыдно за бабочек. Я прошу прощения за бабочек».

Несколько дней спустя Набоков написал Бойду: «Я видел мою dorothea дважды и дважды упустил ее». Зато в последующие шесть недель Набоковы поймали немало великолепных бабочек и сумели оправиться от треволнений минувших лет79.

XV

Конечно же, жизнь состояла не только из пейзажей и бабочек. В начале июня Набоков начал редактировать выполненный Дмитрием перевод «Приглашения на казнь»80, добавил прочувствованное предисловие и в конце месяца послал роман в «Путнам». Похоже, что послесловие к «Лолите», написанное с целью сделать книгу более респектабельной, вдохновило Набокова на написание предисловий и послесловий к грядущим переводам всех его русскоязычных романов — дабы, не оскорбляя, просветить читателей, ничего не знающих о обстоятельствах жизни русского эмигранта, сочинившего эти книги. В этих предисловиях и послесловиях, писавшихся на протяжении последующих шестнадцати лет, можно обнаружить его самые живые автобиографические замечания и оценки. Набоков не любил обнажать тайные пружины ремесла, предоставляя читателю все увидеть и понять самому. При этом он любил приоткрыть некоторые секреты каждой из своих книг — а потом притвориться, что ничего такого не было. Он обожал дразнить читателя завуалированной разгадкой — Найдите, что Спрятал Автор.