Эдуард Володарский - Свой среди чужих, чужой среди своих

• Название: Свой среди чужих, чужой среди своих
• Автор: Эдуард Володарский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1979

Действие повести происходит в годы гражданской войны в Сибири. В одном из сибирских городов губернский комитет направляет в Москву золото и драгоценности. Враг, пробравшийся в губком под видом рабочего, сообщает об этом белогвардейскому подполью. Ценности попадают в руки белогвардейцев. Чекисты разоблачают врага и ликвидируют орудовавшую в тех местах банду.

Повесть написана на основе сценария известного кинофильма.

---

 

Солодовников осторожно спускал на веревке Лемке. Одной рукой Лемке держался за раму окна, в другой сжимал пистолет. Когда веревка была выпущена до конца, Солодовников размотал свою и также накинул одну петлю на трубу, а другую затянул на бедре и начал осторожно спускаться.

Подпоручик Беленький, готовый выбить штырь из замка и расцепить вагоны, ждал, когда покажется разрушенная водокачка. Вот наконец и полуразбитая башня...

Беленький выдернул предохранительную чеку и ударил ломиком по штырю. Вагон еще некоторое время шел вплотную за поездом, потом начал медленно отставать.

 

Ванюкин стоял у стрелки. Он нервно покусывал губу, вытирал рукавом мундира потное от волнения лицо.

Из-за поворота появился поезд. Он мчался, громыхая на стыках рельсов и с присвистом выбрасывая черные клубы дыма. Вот он все ближе, ближе... Вот пронесся мимо паровоз. Замелькали вагоны: один, другой, третий... Ванюкин увидел, что последний вагон, в известковых потеках, двигался за составом, приотстав метров на двадцать. Ванюкин дернул на себя ручку, и стрелка с клацаньем повернулась. Вагон пролетел мимо, но теперь он уже удалялся по другому пути, туда, где в полутора верстах обрывался над Березянкой взорванный, искореженный мост.

 

— Давай! — Турчин вытащил из-за пазухи револьвер. Лебедев осторожно вставил отмычку в замок и плавно повернул. Дверь медленно подалась.

А поезд уходил по другому пути. Вдруг машинист резко потянул на себя тормозной рычаг. Впереди, в предрассветной мгле, зловеще мерцал красный глаз семафора.

— Что за черт! — пробормотал он. — Никогда здесь не останавливались.

Поезд сбавил скорость, визжа тормозными колодками.

— Небось контра путь рванула, — ответил помощник машиниста, отложив лопату, которой он швырял в топку уголь, спросил: — Сходить, может, поглядеть?

— Сиди! — нахмурился машинист. — Не наше дело. Пути закрыты, стало быть, стоим.

 

Липягин дернулся, как от удара. Хоть окно было и забрызгано известкой, он отчетливо увидел человека, спускавшегося по веревке, вернее, его спину, и то на мгновение, Но мгновения этого было достаточно: Липягин выхватил наган и два раза выстрелил. Брызнули осколки, со звоном посыпались стекла. И тут же раздался выстрел из коридора — стреляли через закрытую дверь. С треском отскакивала щепа. Из купе для проводника выскочил всклокоченный Алексей с наганом. Он выстрелил два рана. Лебедев схватился за руку, чуть выше локтя. Турчин повернулся, выстрелил не целясь. Алексей медленно сполз по стенке вагона на пол.

А Лебедев, сжимая маузер здоровой рукой, продолжал стрелять в дверь купе, где сидели чекисты.

Лемке уперся ногой в оконную раму и раз за разом нажимал спусковой крючок револьвера.

Дмитриева и Лемеха убили сразу. Пуля ударила Грунько в голову.

Раненный в плечо Липягин поднял баул, рванулся в дверь. Он выстрелил из нагана в одного из стрелявших и кинулся бежать по проходу. Вслед загремело несколько выстрелов.

Турчин подбежал к лежащему в проходе Липягину и судорожно пытался расстегнуть цепочку баула. Руки плохо слушались, замок не поддавался. Тогда несколькими выстрелами из револьвера он перебил цепочку. Схватив баул, бросился в тамбур. Подпоручик Беленький расширившимися от страха глазами смотрел, как стремительно надвигаются на него искореженные фермы моста. Вот уже видна речная гладь, отсвечивающая черным, холодным блеском.

— Прыгай! — крикнул Турчин. — Прыга-а-ай!

Беленький оттолкнулся от подножки, ударившись о землю, покатился под откос. За ним — Лебедев и Турчин с баулом. Последним — Лемке. С силой оттолкнувшись ногами от стенки вагона, он полоснул ножом по веревке, за которую держался. Мертвый Солодовников раскачивался на веревке, повиснув головой вниз.

Через секунду вагон вылетел на мост. А еще через мгновение с глухим, тяжелым шумом поднялся внизу фонтан воды.

 

Поезд продолжал стоять перед красным семафором. Издалека смутно доносились выстрелы. Некоторые пассажиры на крыше проснулись, с тревогой смотрели в темноту.

— Дедка, опять стреляют? — спросил семилетний мальчишка.

— Война гражданская идет, спи, внучек, — ответил дед.

По шпалам к последнему вагону бежали четыре человека. Один из них отстал, то и дело спотыкался, одной рукой придерживая другую, висевшую вдоль тела, как плеть. Когда они поднялись по ступенькам и скрылись в дверях вагона, семафор, мигнув, погас и вновь вспыхнул зеленым светом. Паровоз пустил облако пара, прогудел и тронулся с места.

Турчин рывком открыл дверь первого купе.

— Чека! — коротко сообщил он. — Освободить купе! Немедленно!

Перепуганные пассажиры, мешая друг другу, собирали свои пожитки, выскакивали в коридор, торопясь прочь от ночных гостей.

Турчин захлопнул за ними дверь, рухнул на диван и платком вытер мокрое лицо.

— Все... — сказал он. — Недурно, господа.

— Солодовникова убили, досадно, — сказал подпоручик Беленький.

— На то она, голубчик, и война, — устало ответил Турчин.

— Теперь бы только часа два нас никто не трогал, — морщась от боли, сказал Лебедев.

— До Бирусовой доехать — и дело, считай, сделано! Нет, ей-богу, недурно сработали, а, ротмистр? Признаться, вы сумели показать твердую руку! Поздравляю!

— Представьте меня к Георгиевскому кресту, — насмешливо ответил Лемке. Он подошел к столику, с натугой приподнял баул, усмехнулся.

— С полмиллиона царских целковых! Золотом! — глядя на него, сказал Турчин. — Стоило рисковать, а, ротмистр?

Лемке не ответил. Он повалился на диван, не снимая сапог и куртки, закрыл глаза. Только сейчас он подумал о том, что не спал уже третью ночь. И, несмотря на это, не мог уснуть. Пятьсот тысяч золотом! Полмиллиона! Вот она, возможность прожить в нормальном обществе, среди нормальных людей! Без комиссаров, без большевиков! Без этой лапотной, растревоженной России, где быдло подняло головы и хочет стать господами! И не нужно будет прятаться на явочных квартирах и каждую секунду ожидать, что за тобой придут. А уж если придут, то кому-кому, а Лемке пощады не будет... А тут золото, вот оно! Полный баул! И до границы каких-нибудь сто пятьдесят — двести верст. В купе их четверо. А он, ротмистр Лемке, стреляет отлично. И к тому же они спят. Все, кроме Турчина.

Лемке приподнялся, вынул из-за пояса револьвер, достал из кармана горсть патронов и стал заряжать. Скосив взгляд, он заметил, как Турчин наблюдает за ним.

— Так, на всякий случай, — сказал Лемке и вновь повалился на диван.

— Да я ничего... — пробормотал Турчин. — Устал, как собака.

 

Уже совсем рассвело. Ванюкин спал на стуле, уронив голову на грудь, когда раздался резкий телефонный звонок. Ванюкин вскочил, спросонья чуть не опрокинул стул, схватил трубку.

— Минутку подождите, — как всегда, сказал он привычную фразу, помедлил, держа трубку на расстоянии, потом поднес к уху: — Слушаю.

— Ну? — раздался в трубке мужской голос.

— Все! — улыбнулся Ванюкин. — Чисто!

В трубке некоторое время молчали, потом очень сдержанно голос произнес:

— Поздравляю. Как больной?

— Нормально. В одном состоянии.

— Дальше как по плану. Выпускайте.

— Слушаюсь! — Ванюкин повесил трубку, посмотрел на часы и вышел из комнаты.

Он прошел через двор в подсобное помещение. Отпер ключом дверь и переступил порог маленькой, полутемной комнаты. Почти всю каморку занимало громоздкое кресло, стоявшее спинкой к двери, и потому человека, сидевшего в нем, не было видно. С подлокотников лишь безвольно свисали руки. Человек тихонько постанывал. На пыльной тумбочке, на клоке бумаги, лежали разорванный пакет, коробочки, разбитые ампулы и шприц.

 

Есаул Брылов, молодой, лет двадцати пяти, белокурый красавец, шел расслабленной, небрежной походкой, выбрасывая вперед ноги в начищенных хромовых сапогах и похлопывая нагайкой. Из-под накинутой на плечи щегольской венгерки снежно белела рубаха тонкого полотна, на обнаженной груди посверкивал золотой крест. За Брыловым пятнадцатилетний паренек в черкеске и казачьих шароварах вел под уздцы светло-гнедого поджарого жеребца. Шли они по железнодорожному полотну.

Есаул подставлял открытую грудь утреннему холодному ветерку и улыбался.

Солнце поднялось над холодной тайгой. Его длинные лучи заскользили по еловому перелеску, кустарнику.

Вдали показался поезд. Он сделал поворот и теперь быстро приближался.

Есаул продолжал идти, поглядывая на безоблачное, потеплевшее небо, на черно-зеленую тайгу, тянувшуюся по обе стороны насыпи. Мальчишка все так же вел за ним коня.

Расстояние между поездом и есаулом быстро сокращалось. Уже был слышен лязгающий перестук колес.

Машинист выглянул из окошка паровозной будки. Увидев людей и лошадь на железнодорожном полотне, он что-то сказал своему помощнику, наверное, выругался, но слов из-за грохота не было слышно, и потянул на себя; тормозной рычаг.